Анафема

— Слава! Слава!

— Да воссияет Благодать на нашем пути! Пусть Он закроет мне уста, если я изреку то, что не будет Вечной Истиной!

Церемония шла свои чередом, суровая, аскетичная, но неизменно притягательная. Причащенные пожертвовали свою кровь, как однажды сделал это Он, Предвечный и Пребывающий Вовне и Навсегда. Легостаев простреливал взглядом зал, то и дело замечая затуманенный взор, чуть более плавные, чем нужно, движения, раскрасневшиеся лица…

Опиум начал действовать.

— Благодать снизошла!! Братья и сестры, воспрянем духом и плотью! Он принял, жертву, Он не закрыл мои уста! Вечная Истина с нами! Близится Царство Правды!

Обращенные счастливо смеялись, как дети, обнимались, что-то неразборчиво говорили друг другу. Легостаев и сам почувствовал действие наркотика. В голове зашумело, мысли то неслись вскачь, то лениво текли, как полноводная река. Он воздел руки, украдкой вдохнув нашатыря из припрятанного в рукаве специально на такой случай пузырька. Гадостно-свежая игла омерзительной вони вонзилась в ноздри, мысли прояснились, стало легче дышать, расселся туман перед глазами.

— Сегодня нас стало больше! Два человека, когда-то несчастных и одиноких, влились в нашу семью, стали братьями для всех! Обнимем же их и разделим с ними нашу Благодать!

Новообращенные плакали от умиления. Подготовлены они были на славу.

Закончив церемонию, Легостаев вернулся к себе. Возбужденные и посвежевшие, Обращенные разошлись по кельям для вечерней трапезы и молений. Благодать не скоро отпустит их — у Ахмета хороший порошок. Дорогой, но хороший. А сестрам сегодня предстоит особый вечер: каждая из них втайне верит, что раб Александр или раб Валерий выберет ее.

Наместник усмехнулся про себя. Раб Александр в свои шестьдесят два вряд ли чересчур темпераментен, а вот Валерий вполне способен ублажить истосковавшихся сестер со всем пылом юности. Неопытной юности…

Легостаев переоделся, сел за компьютер. Церемония церемонией, но о делах тоже нельзя забывать. Первым делом он проверил счета.

Неплохо. Поступили пожертвования от Фонда «Свободы совести», — эти ребята всем мало-мальски заметным сектам отстегивают понемножку. Черт его знает, из каких соображений, да и не важно. Дареному коню в зубы не смотрят.

Из банка «Авангард» пришел перевод — зарплата пятерых работающих Обращенных. Кое-какие счета требовали оплаты, в первую очередь коммунальные. Хотя такого ни разу и не случалось, Легостаев панически боялся оказаться однажды в темном и холодном доме вместе со всей своей полутысячей Обращенных. Неизвестно, что может взбрести им в головы.

Пиликнула трубка. Легостаев посмотрел определитель, поднес телефон к уху:

— Благодать тебе, раба Алина.

— А… да… это я, Единственный. Ка… как вы узнали?

— Ты сомневаешься в силе духа, которую Он дает самому верному своему слуге?

Только он, Наместник, был слугой Предвечного. Остальные именовались рабами.

Раба Алина испуганно залепетала:

— Простите, Единственный! Я… я не хотела. Простите, меня, простите!

Боже ты мой, как легко поддерживать в неискушенных прогрессом пенсионерках веру в свою нечеловеческую сущность! Раба Алина, ранее — Алина Захаровна, упаковщица фабрики «Красный Октябрь», приехала в Москву по лимиту, полжизни отпахала на родное предприятие за копеечную зарплату и получила-таки, в конце концов, вожделенную московскую квартиру. С трудом скопила на кое-какую мебель да маленький цветной телевизор. Ни о каких других достижениях цивилизации, вроде АОНа, она и слыхом не слыхивала.

— Что ты хотела сказать, раба Алина? Голос в трубке сделался заискивающим:

— Я… я нашла покупателя на квартиру. Сегодня звонил один мой знакомый…

Алина Захаровна, то и дело запинаясь, принялась объяснять. Что-то о своем давнем друге, сын которого работает в риэлторском агентстве. Якобы у парня есть хороший клиент, и он хочет провернуть все дело полюбовно, чтобы не переплачивать.

— …он звонил мне утром, сказал, что документы готовы и через несколько дней я уже смогу получить деньги. Я… старалась, Единственный.

— Что ж, твоим братьям и сестрам будет радостно это слышать, раба Алина. Мы сможем наконец подновить южную стену. А если будем экономными — остаток пойдет на постройку лесной Обители. Возможно, и тебе там найдется место. Благодать не оставит тебя, раба Алина, но и ты должна стараться во славу Его. И помни: Он не любит ленивых!

— Я все сделаю, Единственный, все! Спасибо! Да воссияет Благодать на твоем пути!

— Да воссияет. Помни мои слова, раба Алина.

Легостаев отключился, прервав горячие заверения собеседницы. Он улыбался. Конечно, он пожурил Алину Захаровну за медлительность, но не сильно — на самом деле он был доволен. Двухкомнатная квартира в Кузьминках — это тысяч пятьдесят, а то и все восемьдесят. Хватит и на ремонт, и на кое-какие закупки для строящейся Обители, а большая часть пойдет лично ему, Легостаеву. Пай за строящийся коттедж пора вносить, да и вообще…

Он удовлетворенно откинулся в кресле, провел рукой по волосам, подмигнул своему отражению в зеркале. А что? Еще молод, некрасив, но, как говорится, интересен, а теперь еще и не беден. Какая вертихвостка откажется? Да и среди Обращенных бывает иногда на что посмотреть. Редко, но бывает.

Сходить, что ли, в женские кельи, пока эти двое не нагрянули за свежатинкой?

Ладно, успеется. Дела прежде всего.

Легостаев открыл журнал, проверил записи о приводе новых братьев. На этой неделе пока всего двое. Маловато, конечно, но на бесптичье… Да и неделя еще не кончилась.

Первого привел раб Константин. Ну наконец-то и этот начал приносить пользу. Наместник отметил на полях поощрить его. Скажем, направить в женские кельи вне очереди. Или одарить Благодатью. Хотя нет — дорого. Пусть уж утешит какую-нибудь вдовушку типа той же рабы Инги.

А вот второго окрутила раба Люда, Людмила Аркадьевна. Ее, чуть ли не единственную, Наместник иногда называл по имени-отчеству, хотя среди Обращенных попадались женщины куда как постарше. Заслужила. Вот кого точно стоит одарить Благодатью: она за этот месяц уже третьего приводит. Молодчага! Бойкая тетя.

Напротив имен остальных пока стояли пропуски. Наместник нахмурился, бегло просмотрел записи за прошлые месяцы.

Да-а… Кое-кто не старается. Вот, например, эта молодуха, раба Евгения. Сколько раз можно говорить: Предвечный ждет от каждого Обращенного по новому брату или сестре в месяц! А у рабы Евгении — который раз ничего! Какой смысл от такого послушания!

«Он, Предвечный, Пребывающий Вовне и Навсегда — всеблаг и всепрощающ».

Легостаев хмыкнул: каких сил стоило придумать всю эту галиматью! «Пребывающий Вовне и Навсегда»… надо же было такое измыслить! Но верят же!

Предвечный любит своих детей, а вот Наместнику приходится быть жестким и иногда даже жестоким. В его власти— наказывать нерадивых. Скрепя сердце, конечно. Но смотреть сквозь пальцы на плохое поведение рабы Евгении он больше не намерен.

Наместник накинул балахон, повесил на грудь черную перевязь — знак Вечной Истины — и позвонил в колокольчик. Вошла раба Инга, замерла в низком поклоне. Ей не надо было говорить, что она счастлива выполнить любое приказание. Поза была красноречивее всяких слов.

— Приведи ко мне рабу Евгению. Пусть совершит омовение и помолится. Моими устами с ней будет говорить Вечная Истина.

Нет слов, в первый месяц новички исправно выполняют норму. И во второй. Бывает, что и в третий приводят новых братьев, пока не кончатся запасы знакомых, подруг и родственников. А потом приходится выходить на улицы, проповедовать, уговаривать. В принципе, так даже лучше. Ибо друзья и родные, если все же соглашаются прийти сюда, заранее настроены против Наместника, озлоблены. Ну как же! Вот, думают они, очередная секта закабалила их Танечку, Ирку, Алешика… Таких обратить очень сложно. Как ни красноречив Наместник, а удается не всегда.