Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 105

Про таких людей народ пел:

…Я за то тебя, детинушка, пожалую.

Среди поля хоромами высокими,

Толь двумя столбами с перекладиной…

Герой книг Донцовой Иван Подушкин рассуждает о том, что в жизни советского человека было много «не». Вот его слова: «Я же был взращен в жестких ограничениях, моя юность состояла из одних частиц «не». Неприлично курить на улице, нельзя не работать, невозможно поехать за границу отдыхать, не достать любимых книг, хорошей одежды и качественных продуктов, неприлично быть богатым…»

«Дюма-мать» словами Подушкина так выражает свое отношение к современной действительности: «…Завидую ли я сегодняшней молодежи? Да, ужасно. У них намного больше возможностей, чем у нас, они более свободны, раскованны, способны смело сказать «нет» тем, кто пытается подмять их… Люди, перешагнувшие пенсионный рубеж и вспоминающие с глубокой тоской приснопамятные времена, старики и старухи, размахивающие флагами и транспарантами с надписями «Хотим в СССР», не понимают двух простых вещей. Они наивно полагают, что вместе с советским строем к ним вернется здоровье, вырастут потерянные зубы, закудрявятся волосы, нальются силой мышцы. Но этого никогда не случится, никакой коммунистический лидер не сумеет реставрировать молодость. И второе. Заставив всю страну жить на грани нищеты, дав людям грошовые оклады, отняв у них возможность ездить в другие страны, чтобы те не сравнивали свои условия жизни с чужими, усиленно вдалбливался в головы несчастных «совков» постулат: «Бедность лучше богатства, все, кто имеет деньги, — воры и негодяи», сами правители вели совсем иной образ жизни…

Что же касается лозунга: «Богатство — порочно», то я очень хорошо знаю, отчего коммунисты усиленно внедряли его в массы. Социалистические лидеры хорошо понимали: народ следует стричь под одну гребенку, иначе еще, не дай бог, думать начнут.

Когда человек беспрестанно размышляет о том, как бы прокормить семью, он не способен ни к какой другой умственной деятельности. Тот, кто сумел своим трудом, подчеркиваю, трудом, а не воровством, скопить капитал, достоин уважения…»

Читаешь такое, и диву даешься: вроде бы Донцова, почти подойдя к пенсионному возрасту, подготовив автобиографическую книгу «Записки безумной оптимистки», должна была бы так отражать прежнюю жизнь, чтобы читатели в названии ее новой книги не опускали бы последнее слово.

Ан нет, видимо, ее литературные «негры» не знали прежней жизни, либо безумная ненависть к советскому прошлому толкает «Дюма-мать» на издевательство над людьми, трудом которых нагло распорядились современные бандиты-демократы.

Людей, которые создали национальное богатство страны, которые 60 лет назад раздавили гидру германского фашизма, такие вот «Дюма-матери» представляют полными безумцами, от нечего делать «размахивающими флагами». Причем термин этот характерен как для Донцовой, так и для Марининой с Дашковой (интересно было бы узнать ее настоящую фамилию).

Еще одно «доброе» отношение к ветеранам продемонстрировала Донцова в эпизоде с Иваном Подушкиным, когда женщина, раздававшая талоны на дефицитные товары членам Союза писателей, обидела маменьку героя книги: «ветеранка, раздававшая членам кооператива талоны, в свое время дралась с фашистами на Курской дуге…» пала жертвой мстительной маменьки.

Рассказывает Иван Подушкин: его маменька где-то купила холодильник и цветной телевизор, якобы по полученным в домоуправлении талонам, затем произнесла речь перед «обделенными» талонами дамами, после чего те «стартовали в домоуправление рвать на тряпки несчастную старуху, уцелевшую в боях на Курской дуге и выжившую в сталинских лагерях. Бабушку я больше не видел, писательские вдовы — дамы решительные, это вам не жалкие эсэсовские дивизии, вооруженные всего лишь автоматами и пулеметами…»

Отметим, что этой «несчастной старухе» в описываемое время было примерно столько же лет, как и «молодке» Донцовой.

В то время, когда будущая «несчастная старуха» воевала с фашистами, мужья будущих «писательских вдов» благополучно отсиживались в тылу, дав повод сказать от их имени: «Я кровь мешками проливал, в Уфу в подштанниках бежал».

Да, пришедшие с войны 20—25-летние люди зачастую с трудом могли вписаться в мирную жизнь: не хватало подзабытых знаний, поэтому трудно было поступить в институит, хотелось создать семью, а потому и вынуждены были они работать, допустим, в домоуправлениях, улучшая жизнь «писательским вдовам».

Если в советское время пелось о ветеране:

…Мы тебе хороший дом построим,





И табличку прикрепим к столбу:

«Здесь живет семья российского героя,

Грудью защитившего страну…—

то постепенно люди демократической национальности стали систематически принижать роль своих спасителей, называя их выжившими из ума стариками и старухами, пользуясь их бесправием, чтобы творить всяческие безобразия.

Но, как показали события января месяца 2005 года, «еще есть порох в пороховницах» у ветеранов, еще могут они, в полном смысле слова, «постоять» за свои права, перекрывая транспортные магистрали и вызывая панику среди чиновников.

Прав герой Донцовой — детектив-дегенерат Иван Подушкин: в советское время в жизни общества существовало много «не».

Нельзя было распространять наркотики и приучать к ним детей, производить и распространять детскую порнографию, нельзя было воровать, нельзя было превращать бесплатные учебные заведения в кормушку для чиновников от науки, нельзя было разрушать экономику, культуру, науку, здравоохранение. Нельзя было нарушать конституционное право граждан на труд, отдых, обеспеченную старость. Нельзя было пьянствовать, прогуливать, распутничать, нельзя было представить себе, что не только на эстраде, но и в жизни «резко заголубело» (Жванецкий), нельзя было представить себе такого литературного маразма, что наиболее читаемыми авторами станут Донцова, Маринина, Дашкова, Устинова и прочая подобная компания.

Нельзя было выдавать государственную тайну, допускать под видом «инвесторов» на оборонные предприятия разного рода экономических и политических разведчиков, нельзя было красть национальные богатства страны.

Но после прихода к власти первого демократа, Хрущева, многое из прежнего «нельзя» стало «можно», а правящей верхушкой был взят курс на размывание социализма и государственности, той основы, которая была заложена И.В.Сталиным.

А попробуй при И.В.Сталине какой-нибудь министр или глава города организовать через своих родственников коммерческие структуры, подрывающие экономику страны, этот человек сразу же стал бы <окертвой необоснованных репрессий», как теперь выражаются демократические казнокрады. И как пел еще Высоцкий:

…Было время — и цены снижали,

И текли куда надо каналы,

И в конце куда надо впадали.

Среди целого рада «не» в советское время нельзя было украсть государственную гражданскую авиацию, электросети и электроэнергетику, нефть, газ, драгоценные камни, заводы, газеты, пароходы, нельзя было разрушить обороноспособность страны, нельзя было допустить разгул терроризма в стране, нельзя было разрушить все политические послевоенные соглашения, нельзя было подрывать единство страны, безвозмездно раздавать ее территорию, нельзя было проводить проамериканскую внешнюю политику предательства национальных интересов страны.

Нельзя было себе даже представить, что в обмен на заключение мирного договора с побежденной страной можно отдать часть территории страны — победительницы. Нельзя было допустить неуверенность в завтрашнем дне, отсутствие всяких прав у работающего человека, полную незащищенность пенсионеров.

Да, в советское время не было установившихся при демократии традиций, когда престарелые бабушки российской эстрады, театра и кино брали на содержание юных альфонсов, лет на тридцать-сорок младше их; нельзя было объявить себя заслуженным петухом России и хвастать своими «нетрадиционными».

Нельзя было открыто, в широких масштабах, заниматься и развивать проституцию. Зато теперь, в период полной свободы от законов, в период полной «раскованности», рассказывают, что одну валютную проститутку спросили: «У вас два высших образования, в совершенстве владеете тремя иностранными языками, как же вы стали валютной проституткой?» Ответ был простой: «Наверное, мне просто повезло».