Анафема

— Чего ж вы тут считаете, это какие деньги должны быть в детдоме, чтобы потребовался целый финдиректор? — фальшиво удивился Артем.

Устенко сделал вид, что не расслышал этой нотки в голосе контроллера. Он развел руками и сладко улыбнулся.

— Да, знаете, тас-скать, у нас много щедрых друзей. Меценатов. Да, меценатов. Они дают деньги нашему детдому. Вот и приходится… тас-скать, управлять хозяйством.

— Меценатов, говоришь? Будут тебе меценаты! — заорал Савва.

Корняков подскочил к Устенко, ухватил его за шкирку и шагнул в дверь, одной рукой тянул за собой ошеломленного финдиректора.

Наверху в вестибюле он швырнул коротышку в угол. Тот упал, задел головой ножку стола, за которой еще совсем недавно сидел сторож. Теперь он валялся рядом, связанный и с кляпом во рту. На эту роль прекрасно подошло фирменное кепи.

Устенко схватился руками за голову, зашипел от боли. Встретился взглядом с выпученными глазами растерявшего всю вальяжность охранника и зло выругался.

— Вам это с рук не сойдет!

Даниила почему-то нигде не было видно. Снизу поднимался Артем, подгоняя перед собой женщину, — как оказалось, номинального директора «Зеленого луча» Инну Вольдемаровну. На самой последней ступеньке лестницы он остановился, заметив какое-то шевеление наверху. Три девочки боязливо выглядывали из-за перил.

— Вы под нашей защитой! — громко повторил Артем положенную фразу. — Оставайтесь на своих местах!

Финдиректор сидел на полу, приложив к затылку платок, Отнял, поднес к глазам и, увидев кровь, повторил еще раз:

— Вам это с рук не сойдет! Никому, ясно? Корняков ощерился:

— Лучше подумай о себе!

— Что же вы, гражданин Устенко? — едва сдерживаемая ненависть послышалась в голосе Артема. — Зачем вы сирот-то?… Детей! — почти крикнул он.

Финансовый директор снова приложил платок к голове и усмехнулся.

— А что? Я им помогал на ноги встать, тас-скать… Чем плохо-то? А вы пришли, намусорили… — его взгляд скользнул в сторону слабо копошащегося рядом сторожа. — Теперь же что? Теперь к нам хорошие люди не пойдут?

— Ты чего, сволочь? Ты решил, что эта <…> будет продолжаться?! — выкрикнул прямо в лицо финдиректору Савва. — Да я тебя сам, своими руками сейчас порву!

Устенко едва заметно вздрогнул и отодвинулся от Корнякова. Но почти тут же на его лице возникла нагловатая усмешечка:

— Видели мы и не таких, и все как-то… Детям работа нужна, а хорошим людям… уважение. Вот детки им, тас-скать, уважение окажут — и все довольны. Небось, сами же к нам потом придете.

Савва побагровел. Его рука скользнула к наплечной кобуре. Артем перехватил ее и крепко сжал.

— Прекрати.

— Этот <…>ный козел!

Директор подпольного дома терпимости довольно наблюдал за контроллерами. Щерился, будто кот после сытного обеда.

Из левого коридора показался Даниил. Он шел, придерживаясь левой рукой за стену, в правой нес два ДВД-диска. Бледное лицо и заметно дрожащие руки выдавали смятение в душе, бывший инок явно пребывал не в себе. Увидев Корнякова и Чернышева, он направился к ним и протянул диски.

— Я… Там такое… Я зашел, а они там сидят и смотрят…А на экране… Дети… — деревянным голосом пробормотал он. Даниил вдруг резко побледнел и отошел к увитой зеленью дальней стене вестибюля. Его вырвало. Пару минут он стоял согнувшись и вздрагивал от рвотных позывов. Выпрямился, утер рот, отвернулся от товарищей и часто-часто задышал.

Савва выдернул носовой платок из пальцев Устенко, подошел к Даниилу:

— Вот, вытри руки, что ли…

Инок благодарно кивнул, но тут увидел кровоподтек на голове финдиректора и с омерзением отказался:

— Нет. Я лучше так…

Артем кинул взгляд на диски в руках, молча прочел надписи на коробочках и передал Савве. Тот повертел их и в упор посмотрел на Устенко:

— Света, значит. Десять лет. И Ирина, девять лет. Устенко сжался под взглядами контроллеров, но прошипел:

— Мой адвокат — один из лучших в России! Меня знают такие люди! — Сейчас он тебе не поможет, с-сука! Я тебя здесь убью, понял!! — У меня много знакомых среди больших людей! — заверещал финдиректор. — Лучше уходите, и я забуду те беспорядки, которые вы учинили в нашем детдоме!

Из того же коридора, откуда только что появился Даниил, выглянул солидный господин в дорогой, но сейчас несколько помятой рубашке и сбившемся набок галстуке.

— Ну! Где наши маленькие крошки?! Мы заждались! Я хочу вот эту и эту!! — он потряс над головой дисками. — Катя и Вероника. Эдик, мы ждем!

Нетвердой походкой он вывалился в вестибюль, увидел разгром и замолчал, ошеломленно оглядываясь.

— Устенко, кто это? — спросил Чернышов. Финдиректор поднялся навстречу гостю. На его губах заиграла подобострастная улыбочка.

— А это… Это меценат. Пришел пообщаться со своими любимицами. Так ведь?

«Меценат» угрюмо смотрел по сторонам, все еще ничего не понимая. Пришлось Устенко оправдываться самому.

— Михаил… пусть будет Михаил Викторович… — Эдуард Андреевич гнусно ухмыльнулся, — очень любит детей. Пока жена не смогла одарить его наследницей, он ходит к нам. Привыкает. Приносит девочкам подарки, новые платьица. И они его очень любят… Правда, Михаил Викторович?

— К-конечно, — немного пьяно согласился он. — Катенька меня очень любит. У нее такой ротик! Сказка, а не ротик!

Корняков зарычал. Артем едва успел остановить его — иначе без членовредительства бы не обошлось. Не подозревая, что он только что был на волосок от больницы, «Михаил Викторович» обвел контроллеров мутными глазами и спросил:

— А вы что, Эдикову крышу приехали проверять? Зря, ребятки. Выйдите во двор, там черный «Паджеро» стоит с моими волкодавами. Они вам живо все объяснят.

Он покачнулся, шире расставил ноги, чтобы не упасть.

— Ладно, с этим есть кому раз… разбираться. Эдик, скажи, а Вероника и вправду еще девочка? Так на диске написано.

— Конечно. Вы наш товар знаете — у нас все без обмана.

— Тогда давай и ее. Хочу порвать сам. А Катенька потом Веронику утешит…

— Для вас берегли. Сейчас вот только с гостями разберемся.

— Ну, я жду. Если чего — скажи, мои помогут. Но смотри — недолго. У м-меня что-то сегодня сил нет долго терпеть.

«Меценат» развернулся и медленно, зигзагами от стены к стене зашагал обратно по коридору.

— Видите? — спросил Устенко контроллеров. — Помешали человеку отдыхать от трудов праведных. А он, между прочим, важный государственный винтик, о нас с вами думает. И детей очень любит. Особенно девочек.

Последнее слово финдиректор выделил голосом и нагло подмигнул.

Наверное, никто и предположить не мог, что случится потом.

Кто-то горестно застонал. Голос, полный боли и страстного желания не видеть зла, на мгновение заставил всех замереть. Даже «Михаил Викторович» остановился и вроде бы даже немного протрезвел.

Артем обернулся на звук и с удивлением понял, что стонал Даниил. Инок в праведном гневе навис над хозяином детского дома, воздел вверх руки. На секунду Чернышов подумал, что он сейчас ударит маленького финдиректора.

Но нет.

У Даниила словно перегорели пробки. Инок три раза перекрестился, поднял голову вверх.

— Господи, Царь наш Небесный, Заступник и Утешитель, спаси и сохрани раба твоего Эдуарда, изгони бесов из души его, не дай черной силе возобладать…

Он творил неистовую молитву, призывая Господа наставить Устенко на путь истинный, спасти хотя бы его душу от поругания бесами.

— Не лиши своего раба Небесного Царствия, Христе Боже наш. Прошу Тя, Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, дай ему успокоение и наполни душу раскаянием. Пусть сгинет бесовское наваждение и предстанет он пред Тобою, Господи, чистым и непорочным!

Устенко глумливо усмехнулся:

— Вот-вот, вам теперь только Господу молиться и осталось…

Внезапно он замолчал — из горла вырывались только нечленораздельные хрипы. Финдиректор с силой потер рукой грудь, несколько раз судорожно дернул кадыком. Кашлянул.