Жаба расправила крылья

 Симона Сид улыбнулась. Улыбка у нее была открытая, радостная, и немного детская, сразу располагающая к себе. И, кажется, это получалось само собой…

 - Спасибо, Гисли! Я сейчас начну бессовестно пользоваться твоим предложением!

 - Только чур, без извращений, - предупредил он. В зале захихикали.

 - Я постараюсь! – она кивнула, - Мой первый вопрос: в твоем сборнике саг «Паруса прадедов» многие увидели пропаганду авторитаризма, и даже диктатуры. Ты ожидал такой реакции, или для тебя это было неожиданностью?

 - Ну… - он пожал плечами, - В мире полно идиотов, поэтому я ожидаю какой угодно реакции. В позапрошлом году, когда у власти в Гренландии были евро-христианские  консерваторы, меня трижды привлекали к суду. Первый раз: из-за гомосексуалистов, потому что у меня в тексте было ругательство «пидорасы», а это гомофобия. И мне влепили штраф. Второй раз: из-за гомосексуалистов. Церковь требовали запрета гей-парада в Нууке. А я сказал по любительскому TV, что логичнее запретить церковь, которая заебала всю страну своим древнееврейским богом, а гей-парад нормальным людям не мешает. Мне влепили сразу два штрафа: за антисемитизм и за богохульство. Третий раз: из-за гомосексуалистов. У меня в одном рассказе есть гей-любовь двух подростков. Только они и выжили при аварии космического корабля. До Земли еще несколько лет полета, а у них пубертат… И мне влепили штраф за детское порно.   

 - …С тех пор Гисли убежденный гетеросексуал, - громко произнесла Скиппи.

 В зале снова заржали. Орквард фыркнул, как конь, и кивнул головой.

 - Да. И что здесь смешного? Большинство людей гетеросексуалы, это статистика… Симона, напомни, про что был вопрос?

 - Про авторитаризм.

 - А! Дьявол! Точно! Я не удивлен, что какой-то идиот увидел в «Парусах прадедов» пропаганду. На корабле капитан - автократ, диктатор. Обвинение, суд, штраф.

 - Вот каково хваленое буржуазное правосудие, - констатировала Симона, - Ну, а если серьезно: каких политических взглядов ты придерживаешься?

 - Черт его знает, - Орквард пожал плечами, - По мне, так любой политический строй хорош, если он поддерживает порядок, и не мешает нормальным людям жить, как им удобнее. А если политический строй сдирает с тебя адские налоги, а за порядком не следит, и на улицу страшно выходить одному и без оружия, то это хреновый строй.  

 - И все-таки, ты за или против частной собственности на средства производства?

 - Знаешь, Симона, это не ко мне, это к доку Кватро. Он тебе мигом объяснит, что нет никакой частной собственности в этом смысле, а есть фикция, миф, обманка.

 - Вводная лекция по математической политэкономии! - выкрикнул доктор Чинкл. 

 Симона Сид в притворном ужасе схватилась за голову и сделала вид, что намерена спрятаться под столик телеоператора.

 - Так то! – наставительно произнес Орквард, - Наука это тебе не пинта эля!

 - Что ты имеешь против моего эля? - поинтересовался дядя Жосе, слушавший эту перепалку из-за стойки, - У меня, между прочим, эль сварен по всей науке.

 - У тебя отличный эль, - ответил литератор, - Но эль это одно, а наука это другое.

 - Верно, - согласился владелец таверны, - Науку, саму по себе, в кружку не нальешь.

 - Гисли! – сказала Симона, - У меня тогда вот какой вопрос. Какой строй ты бы хотел видеть на другой планете, в колонии, созданной людьми, о которых ты пишешь?  

 - Тут я за прямую демократию, - ответил он, - Как у пиратов в «Острове сокровищ» у Стивенсона. Докажи людям, что ты лучший лидер, и за тебя проголосуют. А если ты облажался, то вот тебе черная метка, слезай с бочки и не мешай новым выборам.

 - А деньги при такой прямой демократии будут? – спросила она.

 Гисли отхлебнул эля из кружки и отрицательно повертел головой.

 - Деньги это вообще обман. Лучше между собой договориться и писать расписки. За единицу для пересчета можно взять мегаватт-час электричества. Или фунт сахара. Не важно. Любой товар, который все потребляют.

 - Это похоже на позднее первобытное общество, - заметила Симона, - В нем, в ходе производства и натурального товарного обмена, происходит расслоение, рождаются классы, и оно превращается в раннее рабовладельческое. Разве не так?

 - Нет, не так! – вмешался Чинкл, встал с места, и подошел к стойке, - Расслоения по имуществу мало. Нужны еще войны с соседями. Первыми рабами были не родичи, а пленные. У племен, которым негде было брать пленных, рабовладение не возникло. Кроме того, классическое рабовладение возможно только на примитивном аграрном уровне производства. В до-аграрных общинах раба просто некуда приспособить, а в общинах с продвинутым машинным производством раб нерентабелен. Там остается неклассическое, контрактное рабовладение, но при постиндастриале и оно исчезает. Элементарный марксизм, Симона. Формация определяется способом производства.

 - А к чему приводит расслоение в постиндустриальной общине? – спросила она.

 - К инфренции, - ответил математик, - Это очень простая штука: конкуренция стилей жизни, с их интерференцией, смешением, разделением, взаимопроникновением. Это жизненный цикл динамичных переменных ценностей и обычаев постиндастриала.

 Дядя Жосе наклонился к нему через стойку и негромко поинтересовался.

 - Покормить твоих обормотов?

 - Ага. И меня с женой тоже. Лично мне, кроме того, рюмочку самопального виски.

 - Так, - сказала Симона, - наука выпивает для храбрости, я задам вопрос фантастике. Гисли, а как ты объяснишь то, что первый и пока единственный внеземной поселок - Лингам - состоит из коммунистов, и организован по коммунистическим принципам?

 - А там не коммунизм, - ответил он, - Вернее, коммунизм, но не в том смысле, как у Ленина. У них на Лингаме, как выражаются этнографы, первобытный коммунизм.

 - Подожди, Гисли! Какой же он первобытный, если это форпост прогресса?

 - А вот такой же, какой действует внутри любой хорошей, сплоченной команды. 

 - Значит, - сказала Симона, - это не первобытный коммунизм, а командный.

 - Ну, пусть будет командный, если тебе так больше нравится.

 - Не мне так нравится, а так правильнее. И чем это не коммунизм по Ленину?

 - Знаешь, - сказал Орквард, - Это уже политэкономия, это к доку Кватро.

 Чинкл повернулся к дяде Жосе и негромко спросил.

 - Слушай, тебе не кажется, что этот парень все время на меня грузит?

 - Ну, - отозвался владелец таверны, наливая самогон в рюмку, - Писатели, они такие. Напишут, а мы потом расхлебываем. Вот, лет сто назад был такой писатель: Ницше. Написал до хрена, потом закрылся в сумасшедший дом, и показал всем fuck. Люди оглянуться не успели, а уже и Гитлер, и Сталин, и все такое. К нам сюда приперлись самураи со своим ебучим императором, потом на них налетели янки и забомбили их Японию своей атомной бомбой. А Ницше, как будто, не при чем. Он сначала сидел в своем сумасшедшем доме, а потом вообще умер, и ему не предъявишь. Во как…

 - Но, - возразил Чинкл, - Гисли прогрессивный, и не прячется в сумасшедшем доме.

 - Прогрессивный, - согласился дядя Жосе, передавая рюмку математику, - Но у него прогресс какой-то подозрительный. В начале там космос и наука, но потом приходит парень с пушкой, и дальше как всегда... У вас, у ученых, это называется: «Deja vu».

 - Я тебя очень уважаю, дядя Жосе, - сказал Чинкл, касаясь губами рюмки и пробуя первую капельку напитка, - Но ты упускаешь важную деталь. Одно дело – парень с пушкой, как живой инструмент. Забрали такого парня в солдаты, дали ему пушку, поставили над ним капрала. Дальше: «бегом - вперед - стреляй». И не тебе, сраному холопу, решать, куда «вперед», в кого «стреляй», и на хрен это нужно. А другое дело, когда парень записался волонтером конкретного движения и взял пушку, потому что понимает, зачем это лично ему, почему он готов рисковать своей жизнью, и по каким мотивам он хочет отнять имущество, власть и жизнь у определенной группы людей.