Страница 13 из 26
Даже если не принимать во внимание интерес этих стран в распространении своего влияния на территории России, сам процесс обучения не давал возможности готовить квалифицированные кадры. Срок обучения в 4–5 лет был непозволительно коротким. Минимум 3 года необходимо для овладения арабским языком и его письменностью. Оставшиеся год-два не позволяли получить системного образования, а в реальности зачастую дело обстояло ещё хуже — новоявленные адепты учения в ускоренном порядке изучали арабский язык и письменность в бытовом разговорном объёме, и оставшееся время проводили в зубрежке и механическом запоминании текстов без особого вникания в их смысл. Говорить об осмысленном понимании сложных философских и этических норм, накопленных исламом в течение полутора тысяч лет, в таких условиях не приходится.
В итоге в Россию стали возвращаться догматики, обладающие определенной и ограниченной суммой знаний, но лишенные возможности их адаптировать и применять в российских условиях. Кроме того, большая часть образовательных учреждений, куда прибывали российские студенты, давала образование в области наиболее фундаментального толкования священных текстов. Такое образование шло вразрез с устойчивыми традициями, принятыми как на Северном Кавказе, так и в Поволжье. Не нужно забывать, что ханбализм отвечает условиям и реалиям наиболее архаично устроенного общества с преобладанием родо-племенных отношений. Даже условия Северного Кавказа, в котором эти отношения еще не прошли стадию своего разложения, были гораздо сложнее аравийских. Что уж говорить о урбанизированном Поволжье и Центральной России.
Объективно складывался конфликт между сутью излагаемых новоявленными имамами воззрений и реальной жизнью. Это стало предпосылкой для интереса ваххабитов в социальной деградации российского исламского общества. В этом ваххабиты оказались полностью солидарны с неолибералами-западниками, чей интерес также заключается в архаизации российского общества, его фрагментации и раздробления на непримиримые враждующие страты и общественные группы.
Положение могли бы исправить дополнительные богословские курсы, организованные непосредственно в России, которые проводили бы дообучение и адаптацию молодых выпускников иностранных исламских вузов. К сожалению, к моменту возвращения первых обученных имамов-неофитов разрушительные процессы в системе управления исламским сообществом набрали максимальный размах. Муфтияты делили общины, территории, деньги, благосклонность чиновников и иностранных спонсоров. Создающиеся на территории России учебные заведения отдавались на откуп приезжим арабам, которые и финансировали эти программы и мероприятия. Именно так и вышло в медресе «Йолдыз» в Набережных Челнах, из которой вышел известный по взрывам в Москве террорист Денис Сайтаков.
Руководство медресе «Йолдыз» еще в сентябре 1993 года заключило договор о сотрудничестве с саудовской благотворительной организацией «Тайба» и фактически передало ей весь образовательный и воспитательный процесс. «Тайба» же была обычной вербовочной структурой, немедленно приступившей к своей основной деятельности — вербовке и мотивированию будущих террористов. Такую же деятельность разворачивали на территории России благотворительные арабские фонды «Аль-Харамейн», «Аль-Игаса», «Ибрагим аль Ибрагим» и другие. Эти же структуры были замечены в финансировании боевых отрядов чеченских террористов. Только в 2000 году после разгрома банд Хаттаба и Басаева в Дагестане и Чечне российская ФСБ, наконец, обратила внимание на деятельность этих и им подобных организаций. Можно только представить, какое количество мусульман было обращено с помощью всех этих структур в ваххабитов.
Выпускники челнинской «Йолдыз», бугурусланской «Аль-Фуркан», других медресе и школ вместо усердного изучения богословия прямым ходом шли в Чечню, где в это же время радикальные исламисты начали окончательное искоренение традиционных исламских общин, суфийских тарикатов и их лидеров.
Особый упор в деятельности ваххабитских миссионеров был сделан на прозелитизм среди этнических христиан, которые должны были стать основой начавших свое формирование ячеек-«джамаатов». При этом чисто статистически большая часть новообращенных славян становились приверженцами именно радикальных исламистских идей, что вообще свойственно неофитам. Пропагандистская и миссионерская деятельность подкреплялась массовыми многомиллионными изданиями книг и переводов, трактующих ислам с салафитской точки зрения.
Тяжелая социальная обстановка и утрата идеологического целеполагания в значительной степени облегчали работу вербовщиков — как внутри этнических мусульман, так и в этнической христианской среде. Государственные органы власти и управления не только не обращали внимание на эти явления, но и относились к ним вполне лояльно, рассчитывая использовать связи с ваххабитскими структурами в качестве поддержки своих отношений с богатыми аравийскими спонсорами и инвесторами.
Стоит отметить, что процессы, происходящие на Северном Кавказе и в Поволжье, существенно различались между собой, и именно этим можно объяснить принципиально разную ситуацию сегодня в этих двух крупнейших центрах распространения ислама в России. На взгляд автора, ситуация в Поволжском регионе выглядит сегодня гораздо более угрожающей, несмотря на то, что именно Северный Кавказ является основным поставщиком новостей о столкновениях с террористами и экстремистами. Чтобы понять, в чём заключаются эта особенность, нужно кратко рассмотреть ситуацию в этих двух центрах.
Северный Кавказ
Еще в 1990 году были отмечены первые столкновения между эндемичными дагестанскими салафитами и приверженцами суфизма. Раскол ДУМСК, а затем и ДУМ Дагестана резко ослабил мусульманское сообщество и дал свободу действий салафитам — как имеющим местное происхождение, так и пришлых. Агрессивные методы работы адептов салафизма очень быстро вызвали отпор и даже вооруженные столкновения с традиционалистами, которые произошли в течение 1991–1995 годах в Кизилюртовском, Казбековском районах республики и в Махачкале.
Экспансия салафитов в Дагестане была приторможена возрождением суфийских братств, которые традиционно были представлены на Северном Кавказе тарикатами нашкбандийя, кадирийя и шазилийя. Зоной беспощадной борьбы между тарикатистами и салафитами стала так называемая Кадарская зона в Буйнакском районе Дагестана, в которую входили села Карамахи, Чабанмахи и Кадар. С 1997 по 1998 год в этой зоне шли ожесточённые столкновения, в ходе которых в конечном итоге салафиты одержали победу. Активную помощь им оказали полевые командиры-ваххабиты из Чечни.
В июле 1998 года в селе Карамахи прошел съезд «Конгресса народов Чечни и Дагестана», фактически оформивший создание объединенной ваххабитской общины этих республик. Было установлено шариатское правление в Кадарской зоне, которое было провозглашено 16 августа 1998 года. Буквально через неделю в Махачкале в результате теракта был убит председатель ДУМ Дагестана М.Абубакаров, что поставило республику на грань гражданской войны.
3 сентября в республику прибыл и.о. министра внутренних дел РФ С.В.Степашин, посетивший село Карамахи. Неожиданно для всех он вполне положительно отозвался о деятельности ваххабитских джамаатов. Это вызвало полное смятение среди традиционалистов, которые оценили визит Степашина как неприкрытое предательство их федеральной властью. Произошедшее показало традиционалистам, что они не могут рассчитывать на поддержку федеральных властей, и готовящаяся попытка отбить Кадарскую зону было отложена. Через год это привело к тому, что напавшие на Дагестан боевики Хаттаба и Басаева изначально имели на территории республики хорошо укрепленный дружественный им плацдарм.