Принц Полуночи. Трилогия

— Почему, интересно, ты решил, что я исправлял группу крови? — Зверь покосился на Гота. — Вообще, да, исправлял. Это такая штука, которая может всплыть совершенно случайно. Если меня, скажем, подстрелят, врачи обязательно сунутся в личное дело и очень удивятся, обнаружив несовпадение. А мне это надо?

— Ну а остальное?

— Видишь ли, — он недовольно поморщился, видимо, воспоминания всплыли не самые приятные, — у тех, кто меня ищет, есть кое-какая информация. А мы с Азаматом, с тем, настоящим, очень похожи. И если они паче чаяния сочтут внешнее сходство достаточной зацепкой для проверки одного сержанта, как полагаешь, что будет взято для сравнения? Я и Азамат, или Азамат и Азамат?

— Хочешь сказать, они не станут сверять его показатели…

— С его собственными. Вот именно. Они возьмут то, что есть на меня. Сравнят с тем, что есть на Азамата. Увидят бросающиеся в глаза различия… и, может быть, отвяжутся. Не знаю.

— А то, что проверить могут лично Азамата, тебе в голову не приходило?

Лицо Зверя изменилось. Сквозь чуть напряженное спокойствие проглянуло на миг… нет, показалось. Просто показалось. Но откуда этот внезапный импульс схватиться за оружие?

— Лично Азамата? — Едва заметное веселье в голосе. — Лично меня, Гот. А меня проверять нельзя. — Уголок рта дрогнул в улыбке. — Я ведь испугаюсь и снова убегу.

— Я ожидал чего-нибудь устрашающего, — признался майор.

И получил в ответ изумленный взгляд:

— Будь я угрозой, зачем бы мне пришлось бежать?

— Интересная логика. — Гот приподнял брови. — Так все-таки, кто же ты?

— А у тебя есть свои соображения по этому поводу?

— Забавно получается, — Дитрих смотрел на Зверя, а того, похоже, интересовало только небо впереди. — Мы в третий раз начинаем, и в третий раз спотыкаемся на самом простом вопросе. Да, у меня соображения есть. Целых две версии.

«Мурена» нырнула плавно и пошла чуть ниже над волнами.

— Я слушаю. — И снова черные глаза улыбались. Холодно, но корочка инея стаяла, зимним ветром сквозило из зрачков-тоннелей.

— Играешь, сержант, — Гот тоже начал смотреть в небо, — инициативу перехватываешь. Ладно. Вариант первый. Вольно или невольно ты поссорился с серьезными людьми. Скорее всего, с какой-то организацией. С «конторой», как принято говорить. Может быть, случайно завладел опасной информацией. Может быть, оказался ненужным свидетелем. И подался в бега, чтобы спасти свою жизнь.

— Мне нравится, — Зверь кивнул. — А вторая версия?

— Заполняет прорехи первой. Ты слишком многое знаешь и умеешь для того, чтобы быть обычным человеком. И не похож на очкастого хакера, влезшего в сверхсекретные файлы, или дурака-журналиста, сунувшего свой нос в чужие разборки. Можно предположить, что до побега в армию ты занимался… скажем так, специфической деятельностью. Я не знаю, что заставило тебя бежать, но, видимо, это «что-то» оказалось достаточно серьезным, если уж ты подался так далеко от Земли. Так бегут от смерти.

— Предположение о том, что я нормальный человек, спасающийся от убийц, меня вполне устраивает.

— А это так?

— Я всего лишь высказал свое мнение.

— Я всего лишь спросил. И сейчас твоя очередь отвечать.

— Тем, кто ищет меня, нужны как раз мои «особые» свойства.

— Кто они?

— Ну… — Зверь шевельнул плечом. — Достаточно серьезные люди, чтобы я начал бояться.

— Организованная преступность или государственная структура?

— А есть разница?

— Зверь, ты не спрашивай, ты отвечай.

— Государственная структура, — уныло произнес Зверь. — Вопреки устоявшимся штампам, не госбезопасность, а полиция.

— И ты настолько не захотел сотрудничать с полицией, что подался в космос?

— О сотрудничестве никто не говорил.

— Даже так. — Гот кивнул задумчиво. — Я полагал, это только в плохих фильмах бывает. А с какого бока здесь Пендель с Пижоном?

— Ни с какого.

— Но как тогда… — Гот осекся и внимательно посмотрел на собеседника: — Или они действительно считают, что ты Азамат?

— Они действительно считают, что я Азамат, — слово в слово повторил Зверь.

— Он в самом деле был их другом с детства?

— С семи лет.

— И ты сумел обмануть их, — медленно, словно не веря, проговорил Гот. Хмыкнул невесело: — Что же стряслось с настоящим Азаматом?

— Он умер.

— Или был убит?

— Или был убит.

— Кто убил его?

— Я.

— Что и следовало доказать, — мрачно произнес Дитрих.

Зверь оставил это заявление без комментариев. Его целиком и полностью заняла пляска «Мурены» в жадных, но беспомощных волнах.

— Ты убил человека, чтобы спастись от преследования полиции. Они, в свою очередь, искали тебя, чтобы заставить работать. Если речь шла не о сотрудничестве, следовательно, говорить можно только о принуждении. У них было на тебя что-то очень серьезное?

— Ты сам говорил о «специфической деятельности», — напомнил Зверь.

— Весь вопрос, в чем специфика. — Голос майора стал жестким, как ветер снаружи. — Хватит выкручиваться, сержант. Мне нужно только «да» или «нет». Ты действительно, выражаясь твоим языком, «нормальный человек»?

— Нет.

— Ты преступник?

— Да.

— Убийца?

— Да.

— Кого же ты убил, что так прячешься?

— Многих, — равнодушно ответил Зверь.

— Твою мать! — Гот покачал головой, словно не хотел слышать коротких, безжалостных ответов. Но спросил так же жестко: — Для нас, здесь, на Цирцее, ты опасен?

Зверь молчал.

Гот не ожидал паузы. Собственно, он был уверен, что услышит «нет», потому что иначе быть не могло. В честность можно играть лишь до определенного предела. В небе или на земле — ради спасения своей жизни солгать способен любой.

Но Зверь молчал.

И уже не нужно было ничего говорить.

— Дерьмо, — подвел итог майор.

— Мы все опасны. — Вертолет шел совсем низко над водой, брызги пены оседали на броню. — Все, сколько нас есть. Даже Ула. И я не исключение.

— Слабовато для отмаза.

— Если бы ты боялся меня, мы не разговаривали бы сейчас втроем. Нашелся бы какой-нибудь другой способ узнать правду.

— Почему втроем?

— Потому что «Мурена». Ты прав, Гот, я не психопат, и я не собираюсь убивать людей, по крайней мере, пока мы на Цирцее. Но если встанет выбор между смертью моей и чьей-нибудь еще, я предпочту остаться живым. В этом смысле я опасен. И именно поэтому я не смог ответить на твой вопрос однозначно.

— Ты имеешь в виду, что, если тебя попытаются убить, ты будешь защищаться?

— И это тоже.

— Есть еще варианты?

— Да. Я не стану рисковать жизнью ради спасения кого-то другого.

— Подход разумный. Почему ты не улетел с буровой?

— Когда?

— Когда я приказал тебе улететь. В тот день мы в первый раз столкнулись с бластофитом.

— Это имеет отношение к тому, насколько я опасен для окружающих?

— Ты просто ответь. Зверь пожал плечами:

— Мне хотелось понять… Ты прислушался к моему предупреждению и отослал с буровой людей. А сам остался. Поверил мне, но не улетел. Ты боялся. — Зверь обернулся к Готу. — Тебе было страшно, но ты был готов к бою. Знал, что можешь погибнуть, но… — Он задумчиво перевел взгляд на близкое море. Вздохнул: — Я не понимаю, как это.

— Ты ввязался в бой, чтобы понять, почему я это сделал? — Гот был в недоумении, — Теперь я тебя не понимаю.

— Что тут непонятного?

— Ты ведь тоже мог погибнуть.

— В небе? Нет. Гот, да ты же сам меня спас, не помнишь?

— А ты заранее знал, что я успею выстрелить?

— Не знал. Но пока я летаю, со мной ничего не может случиться.

— А если я решу сейчас, что проще и безопаснее отстрелить тебе голову?

— Не отстрелишь. Во-первых, ты не успеешь перехватить управление. Во-вторых, ты не хочешь меня убивать.

— Почему же?

— Потому что ты тоже веришь мне. Как я тебе, ну, может, чуть меньше. Посмотри. — Зверь кивнул на волны внизу. — Ты заперт в одной машине с убийцей, возможно, с сумасшедшим, который сам признает, что опасен. Ты — единственный, кто знает о том, что я преступник. Ты уязвим, потому что нас двое, а ты в одиночестве. И ты тем не менее разговариваешь со мной. Не боишься. Не стреляешь. Между прочим, мы давно уже идем намного ниже допустимого уровня. Любой другой обгадился бы со страха.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.