Горы и оружие

— Замышляют — когда? — отозвалась недоверчиво Кэти.

— Этого они не захотели мне сказать.

— И немудрено. Они сами не знают. Золотые мечты и фантазии. Фантазии. Фантазии, — повторяла она, вертя ручку.

— Понятно, что дело пока еще отдаленное, — согласился Мак-Грегор. — Но они решили начать подготовку уже сейчас и на этот раз, возможно, добьются успеха.

— А чего они хотят от тебя?

— Еще не сказали.

— И догадываюсь почему, — насмешливо проговорила Кэти. — Они хотят, чтобы ты сперва поклялся могилой родной матери, что ты заодно с ними.

— Ты угадала.

— Но ты ведь еще не дал им клятвы?

— Нет.

— И не давай.

— Стоп! — сказала Кула, и Кэти остановилась и снова завертела ручку, когда Кула сказала: — Чик-чик!

Продолжать разговор под стрекот швейной машины Мак-Грегор не захотел.

— Тетя скоро вернется, — сказал он Куле и пошел с Кэти по берегу, а дети — за ней, и убежали, лишь когда он кликнул одну из женщин, которые стирали, колотя одежду в скудно текущей речной воде. Твердо держа Кэти под руку, он повел ее через деревню. Не все курды собрались в амбаре, было их в избытке и здесь — своих и приезжих, греющихся на горном солнце (и тут же рядом винтовка) или присевших на корточки над частями и обломками моторов и шасси. Курды попивали чай, посмеивались, окруженные тощими, в навозных струпьях, собаками древней гончей породы. С десяток горцев сидело на плоской земляной крыше овчарни вокруг 80-миллиметрового миномета, глядевшего широким дулом вверх, в пустоту.

Когда деревня осталась позади, Мак-Грегор сказал:

— Тут возникает новый фактор, который изменит для курдов всю ситуацию.

— Они вечно возникают, эти «факторы», — сказала Кэти. — В особенности у тебя. Ты их изобретаешь.

— Уж этого-то фактора я не изобретал.

— Посмотрим еще, убедителен ли твой фактор.

— Все крупные государства-нефтепотребители не сегодня-завтра воспылают интересом к курдским горам.

— Отчего бы вдруг?

— ИННК уже порядочное время бурит здесь скважины, и мы открыли два весьма значительных месторождения. Во-первых, чрезвычайно богатую нефтяную залежь, которая тянется, вероятно, миль на сорок под этими горами, как раз на курдском пограничье с Турцией, Ираком и Ираном.

— Но ведь ты и прежде об этом знал.

— Я только предполагал. Теперь же мы подтвердили бурением.

— Так. А во-вторых?

— Вторая находка даже важнее первой. Это обширное месторождение природного газа, ряд протяженных резервуаров, сообщающихся друг с другом на глубине примерно полутора тысяч метров, — иными словами, добыча не будет сопряжена с особыми трудностями.

— А кто захочет возиться с природным газом в этих горах?

— Через десяток лет миру грозит повальная нехватка углеводородов, так что за эти места неизбежна такая же драка, какая идет теперь повсюду, где разведаны новые запасы.

— А курдам известно об этих месторождениях? — спросила Кэти.

— Думаю, что да. Во всяком случае, известно, что я являюсь лицом, ответственным за проводимую здесь геологоразведку, и что теперь ИННК шлет меня сюда почти что каждый месяц. Курды следят за ходом нашего бурения.

— Но разве эти горы не относятся к зоне, где добычу нефти ведет сам Иран, не предоставляя никому концессий? Как же смогут вмешаться иностранцы?

— К несчастью, — сказал Мак-Грегор, замедляя шаг, чтобы придать весомость своим словам, — месторождения выходят за границы Ирана. Так что стоит лишь Ирану приступить к добыче, и все тут же кинутся урывать себе кусок. И тогда начнется свалка с участием курдов, турок, иранцев, арабов, американцев, англичан и мало ли кого еще. Можешь представить, что ждет курдов, если они не сплотятся и не подготовятся заранее.

Резким ударом носка Кэти отбросила с дороги белый камешек. Поглядела неприязненно на голые горы.

— Тем более нечего тебе ввязываться, — сказала она. — Ты бессилен остановить ход событий.

— Я еще не ввязался, — ответил Мак-Грегор.

— Но ввяжешься — и опять попусту загубишь годы жизни. За помощь иранским азербайджанцам ты отделался домашним арестом. Теперь иранцы накажут тебя не в пример суровей, если снова уличат в участии.

— Тогда было иное дело. И ты участвовала там не меньше моего.

— Тогда мы были молоды, — возразила она. — Теперь же постарели, и поздно тебе впутываться в курдскую затею, столь же безнадежную.

— Возможно, ты и права, — сказал он удрученно. — Возможно…

Они прошли уже половину каменистого подъема; помолчав, он сказал:

— Трудно стоять в стороне сложа руки, когда знаешь, что нависло впереди. Вмешательство иностранцев всегда чревато наихудшим. А они не преминут вмешаться. Они найдут способ разделить и обессилить курдов. Именно так всегда и получается.

Кэти остановилась, тяжело дыша.

— Будь прокляты эти горы! — сказала она с сердцем. — Все это горнокаменное идиотство!

Он подождал, пока она отдышится.

— А бывало, тебе в этих краях нравилось даже больше, чем мне, — мягко напомнил он.

— Теперь я их ненавижу. К тому же ты всякий раз принимаешься здесь робройствовать.

В 1952 году у Мак-Грегора в лаборатории бывшей Англо-Иранской компании случился взрыв, и Кэти читала потом ему, ослепшему на время, вслух предисловие Вальтера Скотта к «Роб Рою». Скотт описывает там, как горный клан Мак-Грегоров, к которому принадлежал Роб Рои, лишили свободы, земель и наследственных прав и даже запретили постановлением парламента носить родовое имя Мак-Грегор.

— Я не робройствую, — возразил Мак-Грегор, хмурясь, хоть он уже научился не принимать всерьез насмешек Кэти. — Просто я считаю, что курды окажутся в безвыходном положении, если не станут действовать.

— Да знаю же я. Знаю! — вырвалось у нее.

И Мак-Грегор поспешил истолковать это как выражение согласия на его помощь курдам. Согласия неохотного, но и на том спасибо. Молча, рука об руку, они стали спускаться назад к сланцевым косогорам, как вдруг услышали два выстрела. Затем донесся чей-то крик: «Кузан! Кузан!» («Убийца! Убийца!»)

И почти тотчас они увидели, как в небо над деревней ворвался реактивный, серо-защитной окраски самолет без опознавательных знаков, скользнул на низкие склоны, опережая свой рев, выровнялся и сбросил один за другим три черных контейнера. Они, вертясь и кувыркаясь, полетели вниз, и Мак-Грегор понял, что несут они Синджану. Обхватив Кэти за шею, он пригнул ее к земле, сам распластался рядом. Волна знойного воздуха, сгущенного черного дыма опалила им спины, вжала в землю, сорвала с Кэти туфли. Из легких выдавило воздух и наполнило взамен огненным жаром.

Все это было делом нескольких секунд, и, когда они подняли головы, горячее вязкое облако пылающего дыма уже всклубилось кверху черным аэростатом и они увидели, что деревню с одного конца одело сплошное, в полгектара, пламя.

— Что это? — воскликнула Кэти, не веря глазам. — Что случилось?

— Напалм, — сказал Мак-Грегор. Помог жене подняться на ноги. — Мы здесь совершенно не укрыты. — Он указал на каменные глыбы выше по склону, и Кэти кинулась туда с туфлями в руках. Прижавшись между глыбами, они стали ждать возвращения самолета. Но он не возвращался, и Мак-Грегор встал: — Что толку здесь пластаться? Спустимся в деревню.

Они побежали вниз по грунтовой дороге, потом берегом. Черная пелена напалма, пахнущая вазелином, сжирала дорогу, поля, край деревни. Местами даже белесая речушка горела. Они перешли ее вброд на участке, свободном от пламени, добежали до горящей окраины. Жар там стоял уже такой, что нельзя было подступиться.

— Чей это самолет? Чьих это рук дело?

— Чьих? Да чьих угодно, — горько ответил Мак-Грегор. — Узнали, должно быть, что здесь собрался Комитет.

Жители и приезжие, бросившиеся было спасаться, теперь все бежали обратно в деревню с криком и воплем. В дымной суматохе впереди заголосило, замелькало человек сто мужчин, женщин, детей. Мак-Грегор и Кэти, добежавшие почти до кромки огня, увидели пять или шесть лежащих тел — черные комья горелого мяса, все еще дымно охваченные вязко-студенистым пламенем напалма. Из каменных домишек доносились стоны, визг. Дотлевали сгоревшие овцы, похожие на обугленные чурбаки.