Колония на кратере

— Так вот она, причина-то всех тех землетрясений! — воскликнул Боб. — Поверите ли, в то время как у вас все это здесь стряслось, я был более чем в полутораста милях от этих мест, но и у нас были такие землетрясения, что даже старому опытному матросу невозможно было устоять на ногах. Два дня спустя к нам присоединилось судно, которое в ту пору находилось без малого на сто миль ближе к северу, чем мы; и что же? Ведь весь экипаж рассказывал, что там, в открытом море, им казалось, что небеса с землею обнимались.

— Вы говорите о каком-то судне, Боб; но разве возможно, чтобы вы где-нибудь повстречались с ним в этих местах?

— Нет, мистер Марк, напротив, это весьма возможно. Впрочем, самое лучшее, конечно, будет, если я расскажу вам все мои делишки по порядку; но так как сказка-то моя выйдет длинна, то нам, пожалуй, не мешает пристать к берегу и взглянуть хотя одним глазком на этот остров, который вы так расхвалили, а кстати, хорошо бы ближе познакомиться с теми птичками, о которых вы говорите, что они так вкусны. Я уроженец Джерсея и в дичи толк знаю! Так решено? Сойдем на берег.

Марк горел нетерпением услышать поскорее рассказ Боба, но так как бедняга Боб положительно умирал от голода, то, конечно, нельзя было не согласиться с ним. Вход в маленькую бухту находился в двух саженях от них; оба судна вместе вошли в нее и причалили к берегу. Затем наши приятели в сопровождении того же краснокожего стали подыматься на гору. Во время пути они обменялись лишь немногими словами. Но. выйдя на поляну, ни Боб. ни его темнокожий спутник не могли уже удержаться от шумного выражения радости и восторга при виде всех чудес этой благословенной долины. К немалому удивлению Марка, темнокожий выражался на том же английском наречии, что и Боб. Желая ближе разглядеть этого спутника своего друга, Марк обернулся в его сторону и с первого же взгляда узнал в нем некогда знакомое лицо.

— О, неужели, Боб, глаза мои меня не обманули, — воскликнул он, с трудом переводя дух, — неужели это в самом деле Сократ?

— Да, сударь, это самый Сократ и есть, да и Дидона, его жена, тоже не за сто верст от вас.

Однако, как ни прост был ответ Боба, все же он чрезвычайно смутил нашего молодого моряка.

Ведь Сократ и Дидона были рабы его жены, которых он оставил при ней; ведь люди эти составляли принадлежность той земли, которую унаследовала Бриджит от своей матери. Тысячи самых разнородных мыслей, воспоминаний и предположений разом зашевелились в мозгу нашего героя; тем не менее он воздержался от всяких преждевременных вопросов. Собственно говоря, он в глубине души чего-то опасался, и потому какой-то безотчетный страх удерживал его. Через силу, не отдавая себе отчета в своих действиях, направился Марк торопливыми шагами к тому месту, где всего часа три тому назад он так спокойно пообедал. Здесь оставались еще несколько нетронутых жареных птиц. Пошевелив золу, он убедился, что его костер еще не совсем затух. Не прошло и нескольких минут, как Боб и его темнокожий товарищ уже сидели, угощаясь вкусным жарким и запивая его драгоценным ромом, который издавна был Бобу хорошо знаком. Боб ел, не торопясь, смакуя каждый кусок, каждый глоток; но не из неуместного эпикурейства старался он продлить обед, нет, у него были на то гораздо более похвальные побуждения и причины.

Добрый Боб опасался за своего друга, предвидя слишком сильное для него волнение, и преднамеренно старался ослабить то впечатление, которое должен был произвести его рассказ на Марка. Так, например, Боб был весьма доволен, что его приятель узнал Сократа, так как присутствие его должно было навести Марка на некоторые мысли и хоть отчасти подготовить его к тому, что ему предстояло услышать. Наконец Боб Бэте окончил свой обед и приступил к обещанному рассказу.

Когда пинас вместе с находившимся на нем Бобом был унесен в бушующее море прошлогодней бурей, то злополучному мореходу не оставалось ничего более, как предать себя полному произволу волн, которые, перекидывая его судно с утеса на утес и с рифа на риф, наконец вынесли его, часа три спустя, совершенно невредимым в открытое море. А уцелел его пинас среди этих подводных рифов и камней потому только, что буря вздымала волны так высоко, что даже поверх скал и рифов для «Нэшамони» было достаточно воды.

В продолжение целой недели Боб всячески пытался вернуться вновь на Риф; но это не удавалось ему по той причине, что в течение ночи, когда он спал, его относило обратно, уничтожая таким образом все результаты, достигнутые им в этом отношении в продолжение дня.

По прошествии восьми дней под ветром показался берег; в надежде встретить там каких-либо живых существ Боб стал держать на этот берег, но ожидания его не оправдались. То была громадная гора вулканического происхождения, весьма схожая с Пиком, но только лишенная всякой растительности. Он назвал ее именем своего старого судна и прожил там несколько дней.

С наиболее возвышенной точки острова Ранкокуса видна была на севере и на западе земля. Боб решил идти на запад в надежде повстречать какое-нибудь судно, и приблизительно в ста милях от Ранкокуса наткнулся на группу низких плоских островов, которые оказались населенными. Мало того, туземцы этих островов были очень миролюбивы и, очевидно, привыкли уже видеть белых. По-видимому, неожиданное появление в их водах такого славного, красивого и новенького судна с одним лишь человеком, представлявшим собой в одно и то же время экипаж и командира, им показалось не совсем естественным событием, которое они, нимало не задумываясь, приписали вмешательству богов; поэтому они и встретили Боба и его судно со всевозможной лаской и почетом. Сам предводитель племени этих островитян вступил в дружеские отношения с Бобом; они побратались, взаимно обменялись с ним именами и даже от души потерлись друг с другом носами. Прожив около месяца под гостеприимным кровом радушного туземца, Бэте вместе с ним отправился однажды на группу соседних островов, расположенных в двухстах или трехстах милях далее на север. Там Боб рассчитывал встретить какое-нибудь судно, и оказалось, что на этот раз его расчет был верен; в самом деле, там стояло большое судно под испанским флагом, пришедшее из Южной Америки для ловли жемчуга. Судно это возвращалось теперь обратно и в это время как раз уже готовилось к отплытию. Вследствие какого-то внезапного недоразумения, происшедшего между командиром брига и темнокожим другом Боба, этот последний вдруг совершенно неожиданно уехал и даже не простился с ним. Теперь у Боба не было другого выбора, как или оставаться на этих островах, или же плыть на том испанском бриге, который отправлялся на другое же утро. Понятно, что Боб избрал последнее.

Сойдя в Панаме на берег, Боб перебрался через этот перешеек и прибыл в Филадельфию менее чем пять месяцев спустя после того, как в силу случайности распростился с Рифом.

Судохозяева «Ранкокуса» категорически отказались от какой бы то ни было попытки вернуть вновь свое судно; они набросились на страховое общество, принудив Боба показать под присягой, что судно их погибло. Почти одновременно с владельцами «Ранкокуса» узнала также от Боба Бэтса о судьбе, постигшей мужа, и Бриджит. Вести эти были встречены ею потоками горючих слез, Анна так же горько плакала о брате. Оказалось, что Боб подоспел как раз вовремя; прошло уже более трех месяцев сверх срока, назначенного для возвращения «Ранкокуса», и доктор Ярдлей всеми силами старался убедить свою дочь, что она овдовела, если только она вообще когда-либо была или могла считаться законной супругой молодого Вульстона.

Дело в том, что за это время вражда между бристольскими врачами разгорелась с новой силой; в их город прибыло довольно значительное число больных из Филадельфии, где в ту пору свирепствовала желтая лихорадка. Теперь более тщательное наблюдение за чистотой и порядком в жилищах чернорабочего люда уже прервало развитие этой ужасной эпидемии в северных городах, но в то время эта лихорадка производила страшные опустошения в Пенсильвании. Коллеги никак и ни в чем не могли согласиться относительно способов лечения этой болезни.