Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 90 из 281



Магайон горько скривился, представляя себе описанную ситуацию:

— Да, пожалуй. Наверное, я тоже согласился бы… Даже отрезать руку или ногу, лишь бы не умирать. Постыдное желание, правда, Мастер? — Добавил молодой человек, заметив неодобрение на лице Хигила.

Я скорчил в адрес капитана не менее гнусную рожу:

— Нет, милорд. Неправда. Желание жить само по себе не может быть постыдным или благородным, потому что оно естественно для любого живого существа. Конечно, в жизни каждого из нас возникают моменты, когда мы перестаем ощущать, каким драгоценным даром обладаем, и стремимся его потерять, но… Слабость духа проходит, и вот тогда появляются страх и стыд. Минуту назад готовые принять смерть, мы вдруг видим, как глупо себя вели: могли совершить ошибку, исправлять которую пришлось бы другим. Не надо стремиться умирать, но точно так же не надо и цепляться за жизнь зубами и ногтями вопреки здравому смыслу, потому что, изменив самому себе, можно возненавидеть тяжким трудом выцарапанные у судьбы годы. Касательно вас, милорд, хочу сказать: ваша жизнь вам не принадлежит и никогда не будет принадлежать. Поэтому не обращайте внимания на чужие моральные устои: вы хотите жить, потому что чувствуете ответственность за другие жизни, вверенные вам. Может быть, полностью не понимаете разумом, но ощущаете сердцем… Помните об этом, милорд. Особенно, когда раздумываете, жить или умирать.

Льюс улыбнулся. Очень печально, но очень светло:

— А как насчет вас, Мастер? Вы тоже испытываете подобные чувства?

— Уже нет.

— Не понимаю… — Разочарованное удивление в серых глазах.

— Моя пора опираться только на чувства прошла, милорд. Теперь я прежде сверяюсь с разумом, и уже только потом обращаюсь за советом к сердцу.

Вот, сказал ерунду и сам в нее поверил. На мгновение. Это я-то пользуюсь умом? Интересно было бы посмотреть со стороны: зрелище, могу поспорить, презабавнейшее. Обычно ломлюсь наугад через густые-густые кусты, не видя перед собой дороги, а всего лишь смутно предполагая, что она есть. Где-то там. То есть, должна быть, потому что мне так хочется… Эгоист несчастный. Только ветки в стороны летят и обломки чужих судеб.

Зачем сейчас притворяюсь мудрым и всезнающим? Желая потешить самолюбие? Опять заигрался, примерив новую маску?

«Не смеши меня, любовь моя… Ты просто занял надлежащее место и стараешься ему полностью соответствовать…» — Мягко пожурила Мантия.

А почему на этом самом «месте» я чувствую себя неуютно?

«Потому что ты впервые его занял… Даже самое удобное кресло должно приспособиться к заднице, чтобы обе стороны остались довольны…»

Хочешь сказать…

«Сначала намни ямок по себе, а потом даже перестанешь замечать, где сидишь…»

А кресло на мне ямок не намнет, а?

«Куда же без этого? Непременно намнет… Так супруги, вступившие в брак по расчету, притираются друг к другу, постепенно лишаясь острых углов и выпирающих граней, чтобы в конце концов стать единым целым…»

А мои родители… Тоже притирались?

Мантия мерзко хохотнула.

«А как же! Столько чешуи стерли, что щеголяли целыми пролысинами… Но, любовь моя: оставь их радости и невзгоды им, а сам занимайся своими!..»

Как пожелаешь, драгоценная.

«Это не пожелание… Это приказ. Чувствуешь разницу?..»

И немалую. Все, возвращаюсь.

Пауза в беседе оказалась достаточно небольшой, чтобы остаться незамеченной: герцог вздохнул.

— Удастся ли мне этому научиться?





— Почему бы и нет? Научитесь. И скорее всего, против своей воли, но такие знания, как правило, самые надежные!

— Почему?

Кажется, я буду удивлять его каждым своим наблюдением. Но право, так нельзя: чувствую себя каким-то нелепым учителем.

— Потому что вбиваются силой! Если позволите, милорд, перестанем испытывать терпение Егерей: не знаю, как госпожа Нэния, а доблестный капитан порядком устал уже от наших заумных рассуждений. Не так ли?

Хигил не ответил, предоставив право взять слово своей подчиненной.

— Вы не правы, Мастер, — покачала головой лекарка, заставив локон поменять местоположение. — Все, что было сказано, было сказано не зря. И капитан со мной согласится, хотя и не признается в этом вслух.

— По какой причине? — Полюбопытствовал герцог, и я, предчувствуя назревающую шутку, обидную для Егеря, поставил блок:

— Милорд, мы слишком отдалились от действительности, а она такова: в Вэлэссе, скорее всего, не менее половины жителей больны. Степень отравления для каждого из них не установлена, и этим следует заняться, как можно скорее, потому что минута промедления может стать убийственной… Те, у кого поражена только кровь, будут вылечены под руководством госпожи Нэнии. Те, кто болен серьезнее, будут решать свою судьбу сами: рисковать или умирать.

— Мастер… — Лекарка подняла на меня задумчивый взгляд. — Если можно перелить кровь от одного человека другому, не означает ли это, что можно и…

— Поделиться другими вещами? Можно. Только где найти желающих расстаться с частью себя? Не всякие ткани и органы могут быть удалены у человека без причинения ему большого ущерба. Да и…

Ай-вэй, милая, понимаю, в каком направлении движутся твои азартные мысли! Но поверь, они так и останутся мыслями. Изъять у одного и вложить в тело другому — возможно. Осуществимо. Несомненно, эффективно. Только не в нашем случае: отравление затрагивает сразу все участки тела, потихоньку, помаленьку, но все. В противном случае я первый бы предложил искать выход из лабиринта именно таким путем. Кружево Крови можно пополнить, но как быть с Кружевом Разума? Чем восстановить его пораженные участки? Ничем. А если попросту их уничтожить, человек станет клекой, утратившим ощущения и возможность управлять собственным телом. Не говорю уже о прочих органах, при замене которых следует внимательнейшим образом следить за совпадением фрагментов Кружев, иначе сращивания не произойдет… Как все это грустно и гнусно.

— Нет, — тряхнув головой, словно изгоняя остатки печальных размышлений, сказал я. — Не получится. Для того чтобы вылечить одного, придется убить другого, а это хоть и равный обмен, но лично мне не нравящийся. Впрочем, решайте сами, господа: я здесь правом голоса не обладаю.

— Но, Мастер… — Начал было возражать Льюс.

— Никаких «но»! Я вправе лишь рассмотреть все возможности и дать им оценку, а претворять задуманное в жизнь будете вы и только вы. Хотя бы потому, что один я не справлюсь.

— Но вы же не отказываетесь помочь, верно? — Настойчивая атака со стороны Нэнии.

— Конечно, нет, госпожа. Но я слишком хорошо знаю свои силы и потому понимаю: их недостаточно. Возможно, и объединенных усилий не хватит, чтобы спасти весь город, потому что… Учтите еще одно, милорд: те, кто болен без возможности выздоровления известными нам способами, должны быть умерщвлены. Немедленно.

— Позвольте! Они умрут в любом случае, Мастер! — Взвился Льюс. — Зачем же причинять людям еще и такую боль?

— Повторяю: умерщвлены. Немедленно. А трупы должны быть сожжены и развеяны.

— Что?! Да вы понимаете, что начнется, если известить об этом горожан? Поднимется бунт!

— Почему?

— Конечно, вы же не знаете… — Герцог слегка понизил тон. — В этих землях не принято предавать тела огню: Вэлэсса хоронит своих детей в море.

Чудно. Трупы, опущенные в морские воды и растащенные на кусочки рыбами и прочими тварями, потом выловленными и съеденными другими людьми, в других местах… И толпа восставших мертвяков. Блестяще. А все из-за нелепых суеверий.

— Милорд, послушайте меня внимательно. Трупы должны быть уничтожены. Полностью. Вызовет это протесты или нет, не столь важно. Важнее другое: если хотя бы один из отравленных попадет в море, это может привести к распространению болезни за пределами Вэлэссы. По всем Шемам.

— Но ведь мы уже знаем, как…

— Лечить? Да. Но сумеем ли вовремя известить все места, где возможна вспышка мора? И главное: прислушаются ли к нашим словам люди? Не решат ли они, что все это — пустые домыслы и страхи, появившиеся из ниоткуда? А многие подумают, что вы нарочно сеете слухи, чтобы извлечь из паники свою выгоду… Пока болезнь не распространилась за пределы города, ее нужно уничтожить.