Страница 105 из 117
Этих трудностей не произойдет, если перед началом поисковой инспекцией кого-нибудь послать (по почтовой трассе), чтобы сделать необходимые поиски, и будет лучше, если этому надёжному порученцу доверить карту №1».
Сразу же следовало оценить примерную ценность некогда укрытого гренадерами имущества, столь рьяно разыскиваемого полковником Яковлевым. Судя по тексту письма, изначально в фургоне перевозилось 50 000 наполеондоров в восьмибочонковой упаковке. Если здесь имелись в виду простые 20-франковые наполеондоры, то, следовательно, вблизи далёкой от Москвы Александрии (или другого какого места) был запрятан почти миллион франков. Вес одной монеты (т.е. золотого наполеондора) был равен 9,45 г, и общий вес золота в кассовом фургоне изначально составлял 472 кг. Примерно по 60 кг приходилось на каждый бочонок. Всего, как мы знаем, было спрятано семь бочонков. Следовательно, общий вес «захоронения гренадера» составлял что-то около 410 кг. Сразу становится понятным, почему на розыски данного клада были брошены столь крупные силы и задействованы столь именитые персоны. Ведь такая масса золота, согласитесь, однозначно подлежала тщательнейшему присмотру со стороны самых высокопоставленных лиц империи.
К плану, тому самому исходному французскому «брульону», прилагалось описание, в котором давались краткие разъяснение по поводу условных обозначений, щедро разбросанных автором по некоей местности. Написано оно было, естественно, на французском языке, скверным мелким почерком, который на и без того низкокачественной ксерокопии смотрелся просто ужасно. Однако делать было нечего, и, призвав на помощь электронную программу «Lingvo 9.0» мы взялись за перевод наиважнейшего текста со всей решимостью, на которую были способны.
Первая строчка под литерой «А» поначалу не дала мне сколько-нибудь значимой пищи для размышления. «Днепр имеет немного менее пяти футов воды глубиной летом». «При чём тут глубина реки? — лишь недоумённо думал я. — Они что там, купались, что ли? Это зимой то? В стужу до двадцати и ниже нуля! Тогда почему здесь пишется про лето? Нелепица какая-то и явная глупость».
Зато вторая фраза, обозначенная литерами «B.C.», искренне меня порадовала. «Большая дорога от Москвы до Борисова, какой она была в 1812 году». Моему ликованию после перевода данной фразы не было конца. Написать о какой-то дороге «Москва — Борисов» можно было только в одном-единственном случае. Только тот человек, который стремится попасть из Москвы именно в Борисов, а не куда-либо ещё, мог написать такое про крохотный белорусский городок, каким являлся Борисов в 1812 году. Данное открытие буквально вдохнуло в меня новые силы, и сразу подумалось о том, что полковник Яковлев с князем Кочубеем совершенно зря таскались в безвестные Цурики и копались там на некоей песчаной отмели. Французы, и об этом факте мне было известно доподлинно, находясь в районе Орши, стремились попасть только в Борисов, и никуда больше. Там были стратегически важные мосты через Березину, там они надеялись на помощь местного гарнизона для устройства краткосрочного отдыха и улучшения снабжения своих измотанных голодом войск. Наполеон были столь уверен в том, что данный город даст французской армии хоть небольшую передышку, что даже приказал сжечь все хранившиеся в Орше понтоны, предназначенные для переправы через водные преграды.
Отсюда сразу же следовал однозначный вывод о том, что кладоискательская история, присланная из Парижа, могла происходить только на отрезке пути от Орши до Борисова, и нигде больше. И естественно, что поисковый полигон, расположенный вблизи белорусской деревеньки Александрия, неизбежно и однозначно выдвигался на первый план. Оставалось только понять, почему Яковлев там так ничего и не нашёл, и, найдя такое объяснение, повторить попытку. Впрочем, продолжу.
Литеры «В.Д.» вновь открывали описание некоей дороги. Эта просёлочная дорога отходила от основной трассы в северо-западном (на самом деле просто западном) направлении, и по ней некие лихие (а может быть, и обременённые тяжким грузом) всадники могли двигаться в направлении некоего крупного населённого пункта. И, что мне показалось весьма важным, эта дорога могла быть удобной только для тех, кто ехал со стороны Могилёва, а не со стороны Орши. Свернув на дорогу «В.Д», эти облегчившиеся от груза всадники могли напрямую (не делая крюка через покинутую французами Оршу) выйти на местечко Коханово, ставшее на некоторое время пристанищем Бонапарта.
Следующие литеры «Е.Е.» на плане были привязаны к ручейку, витиевато пересекавшему и рощу, и дорогу. Описывающий данный ручеёк абзац был намного больше прочих, что наводило меня на мысль о том, что именно в нём рассказывается о том, где и как захоронили некие ценности. Предчувствие меня не обмануло. Вот что было дословно написано на одиннадцати строках сопроводительного текста.
«Е.Е. — маленькая речушка, пересекающая дорогу B.C. в трех местах, образуя два неодинаковых изгиба, наименьший — имеет размеры от тридцати до сорока туазов. На меньшем изгибе стоит отметка X, которая указывает на место захоронения (склад). Несколько деревянных частей от мельницы (брусьев или досок) использовались при разгрузке фургонов. Канава, которая предназначалась для бочонков, рылась недалеко, на расстоянии в несколько туазов, и параллельно большой дороге, так, как она шла в 1812 г. Глубина залегания была около 3-х футов, но она могла измениться со временем из-за тяжести объектов, и надо зондировать на большую глубину».
Скорее всего, составителем описания имелась в виду некая канава, либо вырытая кем-то ранее, либо просто промытая водой и отстоящая от почтового тракта не далее чем на 10-15 метров. По здравому рассуждению нетрудно было догадаться, что речь идёт о том, что вышеупомянутые бочонки, а возможно, и ещё какие-то ящики, элементарно закопали на глубину чуть больше метра, использовав для этого удачно найденную канавку то ли в качестве местного ориентира, то ли как некое естественное углубление в земле. Причём создавалось впечатление, что всё это действо происходило именно в центре рощи, вблизи лесной мельницы, а вовсе не у мельницы, поставленной на том же ручье, но на берегу Днепра, до которого, судя по плану, было не менее 3-х километров.
Затем человеку, читающему сопроводительное описание, давалось что-то вроде доброго напутственного совета. Мол, не надо рассматривать данную карту как точный план с идеальными пропорциями, а просто следовало мысленно связывать все определяемые объекты воедино, как в точной позиции относительно их нахождения на местности. Приняв этот добросердечный совет к сведению, я продолжил читать перевод.
Литера «F» указывала на озеро или проточный пруд, скорее всего, образованный мельничной плотиной. Но это была уже другая, т.е. вторая мельница, расположенная далеко от рощи и вблизи самого Днепра. При этом уточнялось, что от лесной мельницы до Днепра было примерно 2,5-3 версты, а до кабачка — не более версты.
О роще (литера «G») было сказано следующее: «Густой кустарник, растущий на песчаной почве».
Деревушка, отмеченная прописной литерой «а», была упомянута, как лежащая на дороге, отходящей под углом от тракта «B.C.». Обе мельницы помечались буквами «в» и «с». Причём для их описания было применено словосочетание «moulins avent», которое можно было перевести только как «ветряные мельницы»!
Под литерой «d» подразумевалась приходская церквушка, так же как и вторая мельница, вынесенная ближе к большой реке. А буковка «f» была присвоена кабачку, расположенному на большой дороге. Собственно, на этом описание местности и присутствующих на ней объектов заканчивалось, давая поисковикам любого ранга широкий простор для воображения.
Что ж, сопроводительное описание было составлено вполне логично, правдоподобно и достаточно подробно. Ведь представить себе, что тяжело гружённые фургоны тащатся от мощёной дороги по полному бездорожью к реке Днепр, было просто невозможно. При всём желании преодолеть целых четыре километра снега и грязи даже на свежих лошадях было немыслимо. Другое дело — закопать бочонки в роще прямо у почтового тракта. Никуда и ехать не надо, откатил бочки от дорожного полотна метров на десять, и зарывай их себе на здоровье. Ориентиров для закладки клада до востребования в данной точке было полно. Тут тебе и недалёкая мельница с плотиной (а не та ли это самая плотина, о которой впоследствии писал Кочубей?), и само извилистое русло речки, и корчма за вторым мостом, и относительно небольшое расстояние между мостами, а также некая очень кстати подвернувшаяся канава... То есть налицо имелся полный джентльменский набор памятных примет, а также естественных и рукотворных ориентиров, по которым каждый из тех, кто закапывал бочонки (и что там ещё могло быть зарыто), мог их впоследствии легко отыскать. И изъять... Да, да, господа, к сожалению, не без этого. В любом поисковом мероприятии нужно учитывать и такой поворот событий. Ведь с момента захоронения данных ценностей к 1840 году минуло уж 28 лет! За такой продолжительный срок чего только не могло случиться.