Страница 66 из 105
Похоже, Дон не стремился возвращаться раньше намеченного срока. Следующий тренировочный день оказался долгим и беспокойным. Дон подробно повторил весь маршрут, которым мы следовали из долины на перевал. Под его бдительным наблюдением мы провели не один час среди скал, изучая каждый карниз, каждую выемку, за которую можно зацепиться. Когда же, около полудня, показалось, что мы наконец-то направляемся домой, он заставил нас задержаться в сторожке, где мы провели первую ночь, чтобы пополнить запас дров и привести в порядок снаряжение, которым пользовались. Только после этого и после того, как мы подтвердили свою готовность и оставили свои адреса (Ланг — Верхняя усадьба Хисов), Дон отпустил нас.
Попрощавшись с нами, он ушел вперед, так как нам было не под силу тягаться с ним в скорости, к тому же Гронан, совсем выбившийся из сил, задерживал нас. Время шло к ужину, когда я, тоже усталый, сказав своим спутникам «до свидания», подкатил на лыжах к каменному крыльцу усадьбы, которая, словно темный, непроницаемый панцирь, скрывала за своими стенами не только пугающую и заставляющую больно сжиматься сердце неизвестность, но и готовое согреть своей мирной любовью сердце Наттаны.
Я вошел. В столовой горели свечи, и стол был почти накрыт, но Наттаны я не увидел. Взяв свечу, я не спеша поднялся к себе оставить вещи. Все так походило на обычное возвращение домой, что у меня возникло искушение отложить решительный разговор — пусть все идет своим чередом.
— Вы вернулись, Джонланг? — вдруг услышал я.
— Да, — ответил я, и быстрые шаги Наттаны раздались на лестнице.
— Все в порядке? — воскликнула девушка, без стука ворвавшись ко мне, вся запыхавшаяся, и тут же застыла, едва переступив порог.
— В порядке, Наттана, ни единой царапины.
Вновь увидев ее, сильную и гордую, я понял, что она не из тех, кто покоряется мужской воле, если это противно ее желанию. Я любил ее за то, что она такая, и был до рези в глазах рад ее видеть.
— А я только вошла с кухни, накрывала на стол, вдруг вижу — на полу снег. Я поняла, что это вы… Так, значит, все в порядке?
— В полном порядке.
— Я так рада, что вы вернулись.
— Наттана!
Я шагнул к ней, но она тут же отступила, словно избегая меня.
— Вы сказали, что не выйдете за меня, Наттана. Возьмите свои слова назад.
Глаза ее не сверкнули, как обычно, но лицо стало отрешенно-упрямым. Она покачала головой.
— Вы должны сделать это.
— Нет! Никогда!
Я рассмеялся, и глаза ее широко раскрылись. Наконец и на ее губах показалась улыбка. Положив руки ей на плечи, я поцеловал ее, и только тогда понял, как истосковался по ней, как она нужна и желанна.
— Моя Наттана.
— Пустите, — сказала девушка. — Я не хочу, чтобы Эттера беспокоилась.
— Моя!
— Должна ли и я сказать это?
— Нет… не сейчас, но потом — обязательно.
Я отступил назад.
— Поторопитесь, — сказала Наттана, — а то не успеете к ужину.
Особенно, однако, торопиться не пришлось: времени вполне хватило, чтобы принять ванну, побриться, после чего я окончательно почувствовал себя бодрым, свежим и даже почти отдохнувшим. За ужином я рассказал о событиях минувших трех дней, включая наш с Доном поход за дровами. Все, кроме молча и выжидательно слушавшей Наттаны, засыпали меня вопросами. Жизнь в доме шла своим чередом. После ужина сестры отправились на кухню мыть посуду, а мы с Эком и Аттом перешли в гостиную и развели огонь в очаге.
Старший из братьев произнес краткое, положенное по традиции слово:
— Вам придется ходить на перевал до следующего снега. Я рад, что поэтому вы сможете задержаться в нашем доме.
— И я рад, — присовокупил Атт.
Эк устремил взгляд на горящие поленья.
— И вы, я надеюсь, поможете Наттане не скучать, — сказал он наконец.
Догадался ли он о наших отношениях? Он был настоящим хозяином в доме, и от его решений много зависело.
— Я просил ее стать моей женой, но она отказалась, — сказал я.
— Это вам решать самим, — медленно, с расстановкой отвечал Эк. — Возможно, она и передумает. Если да, то вы, я полагаю, возьмете ее с собой?
— Мне придется это сделать, поскольку я не имею права оставаться в Островитянии.
— Вы должны все хорошенько вместе обдумать, вы и она. Мы вмешиваться не станем.
— Да, — подтвердил Атт, — но учтите, что Эттера… — И, не договорив, он, как и старший брат, устремил взгляд на пляшущее в очаге пламя.
— Постарайтесь не причинять друг другу страданий, — произнес Эк после паузы, — никаких иных советов я вам дать не могу.
Итак, все было сказано. Я чувствовал себя взволнованным, слегка уязвленным, но мне было легко.
— Когда я буду свободен от дозора, я постараюсь, по возможности, быть полезным здесь.
Эк смутился.
— Да, конечно, — пробормотал он, — но ваши сочинения, вам не следует бросать их.
Атт спросил о распорядке дежурств на перевале. Предложенное Доном распределение обязанностей не очень понравилось ему, особенно то, что Самер будет дозорным, а Гронан — поваром и фуражиром. Оба слишком нерасторопны.
Вошли Эттера с Наттаной и присели возле огня. Скоро пора ложиться. Когда же мне перемолвиться с Наттаной?
Эттера тоже задала несколько вопросов, и постепенно разговор затих.
— Я думаю, Ланг очень устал, — неожиданно сказала Эттера. — Не стоит его задерживать.
Наттана взглянула на меня, как мне показалось, с упреком, и не успел я перехватить ее взгляд, как она потупилась.
— Да, я действительно устал, — сказал я, вставая, и обошел всех по очереди, сказав каждому «спокойной ночи» и задержавшись перед Наттаной, выжидая, пока она не взглянет на меня. Взгляд ее был бесстрастным, только изумруд блеснул на яркой белизне белков.
Я поднялся в ее мастерскую, закрыл за собой дверь и приоткрыл другую, ведущую в спальню. Поставив свечу на стол, сел и стал ждать. Я должен был повидаться с Наттаной наедине и высказать все, что у меня на сердце. Необходимость действовать расчетливо, втайне, не доставляла особого удовольствия, однако сейчас это мало что значило. Страсть, как разлившаяся река, поглотила меня, и я был не в силах противиться, даже если бы и захотел. И эта река, в своем разливе, должна увлечь и ее.
Я боялся, что не выдержу слишком долгого ожидания, — так билось мое сердце, но скоро на лестнице раздались голоса и смолкли; Наттана, как обычно, проходила в свою комнату через комнату Эттеры. Мгновение спустя сквозь приоткрытую дверь донесся звук отпираемой дальней двери, веселый голос Наттаны, прощающийся на ночь с сестрой, и, наконец, к моему величайшему облегчению, дверь захлопнулась. Наттана была в спальне одна. Скоро она обнаружит меня. Я не сводил с двери глаз.
Наттана что-то тихо напевала, вдруг пение оборвалось. Раздались шаги, все ближе. Голова Наттаны выглянула на мгновение и скрылась. Дверь сначала прикрылась, потом широко распахнулась, и Наттана быстро и тихо вошла в мастерскую, мягко закрыв за собой дверь, потом взглянула на меня, приложив руку к груди:
— Что вы хотите, Джонланг?
— Поговорить с вами, Наттана. Подойдите ближе?
Она нерешительно подошла. Я подвинулся, освобождая ей место на скамье. Все так же неуверенно она села.
— О чем поговорить?
— Я снова прошу вас быть моей женой.
— Нет, — коротко ответила она. — Ради нас обоих.
— Я не отстану от вас с этим вопросом, Наттана. Помните!
Я придвинулся к девушке, взял ее за руку.
— Бедный Джонланг!
Я выжидал, собираясь с силами; Наттана тоже ждала, что я скажу. Пламя свечи на столе почти не колебалось, горело беззвучно и ровно. И, словно глубокая река, оно увлекало нас за собою.
Слова, которые мне предстояло сказать, я уже не смогу взять обратно, они должны так многое изменить, но смолчать в эту минуту означало бы навек отравить себе жизнь сознанием собственной трусости.
— Все равно, Наттана, вы принадлежите мне, хоть и отказываетесь стать моей женой.