Страница 52 из 70
– Значит, многое будет меняться. Это хорошо. Что я могу сделать?
– Вы, наверное, посылали людей не только на запад. Скажите, можно ли конному пройти севером, отрогами, на Амит? – задав вопрос, Най ответ так и не успел получить: внезапно грохнула дверь и в комнату ворвался Тар, мокрый с головы до пят и восторженный. Но под белесым взглядом арага он быстро приугас.
– Сай, если ты не заметил, уже рассвело и пришло время работать. Но ты можешь отдохнуть. Для лени всегда достаточен и малый повод.
Брус тяжело вздохнул, глянул мельком на обильный стол и вышел во двор. Когда–нибудь он научится всему и будет очень сильным. Тогда можно спорить и даже бунтовать. Еще непременно стоит взять ученика. Тар блеснул глазами, светлея лицом от приятного видения. Даже предписанный урок перестал казаться каторгой. Ничего, придет и мой день. Вот так же сяду со старейшиной… лучше с Лиасой, на кой мне старейшина? Сяду в своем доме за стол и скажу неумехе– юнцу (слова надо запомнить!): «Для лени всегда достаточен и малый повод».
День Тамрана прошел в обычном уже соленом поту. Но его наставнику пришлось много хуже. В дом приходили люди, кланялись, чинно пили и ели, вели умные беседы. Ни минуты с мамой, без этих утомительных седобородых индюков. Он был кроток и вежлив из последних сил. Терпел до полудня. А потом взорвался тихо и страшно, так, что от одного холодного светлого взгляда гости вмиг рассыпались по домам. Даже зауважали сильнее – гневается Говорящий с миром. Вышел, попросил вежливо и стали приходить лишь больные и увечные.
К ночи Най вполне ожидаемо свалился без сил.
Мама тихо сидела рядом и гладила его по голове, совсем как прежде, в забытом детстве. Сон на мягких лапах подкрался ночным хищником и забрал добычу в одно касание. Ринай удобно устроила голову своего мальчика на коленях и поправила фитиль в плошке с маслом. Она посидит рядом. Так больно снова отпускать живого и сильного сына в большой мир. Конечно, Наири вырос. Но и дела его теперь велики. А ей опять останется только ждать. Она умеет ждать, но все же порой это так трудно.
Ох, нет уже сил пусть будет ночное светило, пополневшее за последние дни до широкого серпа, высеребрила пески, словно ранним инеем покрывая землю. Все дома спали, лишь в ее окне теплился слабый свет. К этому привыкли. Ринай всегда ждала своего мальчика и держала на западном окне огонек для сына.
Большая ладонь накрыла ее руку.
– Ма, ты у меня замечательная.
– Спи. Устал за день.
– Ничего, я теперь быстро отдыхаю. К утру нам надо уходить. Скоро погода сменится, будет большой ветер, – он извинялся, но без малейшего шанса на перемену решения. – Ничего, мы будем иногда сниться друг другу. Говорить. Ты ведь поймешь, когда сны живые, ты всегда знала.
Он сел, потряс тяжелой гудящей головой и с благодарным кивком принял кувшин воды. Ринай вышла и разбудила бруса, шепотом велев снаряжать коней. Подняла одну из дочерей Мойри и попросила приготовить припасы в дорогу, набрать воды.
Ная она застала уже во дворе.
– Мама, я думал еще один источник устроить, мне Тин советовала. Там, в низине, прежде бил ключ, я чую. Пойдем покажу. Только вода будет первое время мутновата.
– Отвык ты в Карне от большой жажды, – усмехнулась Ринай. – Очень тяжко пришлось?
– Лучше, чем многим другим. Я жив, здоров и свободен.
– Сбежал? Ты у меня страшно упрямый. Вот учитель Агимат никогда не брал детей, «испорченных этим бестолковым Юллом, который в мечах меньше ящерицы понимает», а тебя не выгнал.
– Выгнал, – рассмеялся Най, признаваясь, наконец. – Это я из бахвальства врал. Раз двадцать, да пребольно. Потом устал колотить и выпроваживать. На год оставил. И еще на год, и еще. Дальше велел добыть меч, я пошел домой… Кто же думал, что дорога за своим мечом получится такой кривой и долгой. Убегал от хозяев я часто, а убежать не смог. Меня выкупила Тиннара, она первая снавь, пришедшая в наш мир. Так страшно получилось… Я ее хотел убить.
– О, если мой сын хочет кого–то убить, все не так просто, – рассмеялась Ринай. – Она красивая?
– Да. Мам, не смотри так! Я знаю, сколько ты приложила усилий, чтобы я не был одинок в восемнадцать, ведь порядочному сыну нашей сухой степи положено привести жену много раньше.
– Ты тогда ценил лишь учителя, – снова рассмеялась Ринай. – А теперь вспомнил первым иное имя. Не запутывай сам себя.
– Я знал очень красивых женщин, и тут совершенно другой случай. Я же не ребенок! Да и подумай с другой стороны – я для нее плохо знакомый человек, случайный попутчик, если разобраться. Бывший раб, со всеми проблемами прошлого и тяжелым характером. Тебе ли не знать! Я уважаю ее, мы очень… связаны. Она открыла мой дар и провела через второе посвящение, рискуя жизнью. Не по прихоти или из любви, – мир нас позвал, он страшно болен. Нам лечить и нам же платить по счетам. Шансов дожить до того дня, когда степь расцветет, у первых снавей очень мало. Прости.
– Но ты уж постарайся, ладно?
Най кивнул, усмехнулся. Постарайся дожить или разобраться? Ма всегда умела говорить загадками.
Вот и лощина. Корни трав тут плелись плотнее и гуще. Вода билась рядом голубой ниткой пульса, он позвал – и ручей откликнулся легко, без боли в висках и тошноты, словно ждал давно и радовался обретенной свободе. К зиме благодарные люди выложат дно узорными камешками, пустят ручей в сухие пески. Там он сразу затеряется, но оставит след – озерко в форме узкого серпа.
Назад шли молча. Тар сонно ворчал у заседланных коней, перевязывая набитые вьюки. Маленькая илла затаилась у двери, обняв за плечи дрожащего со сна Никари. Ринай приметила, как медленно сын разбирает повод и хмуро проверяет вьюки, бессмысленно оттягивая время отъезда. Шагнула вперед, коротко обняла его, толкнула к коню.
– Делай, что должен, и помни: я буду ждать тебя в любой день. Иди, не оборачивайся.
***
2 – 4 сентября, Адепт, Катан–жи Ранх Карн
Катан–жи Ранх Карн стояла на северном балконе в праздничном черном наряде с глубоким вырезом. Пепельный шлейф из бесценного южного шелка мерцал, затканный серебром, расшитый невозможно дорогим в Карне морским жемчугом, черным и голубым. Высокую прическу и длинную шею украшали столь же безупречные жемчужины.
Закат отгорел, мир стал безопасным для несущей в себе огненную клетку. Ветерок приятно освежал разгоряченное счастливое лицо. Княжна смотрела на столицу, Тэйкарн, лежащий послушным темным псом у её ног под слабым призрачным сиянием звезд и народившегося вчера месяца, тонкого, как волос. Если все пройдет по плану, завтра город поклонится брату, и её власть станет абсолютной. С захватом Архипелага цена жемчуга упадет. Сегодня, усмехнулась Ранх, последний шанс блеснуть великолепием пока еще баснословно дорогих украшений. Она введет моду на густо–синие сапфиры Индуза. Уже скоро.
Надо лишь дождаться голубя.
Верные люди отправят птицу, едва заметив на дороге к городу её посланниц с конем князя. Игреневый будет подарком Го, дурачок любит игрушки старшего братца. А она узнает о своей победе на час раньше прибытия огненных. К утру найдется время выслушать приятные подробности. Следом за рассказом, еще до рассвета, собранная на совет знать получит скорбную весть. Черный цвет ей к лицу, все пройдет сдержанно и пристойно. Можно даже всплакнуть.
Конечно, тут же отправят за наследником, сыном Риннарха. Но, она улыбнулась, несчастья ходят стаями. Бедный мальчик вот–вот утонет, перевернувшись в лодке на большой волне. Недосмотр Индуза, возможно, даже намеренное утопление – прекрасный повод для мести. Месть будет объявлена и объединит её сторонников с людьми покойного Тарпена.
Тихо шевельнулся незримый в тени колонн Эрх, выдвинулся вперед. Шорох крыльев. Пусть на лапке будет черная лента!
Грод бережно взял птицу из воздуха, словно голубь висел неподвижно. Протянул госпоже. Черная. Ранх тронула ленту недоверчиво. Смяла в пальцах. Рассмеялась. Вот и не нужен ей больше Эрх. Опасный, смертельно опасный раб, силу которого она знала и ценила. Вот только в верности сомневалась. Его желание убить хозяйку никогда не ослабевало. Вот сейчас стоит за спиной и смотрит на шею, так жадно… Ничего, все теперь в её руках.