Анафема

Привычно сотворив молитву о спасении заблудшей души, он почувствовал, что ему совсем не хочется молиться за душу Соловейчика. Такое бывало. Редко, но…

Сначала — Устенко, хозяин «Зеленого луча», потом директорша, Инна Вольдемаровна.

Теперь вот лжепророк и мошенник в одном лице… Неужели, он следующий?

Сердце контроллера затопил ледяная волна. «Достоин ли я, Господи, нести эту тяжкую ношу? — едва ли не со страхом подумал Даниил. — По силам ли мне работать в Анафеме? Дай знак, Господи! На Тебя уповаю, дай мне силы встретиться со Злом и остаться человеком!»

Он тяжело вздохнул, крепко-крепко сжал кулаки. Минуту он был напряжен, как взведенная тетива. Даниил несколько раз повторил про себя «Богородицу», попытался расслабиться. Спокойствие снизошло на него, темная волна ненависти схлынула и исчезла. Теперь прочитать молитву о спасении души Амнониада оказалась намного проще. Инок смиренно наклонил голову, закрыл глаза и замер, прислушиваясь к себе.

— Святый Боже, Царь наш Небесный! Дай мне силы умерить свой гнев! Защити душу от тяжкого греха!

Даниил поднялся и повернул верньер на плоской белой панели, установленной на стене. Из динамиков под потолком зазвучали голоса.

— …вы мне говорили.

— Я… солгала. У меня не было ребенка. Я… — послушница Нового Храма умолкла.

— Мы слушаем, Анна, — мягко сказал протоиерей Адриан.

— Я… сделала аборт. А Святейший сказал, что этот грех я должна замолить… и…

— Замолить ложью?! Вы лгали перед Образом Господа!

— Светлана, успокойся. А вы, Анна, рассказывайте. Что от вас потребовал гражданин Соловейчик?

— Святейший… Вну… гражданин Соловейчик… Он сказал, что я должна спасти много душ, прежде чем Господь простит меня. И я должна была… помогать ему.

— Спасти? Как? Рассказывая лживую историю?

— Ложь во спасение… — прошептала девушка. — Так он…

Даниил медленно, как во сне, выкрутил верньер в другую сторону. Голоса умолкли. Внутри инока билось холодное пламя гнева. Он взял трубку внутреннего телефона, набрал номер. Чернышов откликнулся довольно быстро.

—Да?

— Артем, это я, Даниил. Позволь мне уйти с допроса… послушницы Анны.

— Что такое?

— Я бы хотел послушать, что расскажет… Соловейчик. Чернышов на мгновение задумался.

— Хорошо. Жду. Камера триста сорок.

— Благодарю тебя, Артем.

Старший контроллер неопределенно хмыкнул и повесил трубку.

Даниил бросил последний взгляд в допросную комнату. Анна плакала, размазывая слезы по лицу. Светлана достала платок и отдала ей. Отец Адриан наклонился к задержанной и что-то тихо говорил…

Инок спустился на два уровня ниже, на третий подземный этаж. Пришлось дважды предъявить удостоверение, один раз — даже специальный внутренний пропуск. У входа в камеру охрана из «опричников» снова остановила Даниила, проверила документы. На подобных строгостях настоял Чернышов, после того как одному из задержанных «меценатов» по делу «Зеленого луча» едва не удалось сбежать.

В камере Даниил сразу же увидел почти безмятежного Соловейчика. Если бы не «опричники», замершие за его спиной, можно было предположить, что бывшего патриарха Нового Храма пригласили сюда для дружеской беседы. На стуле напротив вольготно расположился Чернышов. Казалось старший контроллер изучает Соловейчика, как редкое и опасное насекомое. Савва стоял вплотную к задержанному и почти рычал:

— …да мы нашли у тебя целый арсенал!

— Хоть на одном из этих ножей и сабель есть мои отпечатки?

— Хочешь сказать, они не твои?

— Да я их никогда и в глаза-то не видел.

Чернышов мельком глянул в сторону двери и кивком указал Даниилу на стулья у стены. Даниил выбрал из них самый дальний от бывшего патриарха Нового Храма, сел и прислушался к разговору.

— Если вы никогда не видели, откуда тогда знаете, гражданин Соловейчик, что в арсенале были именно ножи и сабли? — спокойно сказал Чернышов.

— Да… ну… — запнулся лжепророк, — когда кто-то говорит о холодном оружии, то сразу как-то вспоминаются ножи и сабли. Или же это преступление — вспоминать чужие разговоры?

Артем хмыкнул и записал ответ в протокол.

— Ничего, думаешь, вывернулся? — усмехнулся Савва. — У тебя и наркоту нашли. Почти полтораста грамм «травы» и восемнадцать доз героина.

— А! Оставьте это для детей, — махнул рукой Соловейчик, — любой адвокат докажет, что я к этим пакетам не прикасался. И знать не знал о них. Да и вообще — вы их наверняка подбросили.

Он увидел, что Чернышов собирается что-то сказать, и поспешно добавил:

— Только не спрашивайте, откуда я знаю о пакетах. Наркотики всегда хранят в пакетах, это часто по телевизору показывают. Проведите экспертизу, сделайте анализ моих волос. Там нет ни крупицы, я никогда не прикасался к наркотикам.

Чернышов покрутил в руках ручку и хмыкнул:

— Вы так хорошо разбираетесь в доказательствах в делах о наркотиках. К чему бы это?

— Ну, как же. Как же… Я же не в небесных чертогах живу, где Отец Мой…

— Молчи!!! Не богохульствуй!

Крик хлестнул по комнате. Савва медленно выпрямился, Чернышов обернулся и даже «опричники» за спиной Внука Божьего вздрогнули и уставились на Даниила. Тот обнаружил, что стоит посреди камеры и дрожит от ярости.

Он ненадолго закрыл глаза.

«Господи, дай мне сил. Господи, молю тебя, наставь меня на пути тяжком».

Ярость мгновенно ушла, но сменилась холодным слепящим пламенем. Даниил двинулся к Амнониаду.

— Ты использовал имя Господа, чтобы обогащаться. Соловейчик отвел взгляд от него и сглотнул. Даниил шагнул еще ближе.

— Ты лгал людям, отнимал у них последнюю надежду.

Чернышов поднялся из-за стола и открыл рот, но ничего не произнес. Еще шаг.

— Ты виновен перед Господом и людьми.

Савва сделал движение, как будто хотел укрыть задержанного от взгляда Даниила. Один из «опричников» наоборот, отодвинулся в сторону. Видимо, вспомнил слухи, которые ходили по Анафеме в последние дни.

Даниил подошел почти к самому столу и вытянул руку в сторону Внука Божьего.

— Господь тебя накажет, не я.

Контроллер резко развернулся, отошел от стола и опустился на стул у стены. До конца допроса Даниил не отводил горящего взгляда от фальшивого патриарха.

«Прости Господи, заблудшую душу… Защити и сохрани от нечистого. Суд Твой справедлив, Господи…»

Допрос скоро закончился, никто не хотел его затягивать после слов Даниила. Конвой увел бывшего патриарха Нового Храма. Инок, не отвечая на вопросы напарников, коротко попрощался и быстро ушел, едва ли не выбежал из здания.

Дома он заставил себя прочесть вечернюю молитву. Потом по дюжине раз — «Отче наш» и «Тропарь», в наказание за небрежение. На еду даже смотреть не хотелось, и вечерять бывший инок не стал.

В сон Даниил провалился как в липкую трясину.

Через пять часов его разбудил звонок Саввы. Бывший десантник пребывал в растерянности. Да и было отчего — ночью, в пустой камере, умер Внук Божий. Его нашли на полу, синим от удушья, со скрюченными пальцами. Тело изломано предсмертной судорогой, да так, что не осталось ни одной целой кости. Анализ записей охранной системы показал, что в камеру к Амнониаду никто не входил. Спешно вызванный патологоанатом заключил, что у умершего по какой-то причине произошел сильнейший паралич мышц, в том числе и сердечных. Об одном умолчал врач — ему еще не приходилось слышать о том, чтобы паралич перемалывал кости и жилы в липкий студень.

Даниил выслушал Савву, помолчал и вдруг неожиданно произнес:

— …Утром же, когда Навал отрезвился, жена его рассказала ему об этом, и замерло в нем сердце его, и стал он, как камень…

— Да, — сказал Корняков. — Я уже нашел это место. Первая книга Царств. Правда, еще и в Третьей есть. Слушай. «После этого заболел сын этой женщины, хозяйки дома, и болезнь его была так сильна, что не осталось в нем дыхания». Не знаю, что больше подходит.

Инок вздрогнул и, не прощаясь, положил трубку. Одна мысль билась у него в голове как пойманный в капкан зверь. Ведь он сказал тогда Внуку Божьему: