Страница 97 из 110
— Просто какое-то чудо! — воскликнула королева, когда Озэма, стоя на другом конце комнаты, грациозно склонилась, приветствуя ее. — Беатриса, неужели это прелестное существо ничего не знает о боге? Но, даже если разум ее непросвещен, се простая душа должна быть непорочна, а сердце — чисто!
— Все это так, сеньора, — отозвалась маркиза. — Несмотря на все, мы с моей воспитанницей уже полюбили Озэму и готовы считать ее: Мерседес — своей подругой, а я — своей родственницей.
Величественно и спокойно королева приблизилась к Озэме, которая ожидала ее, склонившись и не поднимая глаз.
— Принцесса, — обратилась к ней Изабелла, — приветствую вас в наших владениях! Адмирал был прав, когда выделил столь высокую и достойную особу из числа тех, кто предстал перед глазами толпы. Как всегда, он проявил осмотрительность и глубокое уважение к священной монаршей личности.
— Адмирал! — с живостью воскликнула Озэма: она уже давно знала, как произносить этот титул Колумба. — Адмирал — «мерседес»! Изабелла — «мерседес»! Луис — «мерседес», сеньора королева!
— Беатриса, что она этим хочет сказать? — удивилась Изабелла. — Почему принцесса присоединяет имя твоей воспитанницы к титулу Колумба, моему имени и даже к имени графа де Льера?
— Сеньора, благодаря какому-то странному заблуждению она вообразила, что «мерседес» по-испански означает все прекрасное, все совершенное, и, когда она хочет что-либо особенно похвалить, то прибавляет это слово. Вы заметили, ваше высочество, она даже объединила имя Мерседес с именем Луиса! Когда-то мы искренне желали этого союза, но теперь он, по-видимому, невозможен, и сама она заинтересована в нем меньше всего.
— Действительно, странное заблуждение! — проговорила королева. — Но оно не случайно. Должно быть, оно вызвано какими-то особыми причинами. Но кто, кроме твоего племянника, Беатриса, мог произносить при ней имя твоей воспитанницы, да еще так, что принцесса приняла его за синоним совершенства? — Сеньора, неужели это возможно? — воскликнула Мерседес, и яркий румянец окрасил ее бледные щеки, а в глаза на мгновение блеснула радость.
— Почему же нет, девочка? Может быть, мы были слишком поспешны в своих суждениях о графе и приняли за ветреность то, что на самом деле говорит о его преданности тебе?
— Увы, сеньора, если бы это было так, Озэма не полюбила бы его столь самозабвенно!
— А с чего ты взяла, дитя мое, что принцесса испытывает к графу нечто большее, чем просто признательность за ею заботы о ней и благодарность за то, что он оказал ей неоценимую услугу? Беатриса, здесь как-то жестокая ошибка!
— Боюсь, что нет, сеньора! — возразила маркиза. — В чувствах Озэмы трудно ошибиться: она слишком наивна и неопытна, чтобы их скрывать. В первый же час после встречи с нею мы узнали, что она отдала Луису свое сердце, — оно так чисто, что ему даже не пришлось его завоевывать! И это не просто восхищение моим племянником, а настоящая страсть, такая же горячая, как солнце ее родины, о котором мы слышали от адмирала.
— А разве можно увидеть дона Луиса во всем блеске воинской* славы и не оценить его? — воскликнула Мерседес. — Разве можно быть с ним рядом долгие дни плавания и не плениться добротой его души?
— Воинская доблесть! Доброта души! — медленно повторила королева. — И при этом такая беспечность, причинившая столько горя! Если хочешь знать, дитя мое, он недостоин звания истинного рыцаря и дворянина.
— Не говорите так, сеньора! — взволнованно заговорила Мерседес, в коей робость боролась с желанием оправдать неверного возлюбленного. — Принцесса рассказала нам, как он спас ее от преследований ее злейшего врага Каонабо, одного из самых жестоких властителей острова, и о том, как благородно вел себя граф по отношению к ней.
— Вот что, дитя мое, иди к себе, помолись святой Марии, чтобы она ниспослала мир и покой твоей душе, и ложись спать. Беатриса, ты тоже оставь пас: я хочу поговорить с принцессой с глазу на глаз.
Маркиза и Мерседес тотчас удалились, оставив Изабеллу и Озэму наедине. Более часу проговорили они. Королеве удалось кое-что понять из объяснений гаитянки, но далеко не все, так как та недостаточно владела испанским языком. Одно было несомненно: Озэма любила Луиса. Чистосердечная индианка и не пыталась скрыть свои чувства, да ей бы это и не удалось. К тому же по своей наивности Озэма полагала, что ничего не должна таить от повелительницы Луиса, и с детской простотой открыла перед ней свою душу.
— Принцесса, я, кажется, поняла ваш рассказ, — сказала королева. — Каонабо, вождь, или, если хотите, король соседней с вами страны, решил взять вас в жены. Но, поскольку у него было уже несколько жен, вы, естественно, отклонили его нечестивые посягательства. Тогда он попытался захватить вас силой. Граф де Льера был в это время в гостях у вашего брата…
— Луис! Луис! — нетерпеливо прервала ее Озэма своим нежным, чистым голоском. — Луис, не граф!..
— Луис де Бобадилья и граф де Льера — это одно и то же лицо! Итак, Луис, если хотите, был у вас во дворце. Он обратил в бегство дерзкого касика, который в нарушение всех божеских законов хотел вас сделать своей второй или третьей женой. После этой победы ваш брат предложил вам на время укрыться в Испании. Дон Луис, таким образом, стал вашим защитником и покровителем, а по прибытии сюда отдал вас на попечение своей тетки. Я не ошиблась?
Озэма утвердительно наклонила голову. Рассказ этот за последнее время ей пришлось повторять так часто, что теперь она понимала почти каждое слово Изабеллы.
— А сейчас, принцесса, — продолжала королева, — я хочу поговорить с вами, как мать, ибо в моем королевстве всех особ вашего ранга я считаю своими детьми, которые имеют право обращаться ко мне за помощью и советом. Скажите мне, любите ли вы дона Луиса настолько, чтобы забыть свою страну и признать родиной Испанию?
— Что значит «признать»? — спросила озадаченная девушка.
— Я хотела спросить, согласны ли вы стать женой дона Луиса де Бобадилья?
Слова «муж» и «жена» были давно известны индианке. Она радостно улыбнулась, вспыхнула и закивала головой.
— Насколько я понимаю, — продолжала королева, — вы собираетесь выйти за графа замуж, ибо столь скромная и юная девушка, как вы, не стала бы признаваться в своих чувствах, если бы у нее не было на то достаточных оснований. Значит, вы уверены, что он на вас женится?
— Да, сеньора! Озэма — жена Луиса!
— Вы, конечно, хотите сказать, что Озэма скоро выйдет замуж за графа, скоро станет его женой…
— Нет, нет! Озэма теперь жена Луиса. Луис теперь муж Озэмы! — Не может быть! — воскликнула королева, пристально вглядываясь в прекрасное лицо индианки, чтобы убедиться, что все это не обман.
Однако по-детски открытое лицо Озэмы было так простодушно, что Изабелле пришлось поверить ее словам. Боясь ошибиться, она еще с полчаса расспрашивала Озэму, и все с тем же успехом.
На прощание королева поцеловала Озэму — она действительно приняла эту дочь неведомого народа из неведомого мира за принцессу — и удалилась, шепча горячие молитвы о спасении ее души.
Когда Изабелла вернулась в свои покои, там ее встретила маркиза де Мойя.
Верная подруга не могла уснуть, не узнав решения своей повелительницы.
— Дело обстоит хуже, чем мы полагали, Беатриса, — заявила королева, едва переступив порог. — Твой бессердечный, легкомысленный племянник уже женился на индианке. Теперь она его законная супруга!
— Сеньора, здесь какая-то ошибка! Дерзкий мальчишка никогда не посмел бы обмануть меня так нагло, да еще в присутствии Мерседес!
— А почему он доверил Озэму твоим заботам, дочь моя маркиза? Если она его жена, это вполне естественно, в то время как с посторонней женщиной… Впрочем, никакой ошибки здесь быть не может. Я долго расспрашивала принцессу, и у меня не осталось ни малейшего сомнения, что венчание было совершено по религиозному обряду. Трудно понять все, что она говорит, но это она повторила не раз и достаточно ясно.