Горы и оружие

— Этот патологический страх ссоры перерастает у тебя уже в манию. Ведь все равно мы ссоримся, так не лучше ли высказать то, что ты чувствуешь и думаешь, чтобы и я знала.

— Ссорься со врагом своим, а не с любимой, — произнес он по-персидски.

— Никогда больше не говори со мною по-персидски. Никогда!

Они сидели в постели бок о бок. Рука ее плашмя лежала на голубом одеяле, и Мак-Грегор заметил, что концы пальцев дрожат.

— Если бы ты хоть какую-то малость дал мне взамен, хоть чем-то обнадежил, я отказалась бы от покупки.

Он понял, что не сможет сейчас сказать ей о своей поездке.

— Тема ведь не нова. Камень преткновения между нами — дело, за которое я взялся и которое заканчиваю. К чему же споры? Просто дай мне его кончить.

— Да разве кончишь ты когда-нибудь? Ну каким образом, скажи?

Он молчал.

Кэти тяжело откинулась на подушку, выключила лампу на ночном столике.

— Если я куплю этот дом, — сказала она в темноту, — то что-то между нами оборвется. Кажется, понятно говорю?

— Да, — сказал Мак-Грегор.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Утром проводили в дорогу Сеси — Сеси в гневных слезах. Даже тетя Джосс вышла из своего убежища, обутая в сабо, и постояла в дверях, помахала рукой, точно Сеси отправлялась на веселую прогулку с друзьями. Сеси уехала в своем «ситроене», провожавшие вернулись в дом. И тогда Мак-Грегор вышел за ворота и направился через Сену на Елисейские поля, в агентство Британской авиакомпании — узнать, летают ли самолеты в Тегеран.

Клерк авиакомпании сказал ему, что английские лайнеры летают на Тегеран из Брюсселя; до Брюсселя же ходят автобусы.

— Заказать билет можете, но полет не гарантируем. Если не сможете использовать билет, стоимость вам, вероятно, полностью вернут.

— Понятно.

На стене, над головой у клерка, рекламный плакат изображал индонезийскую куклу-марионетку, надпись поперек изображения гласила, что Британская заморская авиакомпания доставит вас и туда, и оттуда. Плакат брал логикой и лаконизмом.

— Итак, бронировать вам место? — спросил клерк.

— Да.

— На какое число?

— Если можно, на пятницу.

— До пятницы у нас с вами три дня…

За зри дня Кэти, быть может, поймет правильность его действий. И уж за три дня представится удобный случай сказать ей о поездке.

— На пятницу место, думаю, будет, — сказал клерк и задал обычные вопросы: гражданство, фамилия, имя, адрес, — есть ли иранская виза.

— Есть, — ответил Мак-Грегор. Назвал себя. Адреса в данный момент не имеет, укажет его завтра, когда зайдет за билетом.

— Если завтра, то с утра приходите, — сказал клерк. — На полдень здесь назначена большая манифестация, все улицы будут забиты. Сегодня — коммунисты на площади Бастилии, а завтра — голлисты здесь, на Елисейских полях. И на этот раз решится, кто в нашем хозяйстве босс.

Мак-Грегор поблагодарил и ушел. Вернувшись домой, он услышал голос Кэти, оповещавший из кухни тетю Джосс:

— Сейчас я сама займусь ленчем.

Мак-Грегор торопливо предупредил в холле Эндрю:

— Я еще не говорил маме, что уезжаю в Иран, так что ты молчи пока.

— А ты скажи ей не откладывая.

— Нельзя, — покачал головой Мак-Грегор. — Она сейчас и без того расстроена.

— Тебя хочет видеть Таха, — сказал Эндрю. — Он сегодня днем будет участвовать в манифестации, которую проводит ВКТ с профсоюзами. У него к тебе дело. Я знаю, где Таху искать, пойдем вместе.

— Хорошо, — сказал поспешно Мак-Грегор, видя, что из кухни выходит Кэти.

Кэти словно чутьем угадала, о чем у них разговор.

— Ты на сегодняшнюю демонстрацию не пойдешь, — сказала она сыну.

— Но ведь сегодня и завтра — решающая конфронтация. Все прежние не в счет.

— Ги предостерегал меня вчера: ты якшаешься с Тахой, с курдами, с иранцами. Если тебя поймают, как поймали Сеси, то, как и ее, выдворят из Франции. И я теперь пальцем о палец не ударю. Понесешь наказание полностью.

Эндрю наклонился, поцеловал мать.

— Не тревожься, мама. Я не так красив, как Сеси, и не привлекаю такого внимания.

— Я с ним пойду, — сказал Мак-Грегор.

Кэти поглядела на мужа с подозрением и за ленчем подчеркнуто молчала.

По дороге на площадь Бастилии Эндрю читал вслух газету. Сегодня, говорилось там, один из решающих для Франции дней. Даже Кон-Бендит тайно переправлен обратно во Францию. «Но все студенты, включая кон-бендитовское «Движение 22 марта», бойкотируют сегодняшнюю манифестацию ВКТ, — читал Эндрю, — поскольку профсоюзы отвергают лозунги студентов».

— Нет, студенты бойкотировать не станут, — сказал Мак-Грегор. — Профсоюзы им больше нужны, чем они профсоюзам.

— «Передают, — продолжал читать Эндрю, — что де Голль покинул вчера Париж в 11.30 утра, а у себя в Коломбé появился лишь в 5.30 вечера. Никто не знает, где он провел день. Армия уже взяла Париж в кольцо и ждет».

Дойдя до бульвара Бомарше, они остановились — путь преградили густые колонны демонстрантов, двинувшиеся уже от площади Бастилии к площади Республики с пением «Прощай, де Голль, прощай!»

— Постоим здесь, дождемся курдских студентов, — сказал Эндрю. — Они где-то ближе к хвосту будут, и с ними Таха.

Транспаранты и знамена служили как бы пояснениями к шествию, сжатыми и меткими. Длинен был перечень манифестантов: шли врачи, медсестры, учителя, шли парижане… Наконец, дождались Тахи; выйдя из рядов, он подбежал к Мак-Грегору и Эндрю и за руку потянул их в колонну.

— Нет, — сказал Мак-Грегор.

— Но у меня к вам разговор есть, дядя Айвр. А где безопасней вести разговор, чем в колонне?

Демонстранты приняли их в свою гущу. Здесь шли курды, персы, арабы, даже турки, всеми средствами скрывая свою чужеземность, ясно отпечатанную на лицах. Прошагали мимо афиши Зимнего цирка, и кто-то выкрикнул: «Де Голля — в цирк!» Все засмеялись, но Таха и не улыбнулся — не для улыбок он здесь шел.

— Вы когда едете? — спросил он Мак-Грегора.

— В пятницу.

— Послепослезавтра?

— Раньше не могу, — сказал Мак-Грегор коротко.

— Значит, с отцом, с кази увидитесь в понедельник или во вторник.

— Если не будет задержки.

— Кто же вас задержит?

— Иранцы, стоит лишь им узнать, с какой целью еду. Кто угодно может задержать. Даже и в Европе. Все тут сейчас насторожились, Таха.

— Никому пока не известно, зачем вы едете.

— Выведают непременно. Сам знаешь.

— Это верно. — Таха помолчал, дожидаясь, пока студенты впереди кончат скандировать лозунги. — Мы узнали, что те ящики с оружием выгрузят в турецком порту седьмого июня и что ильхан будет встречать грузовики десятого числа в долине Котура, но не там, где я думал, а у летних пастбищ. Так что Затко нужно туда прибыть к девятому июня.

— Но насколько достоверны ваши сведения? — спросил Мак-Грегор. — Я не хочу везти кази сомнительную информацию. Ты тщательно проверь.

— Наши турецкие друзья подтверждают.

— А может быть, намеренно дают ложные сведения?

— Нет. Они нам не лгут.

— Хорошо, верю тебе. Но как удастся Затко добраться до Котура? Это ведь почти на самой турецкой границе, и ему придется пройти вдоль целой цепи пограничных постов.

— Ему просто надо будет взять Кемийским хребтом, по турецкой территории.

Мак-Грегор отвел рукой плещущий в лицо флаг.

— Затко слишком слаб теперь для такой дерзкой операции. А другого выбора нет?

— В том-то и дело, — сказал Таха. — Но это еще не все. Я вот что хотел вам сообщить. В Тулон сейчас пригнали еще три вагона с оружием и боеприпасами. Доставили из Бельгии для ильхана. И все вместе повезут на этом судне.

— От них такого трюка и следовало ожидать, — горько заметил Мак-Грегор. Переждав, когда доскандируют, допоют призывы, он спросил Таху: — А ты когда поедешь?

— Завтра или послезавтра.

— Но как ты доберешься?

— Не беспокойтесь, дядя Айвр. Доберусь и сразу же свяжусь с отцом. Вы только постарайтесь убедить их, чтоб десятого были у Котура. А дальше уж отец будет знать, что делать.