Майлз Уоллингфорд

— Господи помилуй! Никакой он не отец — ее отец отдать Богу душу, и нет его больше. Я-то хотеть сказать молодому массе о Хлоя и этот самый парень, как бишь его — Наб, вот, сэр.

— Да, Дидо, о чем ты? Я вижу, они нравятся друг другу, и, думаю, они тоже хотят пожениться. Не в этом ли состоит цель твоего прихода? Если так, я даю свое согласие, не дожидаясь, пока меня об этом попросят. Наб не будет неродным мужем, поверь мне.

— Не спешить так, масса Майл, — сказала Дидо с горячностью, свидетельствовавшей о том, что совсем не то она желала услышать. — Есть тут помеха, чтобы Наб свататься к такая девушка, как Хлоя. Масса Майл понимать, что Хлоя нынче горничная мисс Грейс. Никто больше не помогать ей одеваться или что делать в комнате у молодая мисс, только одна Хлоя — моя дочь, Хлоя Клобонни!

Вот как! Дело принимало новый оборот. Каков хозяин, таков и слуга. Похоже, любовь Наба (или лубопь, ведь так именовалось сие чувство, и слово это вполне выражало облеченное в него понятие), как и мою, ждали тяжкие испытания; одинаковое обвинение выдвигалось против нас — никто из нас не мог похвастаться знатностью. Хотя в обычай нашей семьи не входило вмешиваться в дела сердечные, разве только помогать добрым советом, я все же решил замолвить слово за беднягу.

— Если Хлоя любимая служанка моей сестры, — сказал я, — не забывай, что Наб, в свою очередь, мой любимый слуга.

— Это верно, сэр, и Хлоя про то же толковать, да одно дело — Клобонни, другое — корабль, масса Майл. Наб, он сам собой, он даже не жить в каюте, где жить молодой масса.

— Все это правда, Дидо; тем не менее существует известное различие между домом и кораблем. Домашнюю прислугу, может быть, больше любят и больше доверяют ей, нежели, допустим, садовникам, конюхам и прочим, прислуживающим вне дома; но, будучи далеко от берега, мы считаем, что более почетно нести труд матроса, нежели находиться в каютах (разумеется, это не относится к капитану или его помощнику). Я и сам был когда-то матросом; Наб занимает как раз ту должность, какую некогда занимал его хозяин.

— Это хорошо, куда как хорошо, сэр, Хлоя-то так не говорить, да я больше и не желать. Однако, сэр, все говорить, что раз Наб спасти жизнь молодой масса, молодой масса дать ему вольная; никогда моя дочь не быть жена вольный негр. Нет, сэр, избавить меня от такой срам, это слишком для верный старый служанка!

— К сожалению, Дидо, Наб разделяет твое мнение. Недавно я предложил ему вольную, но он отказался принять ее. В этой стране происходят перемены; может статься, вскоре люди будут считать более достойной участь свободных негров, нежели долю чьих бы то ни было рабов. Скоро закон окончательно освободит вас.

— Никогда не говорить мне такое, масса Майл — этот день никогда не прийти для меня и моя семья; даже старый Купидон не такой глупый, чтобы хотеть такое. Вот, сэр, Бром мистера Ван Блакрума, ужасно он хотеть жениться на Хлоя; но я никогда не согласиться на такой сууз, — видимо, подразумевался «союз», — ни-ког-да. Наша семья, сэр, больно хорошая, чтобы родниться с Ван Блакрумы. Никогда не бывать такой сууз.

— Я и не предполагал, Дидо, что рабы из Клобонни так разборчивы в своих связях.

— Очень даже разборчивы, сэр, всегда были и впредь так быть. Не думать, масса Майл, что я сама идти замуж за старый Купидон, если другой кто подходящий представиться у нас в семья, но лучше я за него идти, чем за кого из другой какой семьи.

— Наб — клобоннец, и он мой большой друг. Посему, я надеюсь, ты будешь благосклонней смотреть на его ухаживания. Вероятно, когда-нибудь Хлоя пожелает стать свободной, а Наб всегда сможет сам стать свободным и сделать свободной свою жену.

— Сэр, я думать, масса Майл, сэр, я надеяться, что молодой масса и молодая мисс послушать, что говорить старая кухарка прежде, чем они давать согласие.

— Разумеется, Хлоя — твоя дочь, и она окажет тебе должное почтение; в этом отношении я ручаюсь за себя и за свою сестру. Мы никогда не станем поощрять небрежение к родителям.

Дидо снова принялась благодарить меня, на этот раз еще более бурно, снова сделала глубокий реверанс и удалилась, имея весьма гордый вид, что, надо полагать, не предвещало ничего хорошего для Наба и Хлои. Беседа с Дидо навела меня на размышления о природе вещей в мире сем. Вот люди, принадлежащие самому что ни на есть низкому классу — классу, самой Природой обреченному на более низкое положение в обществе, — и эти люди привержены тем самым различиям, которые делают меня столь несчастным и о которых известные «мудрецы», вовсе не понимая их, резко и горячо высказываются в том смысле, что они весьма незначительны, и даже заходят в пылу споров так далеко, что отрицают само их существование. Кухарка моя, в свойственной ей манере, думала приблизительно так же, как, я знал, думает Руперт, как думают Дрюитты и весь мир, я боялся, что даже Люси думает так в отношении меня. Возвращение Марбла, который покинул меня, как только Дидо завела свой разговор, прервало мои размышления об этом странном — я чуть не сказал поразительном — совпадении и возвратило меня к настоящему.

— Поскольку старая уже посвятила тебя в свои тайны, Майлз, — снова обратился ко мне мой помощник, — посмотрим теперь, как обстоят наши дела. Я тут беседовал с матерью юнца, упавшего за борт, дал ей парочку советов, которыми, надеюсь, сын ее сможет воспользоваться в будущем. Как ты думаешь, чем она объясняет столь нелепое его поведение?

— Ума не приложу, наверное, тем, что он не очень умен, может быть, от рождения.

— Нет, это любовь. Кажется, бедняга влюблен в твою милую подругу» сестру Руперта, и не что иное, как любовь, побудила его изображать канатоходца на нашем гике.

— Неужели миссис Дрюитт сама сказала тебе об этом, Марбл?

— Да, капитан Уоллингфорд, пока вы рассуждали про Наба и Хлою со старой Дидо, мы, то есть доктор, мать юноши и я, рассуждали про Эндрю и Люси между собою. Почтенная дама дала мне понять, что это дело решенное и что она уже смотрит на мисс Хардиндж как на свою третью дочь.

Мне показалось весьма странным, что миссис Дрюитт обсуждала сей предмет с таким человеком, как Марбл, или даже с доктором Постом, но, во-первых, здесь надо было учитывать манеру Марбла неверно оценивать свою роль в разговоре, а также тревожное состояние, в котором находилась мать Эндрю. Она еще не вполне оправилась от происшедшего и могла допустить такую неосмотрительность, особенно в разговоре с почтенным человеком, подобным Посту, не заметив или не придав значения присутствию помощника. Все услышанное подтвердило мои худшие опасения: я опоздал. Люси, должно быть, уже обручена и ждала только совершеннолетия, чтобы выполнить необходимые формальности по распоряжению имуществом в пользу своего брата, прежде чем выйти замуж. Ее манера держать себя со мной была следствием привычки и искреннего расположения, быть может слегка усиленного сознанием ужасного зла, которое причинил нам Руперт. Да разве имел я право роптать, даже если допустить, что все это правда? Долгие годы я сам едва ли отдавал себе отчет в моих собственных чувствах к этой славной девушке и, разумеется, никогда не делал попыток открыться ей. Она не давала мне никаких обетов, не клялась в верности, не получала от меня заверений в моей преданности, не была связана обязательством считаться с моими желаниями. Мое чувство к Люси было настолько искренним, что я ликовал даже в своем несчастии, Думая о том, что никак невозможно обвинить ее в лицемерии или лукавстве. Вообще, казалось вполне естественным, что она полюбила именно Эндрю Дрюитта, того, которого она впервые встретила по достижении возраста, чувствительного к подобным впечатлениям, а не меня, которого была приучена принимать дружелюбно и просто, как брата. Видимо, я должен был смириться с этим.

Утреннее происшествие, а также присутствие миссис Дрюитт с дочерьми произвели совершенную перемену в настроениях и распорядке жизни нашего небольшого общества. Дамы по большей части пребывали в каютах; что до Дрюитта, Пост посоветовал ему не покидать каюты, пока он не восстановит своих сил. Мистер Хардиндж проводил много времени у постели Дрюитта, ухаживая за ним, словно отец за сыном. По крайней мере, мне так показалось. Таким образом, мы с Марблом оставались на шканцах одни, хотя изредка кто-нибудь наведывался к нам снизу; впрочем, ни Грейс, ни Люси, ни старая миссис Дрюитт ни разу не посетили нас.