Страница 35 из 69
Сейчас уже, должно быть, было известно, сумела ли Глэдис перебраться на борт «Масо». И либо она двигалась навстречу мне, либо — к столице, где меня не было.
Утро тянулось медленно. Рыба, похоже, не собиралась клевать, но лучше было сидеть с удилищем, следя за поплавком, чем вообще ничего не делать.
Около полудня в канале показалась лодка, но не «Масо». Она была поменьше, да и шла с востока. Однако, пока она входила в гавань и двигалась вдоль причала, я успел заметить фигуру лорда Дорна, хотя было непонятно, почему он возвращается на Остров из Доринга. Сойдя на берег, лорд Дорн объяснил, что причина его возвращения — Глэдис и я. Прежде чем пройти в дом, он присел рядом и, попросив у меня удочку, закинул ее — попытать счастья. Он был уже наслышан о всех наших неувязках, к тому же получил письмо от своего внучатого племянника и хотел присутствовать на Острове, чтобы в числе прочих встретить Глэдис.
— Ей так долго пришлось быть одной, — сказал он.
Лорд полагал, что «Св. Антоний» сделает остановку по просьбе «Масо» и что перебраться на лодку Глэдис будет не так уж трудно… Я сказал ему, что Глэдис, возможно, захочет совершить обряд бракосочетания. В отличие от Некки, лорд понял меня и согласился оказать всяческую помощь.
— Можете располагать мной в любое время, — ответил он. — Сегодня, завтра или позже, в столице, потому что задерживаться здесь надолго я не могу.
Он посидел еще недолго, но клева не было.
После разговора с лордом ожидание стало менее томительным.
Подошла Некка с ребенком, ковриком и корзиной — очаровательная и изящная несмотря на тяжелую ношу.
— Я подумала, что вы, наверное, не захотите уходить с причала, — сказала она, — и что будете не против, если мы перекусим вместе.
Сев у ослепительно белой в лучах солнца стены эллинга, она стала кормить ребенка грудью. Потом укрыла его, и он уснул, а мы поели то, что она принесла, и выпили вина, холодившего губы, но теплом разливавшегося внутри. Когда ребенок проснулся, Некка тоже попробовала поудить. Я взял на руки малыша — тяжелый, мягкий кокон. Он был прелестен, и так удивительно было ощущать в каждом его движении биение самостоятельной жизни.
Говорить нам было практически не о чем, но присутствие Некки радовало меня.
— Гладисе пришлось проделать неблизкий путь, — сказала Некка. — Наверное, она очень уверена в себе и в вас… Мне трудно даже представить, как это можно так далеко поехать из-за мужчины. Интересно все же, смогла бы я…
Она улыбнулась и задумалась.
— Я все время думала о ней. Хотелось понять, чего ей хочется, чего недостает. Может быть, и ничего… Разумеется, здесь вы ей опора, но и я тоже хотела бы чем-нибудь ей помочь.
— Вы можете помочь ей с платьем, — сказал я.
— Ах да, платье! Конечно, я помогу, если она захочет, но…
Она умолкла и, протянув ко мне руки, взяла ребенка. Я бережно передал его ей, чувствуя, как он бьет ножками. Некка крепко прижала ребенка к груди, внимательно на него глядя.
— Отдавая себя мужчине, женщина становится другой, — медленно произнесла она. — Она заранее это знает и боится этого. Поэтому нас порой так трудно понять. Наверное, Гладиса очень храбрая… — Она нахмурилась, словно хотела сказать совсем не то. — И все же… это лучшее в жизни, и мы это знаем! — продолжала она уже более уверенным тоном. — Но…
И она снова замолчала. Потом поднялась:
— Пойду обратно в дом. Надеюсь, «Масо» прибудет скоро. Удачи вам обоим. Уверена, что вы будете счастливы, но ждать так тяжело… У каждого свои трудности. Но у вас есть то, чего нет у нас.
— Чего же, Некка?
Она задумчиво улыбнулась:
— Вы проделали такой долгий путь, чтобы быть вместе.
Миновал полдень. Снова оказавшись в одиночестве, я подсчитывал примерную скорость «Масо» на обратном пути. Наконец клюнуло, и я вытащил плоскую, как камбала, рыбу…
Было странно и даже похоже на измену то, что в этом месте, где все напоминало о Дорне, где я столько перечувствовал и столько выстрадал, теперь я ждал другую женщину, сгорая от нетерпения, нечувствительный ко всем остальным желаниям, страстно мечтая только о ней одной. Всякий раз мне хотелось, чтобы моя любовь никогда не кончалась, — но почему?
Моя тень упала на воду, далеко протянувшись по ней. Уже давно перевалило за полдень. Я почти успокоился и перестал теряться в догадках…
На западной оконечности острова Ронанов внезапно показались две высокие мачты и окрашенные низко повисшим солнцем в розовое — паруса. Это могло быть судно, следующее в Эрн, но по тому, как разворачивались паруса, я понял, что возвращается «Масо». Я подбежал к краю стены, ограждавшей причал: отсюда был виден разделяющий острова канал. Верхушки парусов плавно парили над сосняком, словно большие розовокрылые птицы. Вот показался нос лодки в обрамлении пенных струй, и сердце мое учащенно забилось.
Еще мгновение — и лодка развернулась, кренясь, нос ее был теперь нацелен на меня, большие паруса раздувались, скрывая находившихся на борту. Приближаясь, «Масо» росла, как снижающаяся птица. Ветер усилился. Я увидел стоящего у леера человека, но это был не Дорн, а кто-то из команды. «Масо» подошла ближе, и на палубе показалась еще одна фигура, стройная, в темном платье и белом развевающемся шарфе, четко видная на фоне неба.
Я закричал и стал размахивать руками, хотя вряд ли меня могли услышать. Мужчина обернулся к девушке и указал ей в мою сторону. Она наклонилась к нему, внимательно вглядываясь, и вдруг, подняв руку, помахала мне…
Глэдис приехала, она в Островитянии! Это была она, живая, наяву, а не смутная греза.
Она стояла прислонясь к мачте, лицо — белое пятно, обращенное к берегу. Глэдис, обворожительная Глэдис, само ликующее совершенство, открытая дверь в страну счастья.
Когда «Масо», пеня волны, вошла в канал, подойдя к тому месту, где я стоял, мы с Глэдис одновременно взглянули друг на друга, и я различил ее черты и выбившиеся из-под шарфа черные волосы.
Дорн стоял у румпеля, в любую минуту готовый повернуть его. Команда держала канаты. Глэдис повернулась и неловко побежала по палубе, я тоже бросился к причалу, чтобы успеть прежде нее.
На дороге, вдали, уже показались лорд Дорн, Некка, Дорна-старшая, Марта с сыном и мужчина, толкавший перед собой двухколесную тележку.
«Масо» по прямой двигалась к причалу; корма ее была мне сейчас не видна. Ее фок на мгновение опал, звучно затрепетав. Лодка чуть развернулась, и я снова увидел Глэдис: она сидела на леере рядом с Дорном. Она помахала мне и что-то сказала Дорну, взволнованная, счастливая, но внешне не утратившая самообладания.
Вместо того чтобы встать на якорь, «Масо» усложнила себе задачу и, приспустив грот, двигалась вдоль стены дока, постепенно замедляя ход, неся Глэдис навстречу мне. Лишь узкая полоска воды разделяла нас.
Мы глядели друг на друга, теперь Глэдис была так близко, что я уже мог различить ее улыбку. На ней был синий облегающий саржевый жакет, пальто и юбка. Неожиданно она показалась чужой — человеком, которого я люблю и боюсь одновременно, чью любовь мне предстоит завоевать вновь.
Стоя возле леера, она приближалась: десять футов, пять, я видел ее вздрагивающие ресницы. Сознавая, что рискую, я, чуть не упав, перепрыгнул на палубу, и вот мы уже стояли лицом к лицу.
Глэдис улыбалась, но веки ее были прищурены, и уголки глаз влажно блестели.
— Здравствуй, — сказала она.
Я поцеловал ее в подставленную щеку.
Команда пришвартовала «Масо» к причалу. Дорн возился с гротом.
Я взял Глэдис за руку. Наконец мы были вместе, но она казалась незнакомой. Ее приезд был скорее началом, чем концом. Она выглядела усталой, бледной, под глазами залегли тени.
— Спустимся на берег, — предложил я.
— Но мои вещи и моя шляпа…
— Их принесут. Как вы чувствуете себя, Глэдис? Все в порядке?
— Все хорошо. А вы, Джон?