Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 59

Марк почти ежедневно отправлялся на какой-нибудь из соседних островков, населенных тысячами морских птиц, и ради развлечения присматривался к их нравам и привычкам, не забывая в то же время соединять приятное с полезным и возвращаясь каждый раз на Риф с маленьким запасом водорослей и разных морских трав, которые он складывал в одну кучу с намерением оставить ее, не трогая, до весны. Хотя мы и говорим здесь о зиме и о весне, но только потому, что еще не придумано других терминов для разделения времен года, но, собственно говоря, зимы в том смысле, в каком мы ее понимаем, там вовсе не было. В это время года травы зеленели только ярче и росли еще лучше, чем летом, потому что жара становилась не столь сильной и солнце менее жгучим. Местами появились даже сплошные лужайки; в этих благословенных широтах природа так щедра, что для появления растительности требуется вдвое меньше времени, чем в умеренных поясах.

В долине кратера раскинулись изумрудные ковры, живо напоминавшие самые веселые улыбающиеся пейзажи швейцарских долин.

Приблизительно в середине зимы, по расчетам Марка, наш невольный отшельник приступил к новой работе, которая, служа ему вместе и развлечением, могла иметь для него громадные последствия. Давным-давно лелеял он надежду построить судно достаточно больших размеров, чтобы исследовать на нем всю эту подводную вулканическую гряду во всем ее объеме и во всех направлениях, если уж ему не суждено выйти с этим судном в открытое море. Сооружение этого предполагаемого судна давало одновременно работу и мысли, и мышцам, а это именно и требовалось Марку.

Наш молодой кораблестроитель достаточно набрался опыта при постройке пинаса, чтобы надеяться, что он сумеет справиться со своей задачей. На «Ранкокусе» было так много всякого леса и досок, что всего этого могло бы хватить на постройку хоть целого десятка шлюпок. Трюм почти каждого большого судна — Ноев ковчег, где свалена такая масса самых разнообразных и разнородных предметов, что всякому, кто не присутствовал при снаряжении судна, бывает очень трудно разобраться в этом хаосе. В таком же затруднительном положении находился теперь и Марк; занятый в то время своим романом с Бриджит, он совершенно пренебрег этой частью своей службы. Теперь он почти каждый раз наталкивался здесь на какую-нибудь новую неожиданность; так, вместо досок, которые он искал, он находил то часть форштевня, то часть киля. Обрадованный этими находками, наш Марк перетащил все это на свою верфь и тотчас же принялся за работу. Целых два месяца трудился он над постройкой своего нового судна. Дело было нелегкое, в особенности потому, что он теперь был один. Так, ему стоило неимоверных трудов натянуть тент для крыши эллинга. Много времени отняло у него также составление чертежей для судна; конечно, он отлично мог определить степень устойчивости судна, но что именно следовало делать, чтобы придать ему эту устойчивость, он не знал. Единственным его руководителем в нелегком вообще и особенно для него деле кораблестроения являлся лишь привычный, верный глаз. Как бы то ни было, но спустя некоторое время Марк стал счастливым обладателем полного остова судна. Теперь не подлежало уже сомнению, что труднейшая часть задачи им выполнена; но едва он успел справиться с этой работой, как наступило время распроститься с верфью и заняться исключительно садом и огородом.

Марк более всего боялся заболеть, а потому поставил себе за правило строго следить за своей пищей, придерживаясь основных правил гигиены. Свежая зелень почти наполовину составляла его обед и ужин и летом, и зимой. Чаще всего появлялась на столе у него спаржа, которая здесь достигала необычайной толщины, так что двенадцати головок спаржи было вполне достаточно для самого сытного ужина.

Куры неслись здесь всю зиму; запасы чая, сахара и кофе на «Ранкокусе» были так велики, что еще далеко не истощились; в свежей рыбе также не было недостатка, и Марк порой приготовлял себе превкусную похлебку то с рыбой, то со свежими бобами или горошком. Тут только убедился Марк на опыте, как мало нужно человеку: одной четверти акра огорода было более чем достаточно для того, чтобы доставлять всю потребную одному человеку зелень или овощи.

Теперь Марк положительно не мог налюбоваться роскошной зеленой муравой, которой покрывалась вся почти поверхность Рифа. И то была отнюдь не та чахлая, тощая трава, которая, едва лишь появившись, грозит опять пропасть без следа; нет, эта сильная, здоровая трава успела уже глубоко пустить свои корни в почву, так что могла служить даже пастбищем скоту.

Белая козочка давно уже беспрепятственно паслась на вершине, где находила себе полное раздолье, а вскоре к ней присоединились и свиньи. Марк сам показал им дорогу на вершину, куда он допустил этих животных, рассчитывая, что они помогут козочке немного вытравить слишком уж высокую траву. Само собой понятно, что, допустив к этим заповедным местам своих четвероногих приятелей, Марк вместе с тем должен уже был проститься с мыслью разводить там дыни и некоторые другие овощи; но, не желая окончательно забрасывать доставшиеся ему с таким трудом и превосходно удобренные гряды, он обнес их своеобразной изгородью, которую ему удалось устроить из кольев, вбитых в землю и переплетенных между собой обрывками старых снастей. Впоследствии он пересадил сюда несколько тутовых деревьев, несколько апельсинов, лимонов и других плодовых кустов и деревьев, которым было душно внизу, в ограде стены кратера.

Довольный своей изгородью. Марк решил обнести такой же веревочной решеткой свой огород и сад в долине кратера на случай, если ему придется прибегнуть к помощи своих четвероногих косарей, чтобы выкосить и там новый луг.

Тем временем наступила пора посевов. На этот раз Марк решил не засевать всех грядок сразу, а соблюдать постепенность: приготовив лишь одну гряду, он засевал ее и только потом, спустя несколько дней, принимался за другую. Опыт убедил его, что в этом благословенном климате земля не нуждается в отдыхе и одинаково щедро наделяет человека своими чудными дарами круглый год. Здесь следовало только, сообразуясь с тем, какие овощи или плоды лучше других родятся в известное время года, сажать и сеять их в этом порядке, после чего можно было рассчитывать иметь в течение всего года свежие овощи и плоды к столу.

Этот порядок работ на огороде имел еще то преимущество для Марка, что он предоставлял ему некоторую свободу, которой он пользовался для того, чтобы продолжать свои работы по сооружению судна.

Таким образом, у нашего приятеля и огородничество, и кораблестроение шли рука об руку; окапывая свою последнюю гряду, он вместе с тем вбивал последний гвоздь и в свое судно.

Теперь он мог быть даже сравнительно счастлив, но что его порой немало огорчало, так это полное отсутствие хорошей ключевой воды. Он подавлял в себе, конечно, этот невольный ропот и тотчас же припоминал все те блага, какими так щедро наделило его Провидение, и тут же сравнивал свою участь с участью стольких других несчастных, потерпевших, как и он, кораблекрушение и подвергавшихся всякого рода лишениям, страданиям и мукам.

Весна прошла для Марка настолько хорошо, насколько то было возможно при постоянном горестном воспоминании об отсутствовавшей жене. Все посевы и посадки взошли и удались как нельзя лучше; луга не только радовали глаз своим прекрасным изумрудным убором, но весело запестрели цветами; случайно тут попались Марку на глаза и несколько кусточков земляники. Обрадованный этой находкой, Марк тотчас же пересадил их в одну из грядок огорода и принялся с особенным усердием разводить эту ягоду для своего стола.

Нужно заметить, между прочим, что здесь нигде не появлялось сорных трав; это одно уже значительно облегчало для Марка его труды на огороде и в саду, избавляя его от настоятельной необходимости полоть. Понятно, он и не смел надеяться, что так будет продолжаться всегда; явление это объяснялось, конечно, только тем, что первоначальная почва кратера не имела никаких семян, кроме тех, которые принесли сюда наши моряки; употребляемые же Марком удобрения также не заключали в себе никаких сорных семян, кроме разве только семян (спор) морских водорослей, неспособных произрастать на суше.