Страница 144 из 147
Рене задыхалась в этом испорченном воздухе прежней своей детской. Она раскрыла окно, стала глядеть на необъятный пейзаж. Там ничто не было загрязнено, там она вновь находила вечную радость, вечную юность простора. Должно быть, заходило солнце; она видела лишь последние лучи, золотившие с бесконечной нежностью знакомые ей улицы. То была словно прощальная дневная песня, веселый припев, медленно замиравший на всех предметах. Внизу сверкала огнями эстакада, черное кружево железных канатов Константинского моста выделялось на белизне его столбов. Дальше, справа, тени Винного рынка и Ботанического сада, точно огромная лужа стоячей зацветшей воды с зеленоватой поверхностью, сливались в туманной мгле небес. Слева, на набережных Генриха IV и Рапе, тянулся тот же ряд домов, на который двадцать лет назад смотрели обе девочки, с теми же коричневыми пятнами сараев и красноватыми заводскими трубами. А над деревьями Рене увидела шиферную крышу больницы Сальпетриер, голубевшую в прощальных лучах заката, вдруг возникшую перед ней, точно старый друг. Но больше всего успокаивали, вливая свежую прохладу в грудь, бесконечные серые берега, и особенно Сена, великанша Сена; она надвигалась прямо на Рене от самого горизонта, как в счастливые времена детства, когда Рене со страхом казалось, будто река набухает, поднимается, подступает к самому окну. Рене припоминала, с какой нежностью они относились к реке, как любили ее могучее течение, зыбь рокочущей воды, широко расстилавшейся у их ног и вдруг позади них делившейся на два рукава, которых они не видели, но всегда чувствовали их великую, чистую ласку. С пробуждающимся кокетством девочки говорили в погожие дни, что Сена оделась в свое нарядное зеленое шелковое платье с белыми крапинками, а там, где течение зыбило воду, они украшали в воображении это платье атласными рюшами; дальше, за поясом мостов, световые пятна ложились полосами солнечного цвета. Рене подняла глаза к необъятному небосводу, нежно-голубому, постепенно сливавшемуся с сумерками. Она думала о городе-сообщнике, о сверкающих огнями ночных бульварах, знойных полуденных часах в Булонском лесу, бледном или резком дневном свете в больших новых особняках. А когда Рене опустила голову и окинула взором знакомый с детства мирный горизонт, этот буржуазный и трудовой уголок города, где она мечтала о спокойной жизни, к губам ее подступила горечь, и, сложив руки, она зарыдала в темноте наступавшей ночи.
Когда следующей зимой Рене умерла от острого менингита, ее долги оплатил отец. Счет от Вормса достиг суммы в двести пятьдесят семь тысяч франков.
1872
КОММЕНТАРИИ
Идея создания многотомной серии романов о Второй империи окончательно сложилась у Эмиля Золя в начале 1868 года. В то время даже ближайшие друзья писателя отнеслись скептически к его начинанию. Да и сам он, видимо, ясно не представлял в ту пору всей широты и грандиозности размаха, который обретет впоследствии его монументальное сочинение. Золя предстояло разрешить целый ряд сложнейших проблем не только чисто творческих, профессиональных, но и политических, идейных, научных.
В течение года (1868–1869) он работает в Парижской национальной библиотеке, изучает огромное количество книг, справочников, исследований по психологии, медицине, физиологии и истории. Особенно внимательно он перечитывает «Происхождение видов» Чарльза Дарвина и «Введение в экспериментальную медицину» Клода Бернара.
Сохранились выписки, сделанные Золя из книги «История Второй империи» Т. Делора, конспект «Трактата о наследственности» доктора Люка. Собранный им обширный материал он систематизирует в своих предварительных работах: «Общие замечания о развертывании произведения», «Общие замечания о характере произведения», «Различие между Бальзаком и мною». Здесь Золя изложил свои идейно-художественные и эстетические установки, дал характеристику эпохи, которую намеревался воссоздать.
Писатель указывал, что его серия будет покоиться на двух идеях: «первая — изучить в одной семье вопросы крови и среды, проследить шаг за шагом причины, которые способствуют развитию у детей одного и того же отца разных характеров, разных страстей вследствие скрещивания и особых условий жизни… вторая — изучить всю Вторую империю, начиная с государственного переворота до наших дней, воплотить в типах современное общество подлецов и героев. Запечатлеть таким образом целую социальную эпоху в фактах и показать ее в тысячах подробностей нравов и событий».
На примере представителей семьи Ругон-Маккаров, которую Золя наделил чертами, характерными для времен Второй империи — «необузданностью вожделений» и «безудержным стремлением к наслаждению», — он хотел проанализировать с научной объективностью взаимоотношения самых различных социальных слоев французского общества. «Я хочу показать небольшую группу людей, ее поведение в обществе, показать, каким образом, разрастаясь, она дает жизнь десяти, двадцати существам, на первый взгляд глубоко различным, но, как свидетельствует анализ, близко связанным между собой. Наследственность, подобно силе тяготения, имеет свои законы…» Золя полагал, что наследственность — это именно та связь, которая крепкими нитями соединит важнейшие персонажи его серии и сольет самостоятельные романы в единое законченное произведение.
В первоначальном списке серии, составление которого относится, видимо, к 1869 году, значилось десять романов:
«Роман о священниках (провинция).
Военный роман (Италия).
Роман об искусстве (Париж).
Роман о больших перестройках Парижа.
Роман о судебном мире (провинция).
Рабочий роман (Париж).
Роман из высшего света (Париж).
Роман о женской интриге в коммерции (Париж).
Роман из семейной жизни выскочки (влияние внезапного обогащения отца на его дочерей и сыновей) (Париж).
Начальный роман (провинция)».
Эмиль Золя мучительно долго искал название своему циклу романов. Оно должно было состоять из двух легко сочетаемых фамилий. Сначала он избрал Ришо и Давида, потом Ришо уступил место Гуарану, а затем — Ругону. Давида он заменил на Бергасса, Машара… Маккара. Золя хотел, чтобы фамилии эти были звучными, запоминающимися. И писатель искал: Ругон-Лантье, Ругон-Турньер, Ругон-Микулен… Ругон-Лапегр, Ругон-Бюва, Ругон-Сарда и, наконец, Ругон-Маккары.
В 1869 году Эмиль Золя договорился с фирмой Лакруа об издании десятитомной серии и передал ее владельцу план своего произведения. В этом плане писатель дает развернутые характеристики эпизодов, составляющих серию, и их главных героев.
Все десять эпизодов, предусмотренные Золя в «Первоначальном плане, представленном издателю Лакруа», были использованы писателем и легли в основу романов серии, правда иногда претерпев существенные изменения. Так, например, роман из военной жизни, который сначала Золя предполагал создать на материале итальянской войны, развязанной Наполеоном III в 1859 году, впоследствии превратился в роман «Разгром», завершающий всю серию, рассказывающий о франко-прусской войне, Седанской катастрофе и крушении Второй империи.
Два эпизода — «Роман из семейной жизни выскочки» и «Роман о больших перестройках Парижа» — были реализованы в одном произведении «Добыча». Эпизод из жизни священников был расчленен на два романа — «Покорение Плассана» и «Проступок аббата Муре» и т. д. Некоторые из этих изменений нашли отражение в третьем плане серии.
Золя предполагал в течение пяти лет завершить создание «Ругон-Маккаров», выпуская ежегодно по два тома. В последующие годы (1872–1873) в процессе работы над своим сочинением и в связи с тем, что падение Империи подвело итог «нелепой эпохе безумия и позора», Золя стало ясно, что задуманное им произведение не укладывается в десять эпизодов, что оно должно быть значительно расширено.