Майлз Уоллингфорд

Кому-то из читателей, быть может, любопытно, как время обошлось с нами, стариками, — мы ведь дожили до преклонных лет. Я все еще бодр, несмотря на годы, и, кажется, выгляжу гораздо моложе своих лет. Я объясняю это обстоятельство воздержанностью и моционом. Люси была положительно привлекательна лет до пятидесяти, даже до этого возраста в значительной мере сохранив живую, цветущую красоту. Я до сих пор считаю ее красивой, а старик Наб, находясь в благоприятном расположении духа, называет моих дочерей «прекрасными молодыми мисс», а мою жену «прекрасной пожилой мисс» И почему бы Люси Хардиндж не сохранить следы того очарования, которое делало ее такой прелестной в юные годы? Чистая сердцем, искренняя, правдивая, спокойная и добродетельная — разве такая душа может не сообщить своих благословенных черт этому лицу, на котором и теперь так живо отражаются ее лучшие порывы? Да, Люси все еще красива, и даже ее очаровательные дочери кажутся мне не столь прекрасными. То, что она все эти годы — рядом со мной, составляет не только радость, но и гордость моей жизни. Мне не стыдно признаться, что за этот счастливый дар я каждый день коленопреклоненно благодарю Господа.

О РОМАНЕ «МАЙЛЗ УОЛЛИНГФОРД»

Вторая часть дилогии об американском моряке Майлзе Уоллингфорде, вышедшая как и первая, «На море и на суше», в 1844 году, носит его имя. Любопытно, однако, что в британском издании название было заменено на «Люси Хардиндж», что можно счесть достаточно правомерным. Роль героини в этом романе выходит на первый план, вся таинственность умолчаний об ее отношениях с Майлзом разрешается в итоге повествования, а финал книги выглядит гимном в честь Люси как путеводной звезды героя. Любимая женщина в конце концов выступает его спасительницей посреди жизненных испытаний и, соединяясь с идеей Провидения, проясняет концепцию романа.

Что касается структуры — все события, очерченные в виде завязки в первой части дилогии, получают теперь свое драматичное разрешение, а важнейшие темы, заявленные Купером прежде, здесь продолжены. Применительно к «Майлзу Уоллингфорду» в числе важнейших остается основная оппозиция моря и суши; усилена тема дружбы (даже на нескольких уровнях), а в целом произведение посвящено таинству человеческих отношений и бытия. Явственно акцентирована политическая тема, связанная с открытой полемикой и сатирой. Рассмотрим же подробнее, как эти разнообразные мотивы соединяются в общее художественное целое.

Как и прежде, Купер поворачивает перед нами главную метафору произведения множеством граней, создавая игру символов, включающих практически все стороны человеческой жизни. Уже в первом романе, «На море и на суше», жизнь представала как клубок противоречий, выявлявших относительность суждений человека о ней и о себе самом. При этом море выглядело вольнее суши, откровеннее как друг и как враг, оно приводило к самораскрытию характера, а противостояние человека морю было честной борьбой под стать мужскому поприщу и предназначению. Все это остается справедливым и для второй части дилогии.

Женщина у Купера ассоциировалась с сушей (автор, правда, не касается старого морского поверья о том, что женщина на судне — к несчастью, хотя Эмили Мертон вносит именно такую ноту в повествование). Дом, достаток, возлюбленная — ведь этот ряд понятий недвусмысленно связан с берегом (подразумевается, что и с устойчивостью, хотя его «рифы» и «мели» — это людские пороки: мошенничество, алчность, лицемерие, клевета — и несть им числа). В первой части дилогии в отношениях героя с Люси, его возлюбленной, и Грейс, его сестрой, обнаруживается достаточно недоговоренностей и неясностей, так что женское начало предстает в книге воплощением скорее зыбкости — будь то на море или на суше.

В «Майлзе Уоллингфорде» с первых страниц метафора суши и моря подхватывается: дом сравнивается с кораблем, и развитие этой мысли напрямую исходит от Марбла, причем даже в мелочах: вспомним, сколь симптоматично «путается» в его устах наименование только что обретенного дома (cove — «гавань», «бухта» вместо grove — «роща»). Морской дом (корабль) сопоставляется с сухопутным по принципу: что истиннее? Характерно, что тот же Марбл, отзываясь о своих забытых голландских корнях, не без пренебрежения изрекает, что в Голландии люди «живут как ондатры — то ли на суше, то ли на воде, не поймешь». К обсуждению того же вопроса подключается и неф Наб, в разгар морских бедствий, постигших героев, говоря о том, что «лучше бы им никогда не видеть соленой воды». И здесь читатель впервые открывает для себя: море способно отнять счастье, возможное на суше, а одиночество духовное может превратиться в физическое, как это и происходит с каждым из героев поочередно — с Набом, Марблом и Майлзом. Что касается Майлза — случай с опрометчивым закладом поместья Клобонни и близорукость в отношениях с Люси наглядно показывают, как уязвимы могут быть жизненные критерии, применяемые моряком на суше: фактически собственными руками Майлз едва не разрушает пути к личному счастью. Но он терпит крах и на море — вот почему важно прояснить, в чем причины и смысл катастрофы, постигшей «Рассвет», драматичная история которого начинается в главе XV и завершается в XXIV, составляя значительную часть пространства романа. В результате фатального плавания Майлз, преследуя материальные цели, теряет все, привязывающее его к бытию. Оставшись один на один с собственным поражением, утратив корабль, груз, поместье, возлюбленную и друзей, он всерьез задумывает добровольный уход из мира. К началу повествования преуспевающий капитан и помещик, герой движется сквозь все более драматичные перипетии плавания, от несчастья к несчастью, от крушения к разорению, от одиночества и мыслей о смерти к аресту и пленению. В сущности, катастрофа на море отражает полное замешательство, испытанное героем на суше. Красноречивым параллелизмом может послужить двойной арест Майлза, сначала у берегов Англии, затем в Америке, и мотив с двойным закладом поместья: сразу же вслед за выкупом домика Марбла следует опрометчивый (причем тайный) заклад Майлзом Клобонни. Из безысходного кризиса героя выводит Провидение, роль которого исполняет Люси, в то время как общий вывод состоит в том, что «Бог ведает всем, что происходит как на море, так и на суше». Таким образом, исходное противостояние суши и моря перерастает в исконный человеческий дуализм души и тела, преодолеть который возможно только вмешательством великого таинства свыше. Важно отметить попутно, что «морские» главы занимают в романе количественно больше места, они, естественно, ярче содержанием, само же море явно выступает мощным художественным символом, предвосхищая Мелвилла, у которого оно однозначно вытеснит сушу в качестве места действия.

Одним из постоянных приемов Купера, оттеняющих идейный замысел и судьбы героев, как отмечалось ранее, является символика имен и названий — персонажей и кораблей. Она распространена неравномерно и возрастает в зависимости от важности роли персонажа в повествовании. Если говорить о кораблях, о г «Кризиса» первой части дилогии капитан Майлз переходит к «Рассвету» своей жизни (правильнее переводить название корабля как «Заря», тем более что на носу его укреплена резная фигура Авроры). И если в своей материальной морской судьбе «Рассвет» не оправдывает надежд героя, то символической своей ролью он «от противного» заставляет Майлза прозреть («to dawn upon» — осенять, доходить до сознания) его истинное место в мире. Можно связать этот смысл и с обретением Божественного откровения в конце романа, где Люси (Lux — по-латыни свет) выступает прекрасной его посланницей.

Мастерским поворотом в символике романа выплывает в его финале и Меченый (индейский вождь, повешенный Марблом без суда за коварство в первой части дилогии) — теперь уже в качестве корабля, командование которым принимает Марбл. Тема Меченого из эпизодической таким образом становится в ряд главных: это вопрос о правомерности человеческого суда и о выборе. Борьба и. месть или смирение и прощение приличествуют человеку? Что является его уделом — ошибки или непогрешимость? Напоминанием о бренности и греховности человеческой природы вечно служит Меченый (Smudge) — символ вины, родового пятна.