Белая горячка

Она передала трубку мне.

— Я в отчаянии, — сказал Симон. — Уверяю тебя, когда мы расставались, он был в отличной форме. Иначе бы, сам понимаешь, я его не отпустил… Видно, заснул за рулем.

Неподдельная скорбь в голосе. Откуда у него такое хладнокровие? Дружеским тоном он продолжал:

— Ты поступил как настоящий товарищ, Шармон. Я этого не забуду.

Вне себя, я сухо прервал его излияния:

— Куда тебе звонить в случае необходимости?

— Звонить не придется. Соберу чемодан — и сразу в дорогу… Поездом или самолетом — что будет быстрее. Сейчас посмотрю расписание… Так что не тревожься ни о чем. Тебя и так достаточно поэксплуатировали, старина… Еще раз спасибо. До скорого!

Он еще и издевается надо мной!

— Иди перекуси и выпей кофе, — сказала Марселина. — Он скоро совсем остынет.

Кофе был теплый и тошнотворный на вкус. Тошнотворным было и масло. И хлеб. И воздух, которым я дышал. Я схватил пальто и перчатки.

— Прости меня, Марселина. Я не могу задерживаться. Но я всегда в твоем распоряжении. Тебе достаточно позвонить. Не стесняйся.

— Только подумать, что все начнется сызнова, — простонала она. — Уведомительные письма, соболезнования, вся эта вереница людей… Покоя, боже, дай мне покоя!

Покой вымаливал себе и я, сидя в машине. Быть как все эти люди, что неспешно гуляют по улицам и без страха думают о завтрашнем дне. У меня же все внутри было словно раздроблено на мелкие кусочки. Я направился прямиком в свою комнату. Постель еще хранила отпечаток моего тела. Я уже спал не раздеваясь. Как бродяга. С таким же успехом я мог бы заночевать где-нибудь под мостом. Заснул я как убитый.

Что было потом?.. Потом — провал… Знаю только, что прошел не один день. Все завертелось вновь после повестки, врученной мне полицейским. Меня вызывали в уголовную полицию по касающемуся меня делу. Несомненно, кому-то опять потребовались мои показания. Но что я могу добавить к сказанному? Я направился в полицию, где меня уже ждали. Меня сразу же ввели в довольно уютный кабинет. Сидевшего там человека скорее можно было назвать молодым.

— Старший комиссар Базей… Садитесь, прошу вас… Видите ли, мсье Шармон, я хотел бы осветить с вашей помощью некоторые остающиеся пока неясными подробности в том, что я назвал бы делом Сен-Тьерри.

Скрестив руки на груди, он наблюдал за мной. У него были голубые глаза и стриженные под бобрик волосы. Особой симпатии он мне не внушал. Чересчур самоуверен.

— Мы тщательно изучили следы, оставленные машиной на насыпи. Скажите, обычно мсье де Сен-Тьерри ездил быстро?

— Очень быстро, — ответил я. — По крайней мере, любил этим похвастать. Ему нравились мощные автомобили.

— Разумеется, сейчас невозможно точно определить скорость в момент аварии. Но дорога была хорошая… быть может, слегка влажная… Интересно, с какой бы скоростью ехали вы, спускаясь с перевала?

— Ну, семьдесят, восемьдесят…

— И я так думаю. Машина пересекла насыпь по диагонали. Следы совершенно отчетливы. Однако, если бы она шла со скоростью хотя бы шесть-десять в час, грунт разбросало бы в стороны, понимаете?.. Колеса проделали бы в нем глубокие рытвины. А что мы видим на фотографиях? Взгляните!

Он протянул мне крупные фотографии, которые я с любопытством рассмотрел. Отпечатки покрышек выглядели на них четкими, как слепки.

— Грунт, — продолжал он, — просто просел под весом автомобиля. «Мерседес» двигался не быстрее пешехода, когда пересекал насыпь.

Симон предусмотрел все, кроме этой детали. И эта деталь его погубит.

— Действительно, — сказал я. — Нет никаких сомнений.

— Не правда ли, вывод напрашивается сам собой: машину подтолкнули. У «мерседеса» автоматическая коробка, как вам, должно быть, известно. Поэтому достаточно было переключить рычаг на первую скорость и довести автомобиль до насыпи, держась за баранку снаружи, через опущенное боковое стекло.

— Но в таком случае…

— Вот именно. Что в таком случае следует?

— А Сен-Тьерри? — вскричал я. — Что делал все это время Сен-Тьерри?

— Ничего. Потому что он был уже мертв.

— Как это?

— Тут у меня заключение судебного медика. Смерть Сен-Тьерри наступила от удара по голове спереди тупым предметом. Ему раскроили череп.

Кусок кварца!.. Перед глазами у меня явственно возник фиолетовый камень с бесчисленными шипами… Но ведь это произошло гораздо раньше! Мысли мои путались. Своими разговорами о Сен-Тьерри этот человек сводил меня с ума. Он по-прежнему изучающе смотрел на меня — точь-в-точь как тогда Клавьер.

— Кто-то, — медленно произнес он, — поджидал Сен-Тьерри на дороге… Несчастный остановился. Вы догадываетесь почему?

— Нет.

— Потому что он знал того, кто подавал ему знак… Другого объяснения тут быть не может… Налицо убийство… причем преднамеренное. Это ясно как день. И вероятнее всего убийца сам потом и поджег машину, надеясь скрыть свое преступление… Мы произвели замеры: падая с высоты семнадцати метров, «мерседес» ударился задом о выступ и перевернулся вверх колесами. От удара Сен-Тьерри размозжило затылок об одну из дуг жесткости. Затылок, а не лоб! Если бы машина не загорелась, преступление было бы еще более очевидным.

Я чуть было не крикнул ему: «Да нет же, идиот! Машина сгорела потому, что нельзя было допустить, чтобы опознали труп… Мертвец — это неизвестно кто». Но я должен молчать, молчать любой ценой. Симон допустил ошибку, Симон за нее и поплатится.

Комиссар перебирал бумаги. Вдруг он впился в меня глазами:

— Где были вы, мсье Шармон, в ночь убийства?

Вонзи он в меня нож по самую рукоять, я бы и то не ощутил более острой боли.

— Я? — вскричал я. — Я? Почему я?

— Отвечайте.

— Я спал. Я ничего не знаю.

— Вы были дома?.. Вы в этом уверены?

— Да… да… Я в этом уверен.

— Я задаю вам этот вопрос, потому что располагаю по этому поводу весьма любопытным показанием. У меня их даже несколько… Между нами говоря, я должен признаться, что, не будь этих свидетельств, гипотеза о преступлении просто не возникла бы. Наше ведомство и не подключилось бы к этому делу. Но представьте себе, что кто-то, прочитав в газете заметку о происшествии, вспомнил, как один человек часов в десять вечера разыскивал в Шамбери того самого Сен-Тьерри… Он позвонил в жандармерию. Те поставили в известность нас, и мы начали розыск… Мы установили, что некто действительно наводил справки в нескольких отелях. Мы получили довольно подробное его описание. Вид у него был крайне возбужденный и встревоженный… Дальнейшие поиски привели нас к станциям обслуживания, расположенным в тех краях. На многих из них также останавливался тот человек. Он был за рулем темно-синей «симки-1500». Один механик даже припомнил, что незнакомец завел речь о машине с номером, оканчивающимся на шестьдесят три… Пюи-де-Дом шестьдесят три… Какой марки ваша машина?

— «Симка».

— Цвет?

— Синий.

Наступила короткая пауза, затем комиссар продолжил:

— Мне остается лишь устроить вам очную ставку со служащими отелей Шамбери или с…

— Это ни к чему, — сказал я. — Все правильно. Я ездил в Шамбери.

Упорствовать, отрицать не имело смысла. Да я и не хотел больше защищаться. У меня было такое чувство, будто Сен-Тьерри смеется надо мной. Смеялся с самого начала. С той ночи он не прекращал вести со мной игру. Он пустил в ход отца, жену, Симона… лишь бы добраться до меня, до меня одного… В эту самую минуту, выпустив на сцену комиссара, он суфлирует ему вопросы. Вот сейчас он шепчет тому на ухо: «Спросите-ка у Шармона, убил он меня или нет… Вот увидите… Он не решится утверждать обратное — ведь он и вправду меня убил».

— Вы убили Сен-Тьерри, — веско сказал комиссар.

Я расстегнул ворот рубашки. Я был весь в поту. Я ухватился за край стола.

— Клянусь вам, что я не имею никакого отношения к этой истории с автомобилем… Мне просто нужно было увидеться с Сен-Тьерри…

— Почему?

— Потому что он поручил мне кое-какие работы в своем замке.