Отмеченные лазурью. (Трилогия)

«Еще как мог! Ветер твой друг! Он бы нас не предал».

«Он уже предал… пришел с Кузнецом… Неважно…»

А все-таки у Конца было такое впечатление, что это как раз важно, а Камушек совершает ошибку.

Когда они вернулись на место сбора, глазам их предстала ужасная картина, хотя оба в глубине души опасались чего-то в этом роде. Шлюпка с корабля и замковая гвардия, видно, появились тут почти одновременно. Конец судорожно вздохнул, а глаза его невольно обратились к Камушку, чтобы увидеть его реакцию. Ткач иллюзий сильно побледнел и прикусил губу, оглядываясь вокруг. Лицо у него напряглось еще сильнее.

«Ну вот, как раз сейчас и накрылась медным тазом вся иллюзия», — подумал Конец и сам удивился, что ему в голову пришла такая пошловатая мыслишка.

На берегу лежало пять тел в мундирах стражей. То, что находилось ближе остальных, выглядело так, будто бочка пороха взорвалась солдату прямо в лицо. От четырех остальных остались только нижние части тел, чисто отрезанные от остального. Змеевика рвало, его частично укрывало цветущее вишневое деревце, ронявшее белые лепестки. Мышка присел на корточки и весь сжался, тесно охватив себя руками, словно ему было страшно холодно. Он зажмурился, вжался носом в сгиб локтя и так застыл неподвижно, точно деревянная фигурка.

Серебрянка сидела рядом с так и не приходившим в себя Ночным Певцом, сжимая обеими ладонями его бессильную вялую руку. Опустив голову, она упорно вглядывалась в какую-то точку на земле.

На борту зарывшейся в песок лодки сидел Луч. Одной ладонью он беспрерывно тер свое искривленное лицо, точно хотел убрать с него невидимую паутинку. Другая рука бессильно свешивалась вниз, а Карамелька лизала ее пальцы. Двое матросов из команды «Бабочки» с ужасом оглядывали место побоища.

— В один миг, ты видел?.. Всего один миг… я и оглянуться не успел… — бессмысленно повторял моряк, пока, наконец, раздраженный товарищ не рявкнул, чтобы он заткнулся.

А на самом большом сундуке сидел Кузнец, прижимая ко лбу сложенный в несколько раз платок, явно пропитавшийся кровью.

— Что случилось? — спросил встревоженный Конец, подходя к учителю. — Надеюсь, это не кто-то из наших сделал?

— Нет, — успокоил его старший Говорун обреченным тоном. — Я просто споткнулся и врезался головой прямо в угол сундука. — Он похлопал ладонью по крышке. — Дорожная поклажа?

Конец украдкой вздохнул, отведя глаза.

— Да, поклажа… — ответил он.

Камушек положил руку ему на плечо, слегка стиснув пальцы. Он все еще был бледен, точно его вдруг постигла тяжкая болезнь.

«Сначала отправим в лодке Певца с Серебрянкой и половину груза. Пусть с ними поплывет Мышь. От него все равно уже толку сегодня не будет. Остальные — вторым заходом. Все, беремся за дело».

Потрясенные происшедшим ребята постепенно отходили и пробовали взять себя в руки, а вскоре они все уже вполне сносно принялись за работу. Когда погрузка была в разгаре, из кустов аглаонемы появился Ветер-на-Вершине. Он не бежал. Приближался спокойным, размеренным шагом и остановился около Кузнеца.

— Он очень хорош… — процедил сквозь зубы.

— Слабо сказано, — буркнул Кузнец, наблюдая, как его ученик… точнее, бывший ученик, распоряжается работами, подавая товарищам четкие знаки руками или используя талант. Младший Ткач иллюзий почтил обоих мужчин только одним коротким взглядом, а потом занялся своими делами.

— Да, он великолепен, — признал Ветер-на-Вершине. — Сам не знаю, то ли шкуру с него содрать, то ли свой шарф отдать. Честно говоря, очень уж охота сделать первое. Ты уже сообщил другому отряду?

— Не сообщил. У нас тут есть лазурный Искра, Творитель и двое Бродяжников. Ты же не хочешь, чтобы эта резня повторилась? А если я позову сюда других магов, то начнется уже настоящая битва, и никто живым отсюда не уйдет.

Говорун замолчал ненадолго и проверил, кровавит ли еще раненый лоб.

— Лучше позволить им уйти. Попрощайся с ними. Я и в самом деле не хочу, чтоб кто-то был на моей совести.

Темные глаза хайга прищурились.

— Попрощаться… Хорошая мысль, Кузнец. Просто превосходная.

Ветер подошел к своей Звезде. Они стояли друг против друга: Ветер с неодобрительно искривленными губами и Камушек, жестко распрямившись, стараясь всем своим видом выразить независимость и гордость. Всеобщее внимание сосредоточилось на них. Что-то назревало.

— Я рад, что ты жив, — сказал магистр Иллюзии ледяным, точно только что из глубокого колодца голосом. При этом совершенно не заботясь о том, прочитает ли глухой парень его слова по движению губ. И тут же молниеносно развернулся и изо всех сил врезал Камушку по лицу открытой ладонью, так что аж эхо от удара по воде пошло. Парень потерял равновесие и рухнул навзничь в прибрежные заросли тростника.

Зрители застыли от неожиданности.

Ветер-на-Вершине обернулся к Кузнецу:

— Ты говорил о прощании. Так я прощаюсь… Эта земля не для меня, Кузнец. Я тут прожил ровно на десять лет дольше, чем следовало.

— Ч-что?.. — начал заикаться ошеломленный Говорун. — Ты убегаешь? С ними?

— Называй как хочешь. — Ветер пожал плечами. — А ты передай от меня Клинку, что срать я хотел на него и на его милости. А до этого сходи в мою квартиру и оторви подоконник с левого окна. Под ним найдешь деньги. Возьми все, что есть в тайнике, пока до него эти стервятники не добрались.

— Но ведь тебе будут нужны…

— Ничего мне не будет нужно. Все, что надо, я ношу тут. — Ветер похлопал себя по тому боку, где висел меч. — И тут. — Он стукнул себя пальцем по лбу и рассмеялся. Кузнец видел, что принятое решение каким-то образом сняло с плеч хайга огромную тяжесть. Он уже не принадлежал Замку и мог идти куда глаза глядят, освобожденный одним словом, одним усилием воли.

Между тем надувшийся Камушек с помощью товарищей выбрался из тростника, явно решив сделать вид, что грубого столкновения не было. Остальные молодые маги тоже молчали, ни единым словом не отзываясь на присутствие хайга на палубе.

Кузнец провожал беглецов взглядом. Его фигура, уменьшавшаяся по мере удаления лодки от берега, выглядела на удивление беспомощно.

Но капитан почему-то не пришел в восторг от увеличения числа пассажиров, тем более что ему «забыли» упомянуть о присутствии огромного дикого кота. И уж чуть ли не настоящее бешенство вызвало у него известие о том, куда следует доставить все это странное общество: сплошь покрытый татуировками головорез с мечом, компания молокососов с пантерой в придачу и кто-то вроде обезьяны; хотя, к счастью, этот последний пассажир пока спал и временно был тихим и безвредным.

Если б он тогда обнаружил крыс Винограда, то весьма вероятно, что путешествие закончилось бы еще раньше, чем началось. В конце концов, человеческое терпение тоже имеет свои границы — так подумал об этом Конец. Рассвирепевшего шкипера умилостивил только пузатый мешочек золота и уверения в том, что на борту есть человек, умеющий приручать и задабривать драконов. Наверное, свою роль сыграл и рассказ перепуганных матросов о молниеносной резне на берегу. Магическая детвора явно носила лазурные шарфы не только напоказ. Вполне возможно, гораздо сильнее следовало опасаться гнева старшин Круга, но «молокососы» попросту находились намного ближе, а это оказывало исключительное воздействие на прагматизм капитана.

Ветер был попутный, так что вскоре «Бабочка», воспользовавшись последними порывами ночного бриза, выплыла из устья реки в воды Императорского залива. Участники Второго Круга осваивались в помещениях под палубой, которые отвел им капитан. Там и так было страшно мало места, а уж когда по крошечным каютам расставили драгоценные сундуки с книгами, стало и вовсе невероятно тесно. Но никто не жаловался, даже Луч, который привык к путешествиям в несравнимо более роскошных условиях. Ночной Певец по-прежнему крепко спал, его уложили на подстилке под главной мачтой, а Серебрянка не отходила от него ни на шаг.

Ветер-на-Вершине издали приглядывался к этой паре. Девушка уложила голову своего избранника себе на колени. Иногда она оглядывалась по сторонам и с удовольствием полной грудью вдыхала морской воздух, но взгляд ее тут же вновь обращался к Ночному Певцу. Она нежно прикасалась то к его лбу, то к груди, точно хотела убедиться, что он точно тут, рядом с ней, что он жив, дышит…