Страница 83 из 138
— Можно, — снова согласилась Чикити, — разумеется, луч мощностью порядка тераватт, направленный например, на город, сработает, как оружие, но практически, такой луч используется, как источник энергии для фабрик на супер-баржах, циркулирующих во внутренней акватории Сквот-Ареал. Мирная добыча металлов из океанской воды, это неплохой вариант… Но, главная функция Ареала Сквот на сегодняшних день, это не поставка металла, и даже не обеспечение трафика… После формирования Солярной Ассоциации, трафику ничто не угрожает. Главная функция, это дети.
— Что? — удивилась Сигни.
— Дети, — повторила магистр, — орбитальные колонии типа «Блуми» с их раскруткой, создающей нормальный вес на периферии, отлично подходят для жизни взрослого человека, но младенцу, в силу комплекса причин, нужна планета, и поэтому, дамы обнаружив себя в интересном положении, соскакивают из Блуми в Ареал. Там они спокойно вынашивают, рожают и три года после рождения выгуливают киндера. Хотя, некоторые дамы уже через месяц после родов возвращаются на Блуми — это вовсе не проблема. В Ареале всегда есть, кому повозиться с киндером. Там очень любят детей. Наверное, таких счастливых малышей больше нет нигде на свете. И там рождаются и проводят первые три года не только малыши из Сквот-Блуми, но и со всех остальных орбитальных колоний этого типа. Когда эти малыши вырастают, то они, как правило, возвращаются на Блуми, и уносят с собой огромную любовь к Ареалу. Сейчас таких выросших малышей уже… Сами посчитайте, сколько поколений. Вот. История…
Магистр замолчала и улыбнулась каким-то своим мыслям.
— Чики, — окликнула ее Сигни, — а ты тоже имеешь отношение к этому детскому саду?
— Да. Потому-то я и живу на Занзибаре. До западных атоллов Сквот-Ареала всего 800 километров. Час пути на легком турбопланере, который я неплохо умею водить.
— Ух! — Сигни почесала себе лопатки, — и сколько малышей выросло у тебя на руках?
— Много, — лаконично ответила Чикити.
Снова пауза. Сигни опять почесала лопатки и улыбнулась, стараясь, чтобы магистр увидела эту улыбку в обзорном зеркальце. Чикити увидела, и по-свойски подмигнула. Флют сообразил: эти две женщины, несмотря на более, чем столетнюю разницу дат рождения, как-то внезапно успели подружиться… А потом он понял еще одну вещь.
— Алло, милые девушки, у нас проблема. Видеоконтроль. Илои-Чагос гостеприимная территория, но видео-камер там не меньше, чем в любом другом развитом регионе. А любой аналитический комп радостно сообщит хозяину: «Ха! Я нашел тех двух ребят, которые вчера попали в аварию между Чагос и Кокос! Они живы и добрались сюда».
— Блин! — буркнула Сигни, — Как не в тему…
— Детки, — укоризненно произнесла магистр, — не надо считать меня за полную дуру. Разумеется, я об этом подумала. Мы не будем высаживаться на самих атоллах Чагос, а навестим один небольшой кораблик, который сейчас вот здесь…
Она коснулась штурманского пульта левой рукой, сильно увеличила изображение юго-западного сегмента на экране бортового компьютера и показала на одну из пиктограмм, отмечающих мобильные объекты.
— Вот. Это мини-траулер «Моржовый Хрен». Там подходящая вертолетная площадка.
— Название алеутское, — заметил Флют.
— Почти так, — ответила Чикити, — Вообще-то владельца зовут Ркроро, и он сайберский неандерталец. Не так давно моя младшая студентка Орири, сайберская неандерталка, родила девчонок-двойняшек. У неандертальцев поговорка: «если девушка родила двух детей, то ей пора искать постоянного парня». Я решила ей помочь, и нашла Ркроро, он прямой потомок почти мифического Оксе Рауди из Кефлавика. Сам Ркроро родился на Камчатке, но его тянуло в тропики, и он сделал крилевую ферму на банке Колвокорес, северный Илои-Чагос. Я его нашла, и прилетела посмотреть. А у меня ни разу не было парня-неандертальца, и я использовала случай, чтобы… Ах, Ркроро-Ркроро-Ркроро! Я хотела бы рассказать об этом, но ни в одном человеческом языке нет слов, достаточно выразительных, чтобы… В общем, это интимное. Оставим… Так или иначе, я сказала Орири: хватайся за этого парня, не пожалеешь. Так она и сделала. Сейчас у них, кроме девчонок-близняшек, которые уже подросли, еще мальчишка, он очаровательный… Я таскала всех мелких к себе, чтобы показать им Африку. На Илои-Чагос разноплановая пестрая жизнь, дети могут увидеть там почти все, кроме настоящего континента.
— В общем, это твои надежные друзья, — заключила Сигни.
— Нет, детка. Мы с ними «джнлнгер», а это еще серьезнее, чем надежные друзья.
— Неандертальский диалект лингва-сканди, — добавил Флют, — только там бывают такие двойные трифтонги из согласных.
— Я знаю, — сказала Сигни, — я родом со Шпицбергена, ты помнишь? Там каждый пятый житель, это неандерталец. Джнлнгер. Названные близкие родичи. Чертовски серьезно.
«Моржовый хрен» представлял собой 20-метровый тримаран с палубой в форме почти правильного шестиугольника, центр которого занимала площадка, применявшаяся, по обстоятельством, или как посадочная для небольших винтокрылых аппаратов, или как игровая для микро-футбола. Едва гости приземлились, как были по неандертальскому обычаю, немножко потисканы сначала детьми (парой 5-летних девчонок-близняшек, и младшим 2-летним, но уже крепким мальчишкой), а потом взрослыми. Затем «циклоп» переместился в ангар, площадка снова стала игровой, и три киндера, под ненавязчивым присмотром робота-синсекта (похожего на пушистого скорпиона размером с овчарку) возобновили прерванную возню с огромным легким ярким мячиком. Пятеро взрослых устроились в уютном холле второго яруса надстройки-башни. Отодвинутая раздвижная стена-жалюзи, открывала вид на океан и парусники, дрейфующие у коралловой банки.
Ркроро разлил в основательные керамические кружки изумрудно-зеленый илоианский водорослевый эль и спросил.
— Чики, какая тебе и ребятам нужна помощь? Только не говори, что никакая.
— Вы с Орири уже нам помогаете, — заметила магистр, — отдых, стол…
— Разве это помощь? — Орири выразительно фыркнула и поставила на середину стола только что поджаренные колбаски из мяса гигантского криля, — Давай, Чики, говори.
— Так… — магистр Чикити сделала глоток из кружки, — Ого! Вкусный эль… Ркроро, не смотри так укоризненно. То, что я похвалила эль, не значит, что я сползаю с темы. Слушайте: силовая поддержка у нас есть. Вы знаете моего сына Трента, эрла Сквота. Никаких проблем. А вот мозгов нам чуть-чуть не хватает.
— Чики! — возмутился Ркроро, — Не держи нас за болванов! Одна твоя голова это круче дюжины суперкомпьютеров вместе с программистами.
— Возможно, ты прав, — произнесла она, — Но иногда даже дюжина суперкомпьютеров с программистами не способны сделать те важные выводы, к которым по неожиданным путям придут две свежие головы. Две умные рыжие головы, которые я вижу.
— Бжж… — сосредоточенно прогудела Орири, вытерла руки широкой и мягкой губкой-полотенцем, и уселась рядом со своим партнером, — Ну, Чики, про что нужен вывод?
Через 2 часа. Монголия. Гоби. Впадина Нэмэгэту. Город Ерол-Гуй.
Бакалавр Ойун (внутренний монолог). Я много за что люблю свой родной город. Во-первых, люди. Нигде в мире, кроме, как рассказывают, Центрального Конго, нет таких очаровательных раздолбаев, как у нас. Во-вторых, динозавры. Нигде в мире нет такого количества окаменелых скелетов этих удивительных и полезных существ. В-третьих, конечно, море Тетра. Нигде в мире нет такого огромного прямоугольного бассейна. 5 километров в длину и полтора в ширину. Правда, в глубину всего 6 метров, но зачем больше? Незачем. Море Тетра построили в конце прошлого века, как гидроаэродром, специально под сверхтяжелые атомоходы-бублики, по тысячи тонн груза. Ерол-Гуй построили, как авиагородок при аэродроме. А потом, когда появились экономичные сверхтяжелые скоростные гелиевые дирижабли, Ерол-Гуй стал технополисом, а его гидроаэродром — морем, наподобие аквапарка. Кстати, купаться можно круглый год, поскольку это еще и циркуляционный бассейн для субнуклидной ТЭС. Сейчас у нас реальная зима, ночью вообще было минус 40 Цельсия, как на Марсе. А я сижу себе у теплого моря, болтаю задними лапками в воде и думаю про тестудозавра.
Тестудозавр — это не от слова «тестикулы», как пошутила одна моя подружка (у нее все время в голове или жуткие многомерные сети для кибернетики, или крупногабаритные фаллосы. Она по этому признаку и клеит парней. По второму, конечно, а не по первому. Другая подружка, этническая сайберка, пошутила: тестудозавр — это от слов «тесто» и «студень». Так в русском языке называется, соответственно, полуфабрикат для пиццы и мясное желе, типа охлажденного китайского «си-ху». Так вот: ни фига подобного. Наш тестудозавр, откопанный неделю назад, называется от латинского «testudo», что значит «черепаха». Это потому, что его приняли за черепаху с трехметровым панцирем. Если конкретно, то откопали только кусок этого панциря. Остальное потерялось за четверть миллиарда лет (такой возраст дал палеомагнитный анализ). И один умник даже успел нарисовать реконструкцию и классифицировать, как ранее неизвестную земноводную разновидность гигантской морской черепахи — архелона. Но оказалось: ни фига это не динозавр, и не черепаха. Это охеренный жук. Точнее, не жук, а членистоногое, вроде силурийского ракоскорпиона, как-то выбравшегося из моря на сушу. По отдельности, размеры и вылезание на сушу вполне нормальны. Были ракоскорпионы под три метра длиной, но только в море, и были ракоскорпионы, вылезавшие на сушу, но мелкие, как современные береговые крабы. И это понятно. Членистоногое дышит диффузионным методом, через трахеи, доходящие до клеток тела. Для мелких существ это ОК, но при переходе через некоторый критический размер, на суше нужна активная вентиляция и кровяной пигмент, транспортирующий кислород. Гемоглобин, например.
Я ныряю, потому что, замерзла. Пар, обильно клубящийся над морем Тетра, наглядно показывает разницу между температурой воды, и температурой воздуха на некотором расстоянии от поверхности. Проплываю пару сотен метров туда, и пару сотен метров обратно, а потом возвращаюсь на мостик. Так вот. Критический размер. Современный сухопутный краб — пальмовый вор весит 4 кило. Палеозойская болотная многоножка — артроплевра, похожая на живую доску для серфинга, весила раза в два — три больше, и считалось, что это предел даже для амфибии. А тестудозавр (название уже объявлено ошибочным, но новое еще не придумали) должен был весить треть тонны. И ребята с палеонтологического факультета подтащили меня, как спеца по прикладной бионике. Объясни-ка нам, бакалавр Ойун: как древний крабожук попирал основы биофизики?
Вопрос не праздный. Если это понять, то можно радикально упростить схему дыхания синсектов, одновременно повысив надежность. Это тянет на магистра. Магистр Ойун! Звучит! Я окидываю себя взглядом. Ого, я возбудилась: даже соски на грудях торчком. Достойная особь мужского пола на соседнем мостике резко поворачивают зрительные сенсоры в мою сторону. Вероятно, задумался: что я выражаю такой физиологической реакцией? Если сказать ему, что я возбудилась на ископаемого крабожука, вымершего четверть миллиарда лет назад, он подумает, что я или издеваюсь, или извращенка… Звонит коммуникатор. Где он, блин?.. Беру куртку и встряхиваю… Оп! Поймала.