Страница 56 из 281
— Этот туман когда-нибудь рассеется? — Сладко зевнул с козел Хок.
— Прекрати сейчас же!
— Что прекратить?
Рыжик повернулся к нам и обиженно уставился на рассерженного Мэтта.
— Свое зевание!
— Оно тебе мешает?
— Оно меня раздражает!
— Потому что он и сам рад зевнуть, но считает это неподобающим своему рангу, — охотно пояснил Бэр.
— А разве магам не положено зевать? — Удивился я.
Мэтт сжал губы и перевел взгляд с растерянно-лукавой физиономии Хока на обочину дороги, тонущую в тумане. Лучник пожал плечами:
— Да он просто злится, что задремал и не уследил, как лошадь свернула не на ту дорогу.
— Я не дремал! — Взвился маг.
— Угу. Просто спал, — согласился Бэр, ехидно улыбаясь.
— Я… не знаю, как это получилось, — выдержав виноватую паузу, признался белобрысый.
— Думаю, переживать не стоит: раз есть дорога, и на ней видны свежие колеи, куда-нибудь мы обязательно выедем!
Я постарался примирить враждующие стороны, но хмуро сдвинутые брови одного, насмешливость второго и недоумение третьего не исчезли. Стали чуть слабее, быть может, но не пропали совсем.
Хорошо, что право решать предоставлено мне!
— Вот что, парни… Кажется, подошла моя очередь держать вожжи? Чем я и займусь, а вы можете совершенно спокойно вздремнуть. Согласны?
Ответа я не получил, но расценив молчание, как знак согласия, поменялся местами с рыжиком, принимая залоснившиеся бразды правления.
Можно все время за вожжи не держаться, но едва лошадка почувствует, что возница расслабился, как и сама поступит точно так же. Наверное, именно поэтому мы и попали на странную дорогу: Мэтт задремал, перестал пошлепывать вожжами по крупу, раз, два — и куча неприятностей. Впрочем, преувеличиваю: всего лишь небольшое отклонение от маршрута. Как только рассеется туман, станет ясно, где мы находимся.
Я посмотрел на грязно-белое марево, не доползшее до обочины буквально нескольких футов. Высокое-то какое… Обычно туман стелется по низу, а этот не позволяет разглядеть небо. Или оно такое же мутное? Нет, не может быть: если бы оно было закрыто облаками, мы дрожали бы от холода, а здесь… Тепло. И сыро. Воздух вязкий, как кисель. Дышать не трудно, но кажется, что он давит на глаза, заставляя их закрываться… закрываться.. закрываться…
«Подъем!..» — командирским басом орет Мантия.
Что-то случилось?
«Еще нет, но очень хочет случиться…» — укоризненное ворчание.
Не понимаю. Что плохого в нескольких минутах сна?
«Плохого? Ничего… Всего лишь смертельная опасность. Экая безделица…» — равнодушное объяснение.
Смертельная? О чем ты говоришь?
«Тебе ничего вокруг не кажется странным?..»
М-м-м-м-м… Туман слишком густой.
«И все?..»
Дорога несколько… однообразная.
«Скажи уж прямо: не меняющаяся!.. Ты помнишь хоть один поворот?..»
Я задумался.
В самом деле, мы все время едем по прямой. Но ничего не видим впереди, словно только и делаем, что поворачиваем. Поворачиваем…
Мы движемся по кругу?
«Возможно… Не берусь утверждать, что это круг, а не овал, но основное ты уловил: вы описываете кривую…»
Еще скажи, замкнутую!
«Догадался? Браво!..»
Ни до чего я не догадывался! Что происходит?
«И от кого ты только набрался этой лени?..» — Вздыхает Мантия. — «Ладно, намекну… Ты ведь ходил с караванами? Ходил… Помнишь, почему погонщики в дороге всегда бодрствуют, а того, кто заснул, ждет скорая и жестокая расправа?.. Ну, вспоминай!..»
Почему погонщики в дороге не спят? Но… Не может быть. Сонная Дорога?!
«Именно!..»
Самый жуткий кошмар путешественников, место, где нет ни «вчера», ни «завтра» — одно только бесконечное «сегодня», в котором несчастные обречены блуждать вечно. На Сонную Дорогу попадают, если все живые существа в караване задремлют хоть на одну минуту: должно быть лошадь плелась в полусне, если мы таки свернули сюда… Что же теперь делать?
«Прежде всего, не засыпать: если вы все заснете здесь, то уже никогда не проснетесь…»
Легко сказать «не спать», если вся обстановка вокруг располагает к дремоте!
«Ты уж постарайся…»
А что потом? Ведь этого мало, чтобы выбраться обратно в мир.
«Молиться о спасении не пробовал?..» — В словах Мантии нет даже тени насмешки.
Молиться? И только-то?
Я спрыгнул с козел в жидкую грязь, прошел вперед и взял лошадь под уздцы. Ты уж извини, милая, но повишу немного на тебе: глядишь, так нам обоим бодрствовать будет легче.
Темные глаза посмотрели на меня с сомнением, но возражений не последовало, и телега покатилась дальше, меся дорожную грязь.
Молиться, значит. А есть ли смысл в молитве? Говорят, что Сонная Дорога проходит между мирами, не принадлежа ни одному из них. Если это правда, какому богу мне жаловаться и кого просить? Кто сможет меня услышать? Только я сам: мои спутники спят глубоким сном, а лошади глубоко безразлична ее участь, потому что рядом шагает тот, кто несет ответственность. Круг замкнулся.
Ты любишь шутить, Пресветлая Владычица? Наверняка, любишь. Зачем иначе сотворила такую пакостную штуку, как Сонная Дорога? Не знаю, что ты находишь забавного в том, чтобы погрузить людей в сети сна: от спящих игрушек ни проку, ни забавы.
— Это верно, — доносится с обочины.
Голос. Звонкий. Детский. Что за фрэлл?!
Рядом с дорогой на поросшем мхом валуне сидит девочка. Совсем юная: лет десяти, не больше. Бледная, невесомая, со смешно торчащими в стороны косицами. С глубоким темным взглядом. В простой рубахе с чужого плеча, которое с легкостью заменяет крохе платье.
— Чего уставился? — Перекатываются в голосе серебряные монеты.
Монеты…
— Я тебя знаю!
— Да-а-а-а-а? — Недоверчиво тянет малышка. — Тогда тебе повезло больше, чем мне: я себя и не пытаюсь узнать.
— Ты… Это ты заставила меня посмотреть в Зеркало!
— Ну уж, и заставила… — Тонкогубый рот девчонки растягивается в довольной улыбке. — Всего лишь подтолкнула. Ты-то сам так и не решился бы.
— Это мое дело.
— Ты, правда, так считаешь?
Она посерьезнела, сползла с камня и, шлепая по мокрой глине, подошла поближе.
— Да.
— А вот врать — нехорошо!
Маленький пальчик поднятой руки грозно качнулся из стороны в сторону на уровне моей груди.
— Я не вру!
— Значит, лжешь. Обманываешь. Притворяешься. Такие слова тебе больше подходят?
— Ни одно из них!
— Вот ведь, упрямец… — она вздохнула, словно после тяжелой работы. — Ну да ладно, упрямство — вещь полезная. Хотя и вредная.
Наградив мое внимание сим противоречивым откровением, девочка повернулась и двинулась по дороге, словно приглашая следовать за ней. Я так и поступил, потому что других вариантов действий все равно в наличии не имелось.
Некоторое время грязь чавкала от наших шагов, но взглянув на голые ноги нежданной попутчицы, в очередной раз по щиколотку погрузившиеся в глиняную лужицу, я не выдержал: подхватил девчонку и усадил на лошадь, за что был удостоен загадочного взгляда и вопроса:
— Это еще зачем?
— Какая разница? — Опешил я. — Ты не хочешь прокатиться верхом?
Она помолчала.
— Может, и хочу. Но не просилась же! Так почему ты решил так сделать?
— Почему-почему… — Я дернул лошадь за уздечку, заставляя двигаться быстрее. — Потому что босиком — холодно. И ноги можешь поранить.
Девочка расхохоталась, обхватила шею лошади руками и долго хрюкала в гриву, а я вымещал досаду на попадавшихся под ноги камешках, поддевая их носком сапога и отправляя в полет.
Что смешного, скажите на милость? Опять выставил себя дураком, но в отличие от прочих ситуаций сейчас совсем не понимаю, почему надо мной смеются. Потому что проявил неумелую заботу? Это достойно осмеяния? Никогда бы не подумал.
— Извини, — фыркнули сзади.
Не отвечаю.
— Я же сказала: извини, — повторяется уже с меньшей долей смешливости в голосе.