Глэд. (Трилогия)

– Это да, эта часть нашей крови усилит новый отряд, что мы отправим в ближайшее время ближе к северной границе. А потом они сядут на новых пограничных замках, которые мы возведем в отвоеванных у орков землях. Настала пора покорить степь. После чего старший из вас будет править от моего имени заречными землями, младший присмотрит за поднимающими голову речными баронами, а среднего любителя книг мы приучим к седлу в многочисленных посольствах. Драконы должны править этими землями еще тысячелетия, как было ранее и будет впредь! За Драконов!

– За Драконов!

Три кубка с металлическим лязгом сошлись над столом, теряя капли вина, темно-красного как будущая еще не пролитая кровь.

Фрайм держал шипящий и плюющий дымом факел, освещая лежащее на грязной соломе тело. Наемник привел сюда господина и сейчас никак не мог продолжить начатый во дворе разговор.

– Переверни его на спину, – Шепот Мима оглушал.

Фрайм перевернул Глеба на спину и придвинул факел ближе к лицу.

– Как долго он тут лежит?

– Четвертый день пошел. Два дня кричал, вчера затих. Я его пою и пытаюсь кормить каждый день, но он плохо реагирует на окружающее.

– И что нам теперь делать с нашей надеждой на нового Хранителя?

В каменном мешке повисла тишина. Фрайм переминался, стараясь не шелохнуть лишний раз факел. Ему казалось, что в том, как он будет ровно светить на лицо лежащего на полу человека, заключается главный смысл в данный момент. Но огонь метался на факеле, вызывая недовольную гримасу у наемника.

– Я спросил тебя, как нам теперь быть? Раньше ты не боялся отвечать на мои вопросы.

– Я не знаю, – Наемник медленно поднялся. – И не представляю даже, как смотреть в твои глаза. Эти ублюдки схватили его в мое отсутствие и разодрали на части буквально за несколько часов. Комендант замка уже успел попробовать на зуб их кости, но мне от этого не легче.

– Говоришь, советник по безопасности лично допрашивал?

– Да. Он утверждал, что наш человек пришел от орков и собирался участвовать в покушении на царя Гардолирмана. В канцелярию поступило письмо с подробным описанием, местные вояки схватились за эту бумажку крепче, чем речной сомик хватает крючок с наживкой в период жора. А после того, как они выжгли ему глаза, приволокли колдуна и тот накачал его какой-то заразой, от которой этот счетовод пытался расколотить себе голову о стены.

– Да, это я слышал, – Мим задумчиво смотрел на факел, что-то обдумывая про себя. Казалось, он не замечает ничего вокруг.

– И вот теперь он лежит тут. Утром что-то бормотал, я смог расслышать пару слов на орочьем и названия пары мест у южных портов, но теперь он молчит. Я не понимаю, откуда он мог это узнать, за все время поездки я с ним не учил языки, а здесь обучали минимуму команд, как обычного новобранца для приграничной стражи.

– Я заглянул к колдуну. Завтра ему предстоит выехать в северный гарнизон. Там несколько солдат отравились местным вином. Комендант потребовал, чтобы Кхохолом быстро поднял их на ноги. За то время, что мы беседовали, старик успел рассказать, чем он напоил нашу надежду. Это память трех умерших душ. Я знаком с такими магическими артефактами. Обычно их применяют для казни незаконнорожденных или просто мешающихся под ногами престолонаследников. Человек сходит с ума или так и страдает до самой смерти раздвоением личности. Зачастую вторая личность сжирает душу человека, каким бы сильным он не был. А Глебу влили целых три тени другого мира. Удивительно, что он не умер сразу.

– За ним смотрели, – Фрайм потупил глаза. Он до сих пор не мог прийти в себя от обрушившегося на него несчастья. Самолюбию профессионального воина нанесли чудовищный удар. Каким бы расхлябанным и не приспособленным не оказался подопечный, но именно наемнику доверели его жизнь. Он не сумел сохранить ее, потеряв себя в развлечениях и нежданном отдыхе, передоверив Глеба местным ротозеям.

– Не кори себя, – Мим окинул взором стены и вопросительно глянул на наемника. Тот пожал плечами, давай понять, что система подслушивания в замке до конца ему не известна. – На сколько дней у нас оплачена учеба новобранца?

– Еще на три месяца. Тертедуэй не хочет раздувать скандал из случившегося, это бросит очередное грязное пятно на и так заляпанную репутацию. Старик предложил оставить парня до следующего лета здесь. Пленника будут кормить и поить. Но комендант категорически против того, чтобы его переводили в верхние казармы.

– Хорошо. Я повидаюсь со старым «грифом». Думаю, мы сможем договориться. Если наш кандидат умрет, мы потребуем выплатить большую неустойку. Эта угроза заставит их хотя бы поддерживать в нем жизнь.

– А что делать нам? Все поиски, потраченное время, все это – зря?

– Ты же сам говорил, что не веришь в него?

– Да. И готов повторить. Ты не видел, как он упражнялся с мечом и копьем, а на стрельбу из лука приходили полюбоваться всей казармой. Он лишь отбывал упражнения, не стремясь реально понять что-либо или поучиться новому. Деревенские увальни, что набраны для стражи, могли бы его побить через неделю занятий.

– Не всем дано достичь высот в владении сталью и «оперенными пальцами». Я не рискну опробовать быстроту твоего клинка, чего же ты хочешь от этого несчастного?

– Я хочу, чтобы он встал и пошел, чтобы его приняли там, далеко, и мне не пришлось в очередной раз подыхать на сводящих с ума дорогах!

Мим развернул к себе наемника и внимательно вгляделся в его лицо. Потом рука мягко отпустила плечо и он шепотом спросил: – И что же ты хочешь на самом деле? Только правду!

– Я?! – свистяще ответил Фрайм. – Я тебе скажу! Я хочу жить, есть, пить, вечером делить ложе с женщиной и не бояться, что при переходе амулет откажет и ты начнешь распадаться на куски! Я не хочу опять трястись в седле ради миража, я устал бежать за мечтой. Ты не устаешь, тебе это надо, а я устал. Мне привычнее убивать твоих врагов здесь или идти на приступ любой твердыни по штурмовой лестнице, но я не могу больше искать куски давно умершего народа…

– Я понял тебя. Но что мы будем делать с ним?

– Я бы его убил. Чтобы он не мучался больше и не напоминал мне об моей оплошности.

– Это слишком просто, убить. Ты готов предстать с ответом за совершенное перед теми, кто ждет его?

– Будь они все прокляты! – Наемник в ярости пнул лежащее на полу тело. – Даже все золото, что я получил от них не может повернуть время вспять и исправить мою ошибку!

– Тихо, мне только еще второго безумного не хватает! Успокойся. Живой кандидат на вакантную должность лучше мертвого. Мы не сможем взять новое золото за него, но сможем отчитаться за уже потраченное. Не наша вина в полной мере в том, что случилось. Слишком много совпадений и слишком хитро все сплетено вокруг происшедшего. Я думаю, мы с тобой пару дней пробудем в городе, наведем необходимые справки. Заглянем в гости к бывшему советнику, он сегодня первый день как на пенсии. Позвеним золотом в канцелярии, откуда пришло письмо. Я подергаю за нужные ниточки, может какая и отзовется. Заодно и подпишем договор с комендантом об этом постояльце.

– Может, лучше отправить его сразу на Север?

– Нет, я вижу, что ему не пережить переезд даже до больницы милосердия в Полане. Пусть отлеживается здесь. Покой и необильное питание либо восстановят его силы, либо убьют. В первом случае, мы сможем его потом показать заказчику. Во втором, получим компенсацию с коменданта.

Фрайм с нескрываемой ненавистью разглядывал лежащего.

– Ты так сильно переживаешь неудачу, просто удивительно.

– Это – первая! Первый случай, когда я не смог выполнить приказ. И из-за кого?! Из-за куска дерьма, который не стоит для меня и тысячной доли затраченных на него сил!

– И как далеко заходит твое неуважение к нему?

– Как? Ну что ж, ты сам просил быть честным, – Наемник воткнул факел в стальной держатель и распустил тесемки на штанах. Струя ударила в стену, потом заплясала на лице лежащего. – Я ненавижу его за то, что он ничтожество. Но ради толики крови с рождения выбран для великих свершений. Ни за знания, ни за умения, ни за тяжкий труд. Всего лишь из-за прихоти судьбы, что пометила собой неудачника, посмеявшись над многими другими. Он даже постоять за себя не хочет. Я бы умирал, но не стерпел такого оскорбления, зубами бы вцепился, когтями бы рвал. А он способен лишь лежать и гнить тут. Именно из-за этого я схожу с ума от ярости. Все, ради чего я надрывался эти несколько месяцев, закончилось вонючей соломой и безглазым уродом. Эй, Глэд, безглазый орочьий ублюдок, скажи хоть слово в ответ!… Нет, он даже говорить не хочет. Он молчит. Он сожрал и это и не подавился…