Белая горячка

— Прости меня, Ален… Я не могу остаться надолго… Он при смерти.

— Сколько же это будет тянуться?!

— На этот раз никаких преувеличений: он безнадежен. Я насилу вырвалась. Все считают, что я в Клермоне. Так что времени у нас с тобой самое большее час. Поверь, я расстроена не меньше тебя…

Через площадь размещались несколько кафе. Мы зашли в первое попавшееся. Я заказал по грогу.

— Да, я тебе еще не сказала… Все как-то недосуг было. Они там ведут сумасшедшую жизнь. Он заболел.

— Кто?

— Эмманюэль, кто ж еще.

— Как?

— Да что с тобой? Ты будто с луны свалился. Эмманюэль в Милане заболел. Видимо, бронхит. Вчера вечером мне звонил брат. Ничего серьезного, но он должен оставаться в постели: врач запретил выходить… Даже если умрет отец, он не сможет приехать на похороны. Веселенькое дело! Можешь себе представить, какие пойдут пересуды… Я его предупредила, но он ничего не желает слышать. При его сумасшедшей езде по ночам этого и следовало ожидать.

Ее болтовня дала мне возможность прийти в себя, но удар был, что и говорить, сокрушительный. Не переставая тараторить, она машинально поправила мне галстук.

— Снова ты оделся кое-как. Ты не можешь купить себе другой галстук? Этот совсем разлохматился. Ладно, я сама тебе куплю — в прошлый раз я присмотрела в Клермоне один очень славненький.

— Ты сказала Симону насчет работ?

— Конечно. Но он ответил, что тут решать не ему и лучше ничего не начинать до возвращения Эмманюэля.

— А скоро Эмманюэль вернется?

— Как только будет в состоянии выдержать поездку. Вероятнее всего, к концу следующей недели… На этот-то раз ему придется пробыть здесь подольше. Так много дел накопилось. И прежде всего надо решить с замком. Он не намерен в нем оставаться. У него появилась идея купить имение в Италии. Может быть, на берегу Лаго Маджоре. Это совсем рядом с Миланом. Я в общем-то не против.

Она и не подозревала, какую нестерпимую боль причиняют мне ее слова.

— У нас будет собственная яхта. Сплошь красное дерево. На ней я буду приплывать к тебе на свидания.

— Послушай, Марселина, да ты представляешь себе расстояние?

— Подумаешь, расстояние… По нашим-то временам… Из Парижа в Милан есть прямой поезд.

«А расходы? А время на дорогу?» — чуть было не выпалил я в ответ, но вовремя сдержался: к чему заранее унижаться? Как я был прав, уничтожив Сен-Тьерри! Мало-помалу, посредством ранее задуманных планов, нарисованных перед нею заманчивых картин, он отбирал ее у меня, с каждым днем все более утверждая над ней свою власть. Он был тут, живой и деятельный, пока она продолжала свой восторженный монолог.

— Если мы решим что-нибудь построить, почему бы за проект не взяться тебе? Тогда ты сможешь часто бывать у нас. Эта его поездка в Италию, скрытность — для меня все ясно. Должно быть, он кое-что присмотрел… участок, виллу… Ладно бы у него был какой-то там насморк. Но он, видно, и впрямь подхватил что-то серьезное. Уж я-то его знаю!

— Марселина… только честно… ты точно знаешь, что он никогда не догадывался о… ну о нас с тобой?.. Да-да, мы об этом уже говорили. Но я еще раз хочу спросить.

— Что это тебе вдруг пришло в голову? Конечно же, он не знает.

— А эта идея, переехать в Италию, как она у него появилась?

— Возможно, не без помощи Симона. Иногда нам с Симоном случается болтать о том о сем. Он частенько говорил мне, что Франция ему надоела, это, мол, страна крохоборов и мелких лавочников.

— Твой брат мог знать о наших встречах?

— Я его в свои дела не посвящаю.

— Необязательно рассказывать… иной раз достаточно намека.

Она призадумалась.

— Н-нет, — проговорила она нерешительно. — Не думаю… Но даже если он о чем-то и догадывается, что меня бы весьма удивило, ему нет никакого расчета выкладывать это Эмманюэлю. Пройдемся немного? После Парижа я еще не была на свежем воздухе.

Невеселой оказалась эта прогулка по безлюдным улицам. Марселина без умолку говорила о замке, об умирающем старике — с излишней, на мой взгляд, жестокостью, которая задевала меня за живое, как будто я имел какое-то право ему сочувствовать. Ведь именно я первым взял этот циничный тон. Но я всего лишь пытался выместить на ком-нибудь свою горечь, тогда как она — я в этом не сомневался — радовалась тому, что скоро освободится от тирании и вместе с тем станет богатой. Эта отвратительная тяга к деньгам, подобно вирусу, передалась ей от муженька. Даже мертвый, Сен-Тьерри распространял заразу. А влияние не уничтожишь. Призрак не убьешь!

Старый Сен-Тьерри умер на следующий день. Когда позвонил Фирмэн, меня в конторе не было. Новость я узнал от секретарши.

— Можно подумать, вы рады его смерти, — заметила она.

О да, это меня обрадовало. Из-за Симона. Финита ля комедиа! Уж теперь-то ему придется открыть карты. Со вчерашней поездки в Виши я неотступно думал о нем, ни на шаг не продвинувшись в своих рассуждениях. Чего он добивается? Быть может, в Италии он попытался выдать себя за Сен-Тьерри, чтобы вести вместо него переговоры. Почему бы и нет, если он имеет дело с людьми, незнакомыми с Сен-Тьерри? Иногда я даже спрашивал себя, уж не было ли у него самого намерения избавиться от зятя? На первый взгляд это казалось чересчур неправдоподобным. И все-таки… Он досконально знал все дела Сен-Тьерри; будучи его тенью, он наверняка мог подделаться под его почерк, под его манеру разговаривать. Несомненно, паспорт умершего у него в кармане, благодаря чему он мог зарегистрироваться в отеле под именем Сен-Тьерри, получать корреспонденцию на его имя, исключая разве что почту до востребования, — короче, перевоплотиться в Сен-Тьерри. Правда, внешне сходства не было никакого, но кому прилет в голову рассматривать фотографию в паспорте, если нет никаких оснований для подозрения? Быть может, Симон несказанно рад тому, что основную работу сделал за него другой! И даже… стаскивая тело в подвал, он, видно, и рассчитывал на то, что крысы благополучно ее довершат. С той самой минуты однозначно определилась вся его дальнейшая линия поведения: заболев (отличный предлог!), Сен-Тьерри не сможет присутствовать на похоронах, но будет давать о себе знать — весьма правдоподобно, посредством писем. Любой посыльный, любая горничная за соответствующую мзду согласится опускать эти письма в ящик в заранее условленные дни. И Симон приедет один — озабоченный, раздосадованный. «Да, Эмманюэля здорово прихватило… Он хотел приехать. Скольких трудов стоило удержать его в постели! Уход за ним прекрасный, но он так беспечен!..» Я как будто слышал эти слова Симона. Марселина примет все за чистую монету. Ну а потом?.. Потом-то что?.. Ведь не сможет же Симон постоянно вести двойную жизнь: одну во Франции, в собственном обличье, а другую в Италии, под личиной Сен-Тьерри!.. Что тогда? Прекратит свое существование в качестве Симона? Провернет в Милане какую-нибудь крупную операцию с получением наличных, после чего махнет самолетом в Южную Америку, и когда правда выплывет наружу, будет уже поздно?.. Это был бы чудовищный блеф, совсем в духе Рокамболя, но ни в каком крупном мошенничестве без этого не обойтись. Тем не менее есть одно препятствие. Труп. По крайней мере, скелет… Но тут уж Симон, выступая от имени Сен-Тьерри, позаботится воспрепятствовать началу работ в парке. Все так или иначе возвращается к этому вопросу. Нет работ — нет и трупа. Силен, мошенник! Тут все ясно. Даже слишком ясно! Настолько, что все это от начала до конца может оказаться сущим вздором. Но как бы то ни было, тут одно из двух: Симон либо отъявленный плут, и в этом случае я не так уж далек от истины, либо форменный болван, и тогда он неизбежно запутается в своей лжи. Погребение вынудит его сбросить маску.

Я позвонил Марселине, чтобы выразить ей свои соболезнования. Она держалась с большим достоинством, умело разыгрывая приличествующее случаю волнение. Похороны назначены на послезавтра. Она уже дала телеграмму мужу и теперь ожидает ответа.