Страница 47 из 69
— Я хочу, чтобы ты посмотрела свою комнату, — сказал я и крепко взял ее за руку.
— Мою? — переспросила Глэдис. — А почему не нашу?
— Нашу — если пожелаешь.
— Значит, нашу. Да, хочу!
Я повел Глэдис по лестнице вверх. Рука ее спокойно лежала в моей, крепко сжимая мои пальцы, и сердце у меня тоже сжалось.
— Мои сундуки уже привезли! — воскликнула Глэдис, входя в комнату, и действительно, они стояли там, посреди простой, темного дерева островитянской обстановки, пестрея ярлыками гостиниц и пароходных компаний.
Глэдис прошлась по комнате, разглядывая ее.
— Ах, Джон, я всегда мечтала о такой простой, непритязательной комнате… а какой чудный медный кувшин… и кровать тоже чудесная… каминные щипцы — ручной работы… а сколько места для моих платьев… Зеркало! — она рассмеялась. — Маленькое, но мне все равно.
Глэдис взглянула на свое отражение:
— Ну и вид! — Она обернулась ко мне: — Впрочем, и ты, кажется, устал не меньше.
— Теперь-то мы сможем отдохнуть.
Она откинула голову:
— Я думала, я красивее.
— Ах, Глэдис!
Красивая она или нет, было сейчас не важно. Она была самой собою, и я хотел ее.
— Пойдем, я покажу тебе мастерскую… правда, кроме мольберта да пары стульев, там ничего нет.
Мы прошли в мастерскую, смежную с комнатой Глэдис.
— Но здесь не только это! — воскликнула она.
Ансель, а может быть, и Станея принесла откуда-то ковер и скамью. В придачу к ним появился новенький, недавно сколоченный стол; в очаге были сложены дрова.
— Окна выходят на юг, — сказал я.
Глэдис села перед мольбертом, сосредоточенно глядя туда, где должен быть натянут холст.
— Тут все твои будущие картины, — сказал я, пытаясь угадать ее мысли.
— Верно. Об этом я как раз думала. Скоро я начну работать. — Голос ее звучал решительно и целеустремленно. — Тот барельеф над очагом сделан так просто. Даже грубо, но ужасно здорово. Похоже на работу дилетанта, вроде меня… Интересно…
Она бросила на меня быстрый взгляд. Лицо ее оживилось, отражая работу мысли.
— Здесь профессионализм измеряется другими мерками, хотя и они могут обескуражить любителя, — сказал я, вспомнив музей Метрополитен и то, какими чрезмерно умозрительными и надуманными показались мне выставленные в нем произведения.
— Но какой рельеф!
— Ты можешь просто делать то, что нравится тебе самой и твоим друзьям-непрофессионалам.
Лицо Глэдис озарилось радостной, довольной улыбкой. Глядя на это милое, юное лицо, на мягкие алые губы, на устремленные на меня снизу вверх живые, яркие и ясные глаза, я почувствовал новый прилив желания.
— И вот еще над чем следует подумать, — продолжал я. — Живопись на холсте островитянам неизвестна. Ты можешь разработать собственную манеру. Времени предостаточно. Ты можешь открыть островитянам нечто важное, то, чего они до сих пор не знали.
Взгляд ее, устремленный в одну точку, застыл. Губы полуоткрылись.
— Джон, ты и правда считаешь…
— Об этом стоит подумать.
— Но ты! — воскликнула Глэдис. — У тебя ведь тоже есть талант. Ты можешь писать. Не становись фермером.
— Надеюсь, не стану.
В каждом из нас словно пробудились какие-то силы, и каждый чувствовал это в себе и в другом.
— Ты просто подговариваешь меня начать немедля! — воскликнула Глэдис и, встав, прошла в комнату, которая отныне была нашей, как будто собираясь обдумать то, что только что сказала. Я последовал за ней и увидел, что она стоит перед очагом.
— Я чувствую, что буду счастлива, — задумчиво произнесла она. — Как здесь тихо…
Умом я понимал, что утомлен и Глэдис устала тоже, но громче, чем голос рассудка, звучал во мне какой-то иной, более правдивый голос. Сомнений быть не могло — время настало.
— Я люблю, я хочу тебя, — сказал я.
Глэдис стояла не шевельнувшись. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, и на мгновение оно показалось мне незнакомым. Желание подступило неудержимой волной, происходящее стало похоже на сон.
— Никто не войдет? — холодно спросила Глэдис.
— Никто не знает, что мы вернулись домой.
— Можно разжечь огонь? Мне что-то зябко.
Взяв с накрытого скатертью стола кремень и огниво, встал на колени перед очагом.
— Я люблю тебя за то, что ты сказал это именно так… Погоди, я разденусь, — сказала Глэдис.
Перенеся наверх дорожные мешки, я отвел лошадей на конюшню и сообщил Станее о нашем приезде. Глэдис надела вечернее платье, которого я еще не видел, темно-синее, расшитое красным и желтым. Наш праздничный ужин состоял из жаркого, зелени, хлеба, яблок и красного вина.
Потом мы прошли в гостиную, и я растопил очаг, но в комнате было по-прежнему холодно. Мы поудобнее устроились на придвинутой к огню скамье.
Неспешно текли вечерние часы. Говорить было почти не о чем, да и не хотелось — мы были еще целиком во власти чар той встречи, что полностью поглотила нас обоих, когда каждый давал и брал не скупясь, счастливый смех исторгался из самого сердца, а наслаждение похоже было на глубокий, ничем не нарушаемый сон…
— Завтра, — начала было Глэдис, — завтра я должна…
— Давай подумаем о завтра — завтра.
— Тогда поцелуй меня.
Я поцеловал ее, и мы легли спать и мирно уснули в тишине и покое родного дома.
Глава 39
ПОМЕСТЬЕ НА РЕКЕ ЛЕЙ
Свежий, прозрачный утренний свет заливал комнату. Я украдкой взглянул на Глэдис, которая не знала, что я уже тоже проснулся. Она лежала на спине, глаза, оттененные черными ресницами, были широко открыты. Глядя на темные перекрытия потолка, она похожа была на радостно завороженного ребенка.
В открытое окно веяло прохладой. В доме и вокруг царила тишина. Возможно, Станея уже и пришла, но мы все равно не услышали бы ее через толстые каменные стены и пол.
Заметив, что я проснулся, Глэдис потянулась ко мне и заговорила о том, что счастлива, так, словно хотела уверить меня в этом.
— Я все думала о том, чем могу заняться, Джон. Ведь ты, наверное, почти каждое утро будешь рано уходить из дома.
— Больше всего меня беспокоит сейчас, как мне передать пятую часть выручки за урожай агенту в Тэне, — ответил я. — Половина или треть уйдет на уплату налогов, а остальное мы продадим и только эти деньги сможем расходовать. Через несколько дней предстоит съездить в город — продать зерно, овощи, которые скоро портятся, яблоки, сидр и вино.
— Можно я поеду с тобой?
— Когда я говорю «мы», то имею в виду и тебя. Надеюсь, тебе захочется поехать.
— Обязательно.
— К тому времени вернется Фэк, и ты сможешь взять Грэна (эту лошадь подарил ей Дорн), а ту, что я нанял, мы прихватим тоже. Как только закончим дела, завезем ее обратно в Фаннар.
— Замечательно. А что ты будешь делать сегодня?
— Покажу тебе поместье и представлю Анселя и Станею.
На лице Глэдис появилось робкое, неуверенное выражение.
— Что мне лучше надеть?
— Коричневое прогулочное платье, которое дала тебе Некка.
— Буду островитянкой, — решительно произнесла Глэдис.
После завтрака мы отправились по идущей под уклон дороге в небольшую долину, где жили арендаторы. Спустившись вниз, мы ненадолго остановились. Потом поехали вверх по отлогому склону перед домами, через низкую седловину, с одной стороны которой возвышалась поросшая соснами гряда, а с другой — холм, вершину которого, словно плюмажи, украшали дубы и буки, а кругом раскинулись поля. Дальше дорога вела на север и снова сворачивала к реке Лей, русло которой вплотную подступало к усадьбе в двух местах, поскольку в восточном направлении река поворачивала вправо. Наконец мы достигли северной оконечности наших земель, при этом удалившись от усадьбы на целую милю. Перед нами лежали земли Ранналов; здесь местность делалась более гористой.
На мосту мы снова остановились.
— Мне наше поместье представлялось меньше, — сказала Глэдис.
— Миля в длину и почти полмили в ширину. Я сам его еще недостаточно знаю… Теперь, вместе, мы исследуем каждый уголок, даже самый запущенный, верно, Глэдис?