Бриллианты Вольштейна

— Да. И он, и Вольштейн лгали по-своему. Точно так же, как любили Алисию. И убили ее.

Я взял ее за руку, погладил по тыльной стороне ладони. Посмотрел на макушку. Чистые, ароматные волосы. Я прислушался к каплям дождя, барабанящим по окнам, вдохнул запах кофе.

— Эд? Я вот о чем подумала. Полиция проведет расследование, да?

— Черт, им ничего другого не остается. Три трупа в Авалоне, один — в «Раскине». Если они не займутся расследованием, их забросают камнями.

— Они могут выйти на тебя?

— Ни в коем разе. С Вольштейном они разберутся быстро. Самоубийство. Они даже не будут искать отпечатки пальцев. «Беретту» я оставил в его номере. Если проведут баллистическую экспертизу, то повесят на Вольштейна убийство Баннистера. Тем самым смогут закрыть сразу два уголовных дела.

Мэдди кивнула.

— А как насчет денег? Пять тысяч долларов, которые ты взял у Армина.

— Я оставлю их себе.

— Но…

— А что еще мне с ними делать? Наследников у него нет. Пять «штук» мне не помешают, Мэдди. Я имею на них полное право.

Она вновь задумалась.

— Наверное. А драгоценности?

— Их я оставить не могу. Полмиллиона — не пять тысяч. Я даже представить себе не могу, что делать с такими деньгами. Так или иначе, они превратят меня в своего раба.

— Так что же ты будешь с ними делать?

— Я уже все сделал. Положил ключи и письмо с подробными инструкциями в конверт и отправил в израильское посольство. Настоящие владельцы, конечно же, мертвы. Но они хотели бы, чтобы их драгоценности послужили на пользу Израиля. Полагаю, это наилучший вариант.

— Понимаю.

— По правде говоря, для меня это лучший способ избавиться от них. А что сделают с ними израильтяне — мне без разницы. Пусть обводняют пустыню Негев или покупают оружие, чтобы отстреливать босоногих арабов. Мне все равно, какому делу послужат теперь эти драгоценности. Главное для меня — избавиться от них.

Она не ответила. На смену разговору пришла длинная пауза, прервать которую мы могли только одним способом — сменив тему. Я смотрел на Мэдди и пытался понять, согласится ли она с теми решениями, которые я уже принял. А потом задался вопросом, а почему, собственно, меня должно волновать ее мнение. Я подумал, что, возможно, люблю ее (что бы это ни означало), подумал о двух других мужчинах, которые влюбились, подумал о том, что сделала с ними эта любовь, и что они сделали из-за любви.

Дождь все лил. К Мэдди я приехал на такси, оставив «шеви» в гараже, и я знал, как мы проведем этот вечер. После долгого обсуждения решим, что в такой дождь ловить такси — сущее мучение, а потому мне лучше провести ночь у Мэдди. Посидим, послушаем тихую музыку и в должное время заберемся в постель.

На этот раз молчание нарушил я.

— Прослушивание. Ты обещала рассказать, как оно прошло.

Мэдди хлопнула в ладоши, словно счастливый ребенок.

— Господи! Как я могла об этом забыть! Но твои новости потрясли меня, Эд. Я прочитала роль и понравилась ему.

— Ты получила контракт?

— Он хочет послушать меня еще раз. Во всяком случае, он так сказал. Но, пока я ждала тебя, позвонил Мори и заверил меня, что дело в шляпе. Каспар от меня в восторге и считает, что лучшей исполнительницы ему не найти. Так что второе прослушивание не более, чем формальность.

Я сказал ей, что это прекрасно.

— Не только прекрасно, но и удивительно, бесподобно, потрясающе. — Лицо ее стало серьезным. — Возможно, это тот шанс, о котором я мечтала, Эд. Каспар — превосходный режиссер и роль чудесная. Действительно, чудесная. И критикам наверняка понравится. Новые постановки Лорки вызывают у них щенячий восторг. Последняя была полтора года тому назад и продержалась очень короткое время. Я ее видела. Чистая самодеятельность. Состав ужасный, режиссура ниже всякой критики. Зато ворох хвалебных рецензий. — Она глубоко вдохнула, переводя дыхание. — Второго такого шанса может не быть.

— Когда начинаются репетиции?

— Мори точно не знает. Ничего определенного Каспар еще не сказал. Он никогда ничего не говорит до самого последнего момента. Но Мори знает, что репетировать он собирается вне Нью-Йорка. И премьера будет в каком-нибудь другом городе. Так уж у него заведено. Наверное, мы уедем в середине месяца и проведем лето в какой-нибудь дыре, а откроем сезон в Нью-Хэвене или Бостоне. Но это только догадки. — Она улыбнулась. — Ты будешь скучать по мне, Эд?

— Конечно. Особенно по ночам.

Потом мы поговорили о всяких пустяках, готовясь к неизбежному путешествию в спальню, куда нас обоих тянуло с все большей силой. А в голове у меня мелькали мысли о том, как она выглядела утром, как она будет выглядеть, приходя домой, сочетаются ли имя Мэдди и фамилия Лондон. Такие вот мелькали мысли. Глупые мысли. Юношеские. Через неделю или две она уедет из города на несколько месяцев. Уедет без оглядки. Да и я буду провожать ее без сожаления. Может, что-то и сладится у нас осенью, после ее возвращения. Может, и нет.

Чашки с кофе мы перенесли в гостиную. Она поставила на проигрыватель пластинку, мы устроились на диване, послушали тихую музыку. Она прижималась ко мне, теплая, нежная, домашняя.

— Очень уж здесь уютно, — изрек я.

— Тебе нравится?

— Более чем.

Мэдди сладко улыбнулась.

— Должно нравиться. В конце концов, ты здесь уже бывал.