Страница 88 из 119
— Огонь не прекращать, мистер Аминь! — орал солдат во всю силу своих легких. — Стреляйте по канальям, вы делаете чудеса, их фронт дрогнул! Еще один залп вроде последнего, и мы сможем продвинуться вперед! Внима-а-а-ние! К броску готовьсь! Как только враг дрогнет, идти на прорыв! Левым флангом вперед!
Но враг так и не дрогнул. Индейцы, бесспорно, были удивлены, но страха не испытывали ни малейшего и вовсе не помышляли о том, чтобы дать пленникам уйти. Напротив, на Медвежьего Окорока, который выступал в данном случае в роли главнокомандующего и сохранял подобающее его положению хладнокровие, молитва миссионера не произвела большого впечатления, и он прислушивался к ней лишь в надежде услышать мольбу о пощаде или другие проявления слабости. Вскоре, однако, волнение капрала, достигшее, казалось, вершины, вывело присутствующих из бездействия. Попытка капрала совершить прорыв «левым флангом вперед» завершилась тем, что его «оборонительная линия» была прорвана, и, не получая никакой помощи со стороны пастора Аминь, продолжавшего изливать свою душу в молитве, Флинт, пытаясь вернуться в исходное положение, оказался вдруг окруженным и обезоруженным. С этого момента капрал изменил свою тактику. Пока он пользовался относительной свободой действий и держал в руках оружие, он думал только о сопротивлении. Теперь же, лишившись и того и другого, Флинт собрал всю свою волю в кулак, твердо решив вынести все ужасы плена так, чтобы не бросить тень на свой полк. Капрал Флинт в третий раз оказался в плену у индейцев и, хорошо зная их нравы, никак не рассчитывал на снисхождение. Предчувствия были у него самые мрачные, но изменить он ничего не мог, значит, оставалось одно — вынести все мужественно и твердо. В эту страшную минуту его жизни голова капрала Флинта была занята одной мыслью — как бы ему не обесчестить свою воинскую часть.
А пастор Аминь тем временем продолжал молиться. Он был настолько поглощен своим занятием, что не замечал ничего вокруг себя. Ни одно из приказаний капрала — «Внима-аа-ние!», «К броску готовьсь!», «Левым флангом вперед!» и так далее — не достигло его слуха. Одним словом, он целиком ушел в молитву. Разорвись рядом шестифунтовый снаряд, пастор и тогда навряд ли остановился бы. Поэтому, не прерываемый индейцами, он дочитал свою молитву до конца и замолчал, лишь когда счел это нужным. Укрепив таким образом свою душу и обратившись с просьбой о помощи к тому, у кого он издавна привык ее искать и находить, достойный миссионер спокойно уселся на бревно, куда его противники уже заставили сесть капрала.
Настало время для вождей исполнить свое намерение. Питер, до глубины души потрясенный мольбой миссионера о снисхождении к его врагам, стоял немного поодаль, размышляя о том, что он только что услышал. Ни одна из заповедей не отмечена столь явно печатью божественности, как эта. Чем больше мы о ней размышляем, тем лучше это осознаем. Все учение Христа о спасении и будущей жизни основано на любви, но оно было бы неполным, если бы любовь распространялась не на всех. Любить тех, кто отвечает нам взаимностью, настолько естественно, что чаще всего симпатии, порождающие это чувство, вырастают из уверенности, что ты любим; любовь создает любовь, как сила умножает силу. А вот любить тех, кто нас ненавидит, стремиться сделать добро тем, кто замышляет против нас зло, — задача непосильная для морали человека, не имеющего поддержки свыше. Эта идея настолько поразила
Питера, что он, нарушив естественный ход событий, пожелал удовлетворить свое любопытство, обратившись за разъяснением его идей к миссионеру. Но прежде чем сделать этот шаг, он испросил на то разрешения у главных вождей, заронив в них своими словами искру интереса к волнующему его предмету.
Таинственный вождь в сопровождении Медвежьего Окорока, Вороньего Пера и еще двух-трех человек приблизился к бревну, на котором сидел миссионер.
— Брат знахарь, — сказал он. — Ты обратился с речью к Великому Духу бледнолицых. Мы слышали твои слова, они нам понравились. Это хорошие слова для человека, который вскоре вступит на тропу, ведущую в неведомые земли. Нам всем суждено отправиться туда когда-нибудь, раньше или позже — это безразлично. Но вряд ли мы пойдем одной тропой. Думаю, Маниту не захочет, чтобы толпы людей из племен с разным цветом кожи шагали по одной тропе.
Брат, ты вскоре узнаешь, как там обстоят дела на самом деле. Если краснокожие, черные и бледнолицые обречены после смерти жить в одной стране, тебе это в ближайшее время станет известно. Моему брату недолго ждать. Он и его друг, воин из его народа, пойдут по этой тропе вместе. Я надеюсь, они проделают весь путь в согласии, не ссорясь. Моему брату хорошо иметь рядом с собой охотника. Дорога длинная, пока покажется конец, он проголодается. А воин этот умеет пользоваться мушкетом, и мы положим его оружие в могилу рядом с ним.
Брат, прежде чем ты начнешь это путешествие, из которого еще не вернулся ни один путник, какого бы цвета ни была его кожа, нам бы хотелось, чтобы ты еще рассказал о том, как любить наших врагов. У индейцев такого закона нет. Краснокожие любят своих друзей и ненавидят своих врагов. Когда они обращаются к Маниту с просьбой, то врагов своих просят наказать. Так нас учили наши отцы, а мы так учим наших детей. Почему нам следует любить тех, кто нас ненавидит? Почему мы должны делать добро тем, кто причиняет нам зло? Объясни нам это, а то мы так и останемся в неведении.
— Расскажу, Питер, и охотно, да благословит Господь Бог мои слова, дабы смягчили они сердца ваши и привели вас к истине и к повиновению воле его Священного Сына! Мы должны делать добро тем, кто делает нам зло, ибо так повелел Великий Дух. Пусть каждый спросит свое сердце, разве это не хорошие слова? Разве не произносят их только те, кого поучает сам Великий Маниту? Дьявол призывает нас к мести, а Бог велит прощать. Отвечать добром на добро легко; а вот отвечать добром на зло куда как трудно. Я рассказывал вам о Сыне Великого Духа. Это Он сошел на землю и собственными устами поведал нам великие истины. За любовью к Маниту, сказал Он, должна следовать любовь к ближним своим. Друзья они нам или враги, наш долг все равно любить их и всеми силами стараться делать им добро. У них нет оленины в вигваме — нам должно снять свою со столбов и перевесить на ихние. Почему я явился сюда, чтобы рассказать вам об этом? Дома я жил под прочной крышей, ел досыта, спал в мягкой теплой постели. А каково живется здесь, вы знаете не хуже меня. Сегодня никто не скажет, что будет есть завтра. Постели наши жесткие, а крыша над головой из коры. Я пришел сюда, ибо так распорядился Сын Маниту, тот, что жил среди людей. Он повелел своим проповедникам-шаманам пойти во все концы земли и всем народам, всем племенам, людям с кожей всех цветов нести истину, сказать им, что надобно любить тех, кто делает вам зло, и платить добром за зло.
Пастор на миг замолчал, чтобы перевести дух, и Унгкве, заметив колебания Питера и более всего желая подложить свинью таинственному вождю «Лишенному племени», воспользовался паузой, чтобы высказаться. Не будь ее, он, как истый индеец, не позволил бы себе прервать говорящего.
— Я осмелюсь открыть рот и сказать слово, — произнес Хорек с самым уничижительным видом. — Речи мои не достойны того, чтобы их слушали мудрые вожди. И все же я, глупый, намерен говорить. Следует ли проповедника бледнолицых понимать так, что Сын Великого Духа сошел на землю и жил среди людей?
— Да, так мы верим. И веру, что мы исповедуем, и свое учение Он сам своими устами поведал людям.
— Пусть шаман-проповедник скажет вождям, сколько времени Сын Великого Духа оставался на земле и каким путем Он ее покинул?
Это был в высшей степени коварный вопрос. Унгкве краем уха слышал о гибели Христа на кресте, и о великом жертвоприношении у него сложилось представление, соответствующее уровню развития дикаря. Он предвидел, что ответ миссионера на его вопрос низведет миссионера с высоты, на которую он поднялся благодаря молитвам и только что изложенной доктрине. Пастор Аминь почуял в вопросе Унгкве подвох и усомнился, не будет ли ответ истолкован не в его пользу. Будучи, однако, человеком на редкость прямодушным, он ни на секунду не заколебался, надо ли ему отвечать, и не попытался увильнуть от ответа или приукрасить истину.