Страница 252 из 295
А больше и не нужно.
Я вздохнула свободнее. Оставлять эту проблему висеть в воздухе, конечно, нельзя, но завтра вечером вопрос равно станет чисто академическим.
– Вы узнали, с чего они вдруг так взбесились?
Даратея яростно сжала губы и отвернулась, пряча от меня выражение своего лица. Остроконечные ушки, возвышающиеся над черными кудрями, чуть вздрогнули.
Мои собственные уши заинтересованно встали торчком, а Даратея вдруг резко обернулась, гневно сверкнула очами и сухо сообщила:
– Я пришла сюда говорить как Мать Изменяющихся с одной из своих вене.
Ой.
Теперь уже я опустила уши и поджала ноги, не зная еще, в чем провинилась, но уверенная, что провинилась крупно.
И гром грянул.
– Твое поведение, как всегда, было безрассудно. Ну что за идиотская мысль – танцевать с такой мерзостью? Ты что, не понимала, во что могла превратиться? Не понимала, что могла натворить в подобном состоянии? Ауте милосердная, Антея, уж ты-то лучше всех вене, живых и мертвых, должна знать опасность полного погружения!
– Да, Мать Клана.
– Гордость покоя не дает? За душу взяло? Она, видите ли, величайшая танцовщица! Величайшая дура! Никакой природный талант не может компенсировать природной же тупости!
– Да, Мать Клана.
– Танцевать глубокое погружение в присутствии кучи посторонних! В разгар схватки! Не прекращая при этом бой! Танцевать без полной отдачи движению, танцевать одной ритмикой – ты что, спятила?
Ну, поворчали и хватит.
– Ты считаешь, надо было позволить им перебить нас всех? – Голос мой был меланхолически задумчив.
Мама блеснула оскаленными клыками, но промолчала. Потом:
– Я не знаю никого, кто смог бы повторить такое – и остаться собой. Как Матери клана Дернул мне необходимо разобраться, что там произошло, – очень сухо и по-деловому.
Я ответила изумленным и насмешливым взглядом. Вряд ти она хотела так на меня набрасываться, вряд ли пришла сюда, чтобы устроить головомойку. Просто на свой страх мама реагировала гневом, это у нас фамильное. А я подозревала, что приглашение на завтрашний Бал, которое мы обе так старательно не упоминали в этом разговоре, напугало ее до безумия.
Даратея вновь выпрямилась – уверенная, спокойная, властная.
– Расскажи мне о танце, – это была просьба властительницы Изменяющихся, а не матери.
– Да нечего рассказывать. Банальные слияние и коррекция в затрудненных условиях. Только объектом служила кусачая мерзость, которую пришлось терпеть, стиснув зубы.
– Подробнее.
Я вздохнула и отправила ей сен-образ, который готовила с того момента, как увидела Мать Изменяющихся на пороге. Полный отчет о танце. С комментариями и историческими сносками. И, разумеется, с красочным эмоциональным сопровождением. Даратея грациозно приняла послание на кончики пальцев, крутанула по измерениям, внимательно рассматривая, и отправила в копилку своей памяти для более детального изучения.
– Камеры засняли, что ты просто взбесилась, когда эти твари накинулись на ребенка…
Я расхохоталась – и в этом каркающем звуке не было ни капли веселья.
– Не надо, мама. Люди могут сколько угодно изгаляться по поводу инстинктов эль-ин, а в кланах могут сколько угодно шептаться о моих комплексах. Но в данном случае беспокойство о судьбе несчастного ребенка играло самую последнюю роль.
– Так что же это тогда было?
– Расчет. Политическая игра. Черный пиар. Аррек понял все с первого взгляда, умница, и взял на себя.
Мгновение она молчала.
– Не понимаю.
– Люди… ты так и не удосужилась толком изучить людей, не так ли, мама? Они не похожи на нас. Они настолько не похожи, что вызывают у меня куда больший ужас, чем какие-то там демоны. – Я сложила руки домиком, внимательно вглядываясь в видимые лишь мне одной сплетения связей, по привычке формулируя мысли вслух скорее для себя, чем для и без того прекрасно осведомленной Даратеи. – Ими правят странные силы. И это совсем не то, что понимаем под словом «сила» мы. Да, смертные признают власть оружия, признают, что приставленный к горлу кинжал или застывшая у границы враждебная армия могут заставить делать то-то и то-то. Они знают силу манипулирования, развивают искусство заставлять других плясать под свою музыку… Но по их меркам это довольно… примитивно. Самое грубое, самое глупое и самое бессмысленное, к чему можно прибегнуть.
– Я все еще не понимаю, – голос Даратеи звучал очень мягко. Сейчас начнет отрывать головы.
– Людьми правят идеи, мама. Я сама не понимаю этой… эфемерности, но не могу закрывать глаза на факты. Какая-нибудь книга, вовремя появившаяся и умело раскрученная – и меняется сам стиль мышления, меняются правительства, формы власти, способы вести войну и выбор оружия. Взять, например, то, что они понимают под религией… Сборище нежизнеспособных банальностей, изреченное каким-либо блаженным, – и целые народы сдвигаются, подобно лавинам, бушуют священные войны, меняется облик целых планет. Бред.
– Ну, допустим. И как это связано с тем, что ты швырнула себя на защиту какой-то смертной девчонки? – Она действительно не понимала.
– Не девчонки. На защиту идеи. На защиту образа эль-ин, который я три десятилетия тщательно формировала в мозгах этих несносных мартышек. Ты знаешь, какое сейчас отношение к эльфам в Империи? «Они любят нас ненавидеть». Ключевое слово – любят. Они могут сколько угодно вслух возмущаться и хорохориться, рассуждая о захватчиках и Кровавых Ведьмах. В своем кругу. Но оливулец горло перегрызет любому постороннему, вздумавшему брякнуть что-то недружелюбное по поводу «остроухих». Или, хуже того, вздумавшего поднять на одного из нас руку. Это уже въелось так глубоко, что не поддается выражению в словах. Они уже начали перенимать некоторые наши черты, даже сами того не понимая. Ироничное уважение к женщинам. Привычку разрешать личные споры дуэлями – не обязательно с использованием физической силы. Жестокость в воспитании детей, в сочетании с яростным, на грани безумия, стремлением их защищать. Хранительница Эль-онн бросилась на защиту умирающей девочки потому что ничего иного она не могла сделать по определению Я очень долго вбивала эту мысль под их чугунные черепа, и именно благодаря ей сборище жаждущих моей крови террористов сегодня сражалось за нас, а не пыталось воспользоваться случаем и ударить в спину. Они – наш Щит. И если для того, чтобы добиться этого, мне бы пришлось сегодня расстаться с жизнью на день раньше расписания – невелика потеря. Это все равно была бы победа.
Мама откинулась в кресле, окинула меня странноватым взглядом.
– Да, эта должность определенно влияет на тебя не лучшим образом, Анитти. – Я вздрогнула, услышав почти забытое детское обращение в таком контексте. – Слишком легко ты стала оценивать жизни.
Она сидела, согнув ноги так, что ступня одной опиралась на лодыжку другой, и в небрежной гибкости этой позы была вся мама. Развевающиеся темным туманом крылья заполняли комнату, светло-серые, почти прозрачные глаза сверкали из-под падающих на лицо прядей. Я опустила голову на свое колено и потерлась об него щекой, пытаясь понять, что она имела в виду, произнося последнюю фразу.
– Значит, вот зачем тут ошивается этот мальчик из Золотой Сотни?
В отличие от Тэмино, мама никогда не страдала от тоннельного видения. То, что она выдающийся специалист в своей области, еще не означает, что Мать Изменяющихся ничего не знает о других проблемах.
– Всякий раз, оказываясь «на людях», я играю на публику, мама. Ворон – не исключение. Он – последний гвоздь, который я надеюсь забить в гроб тех, кто еще всерьез подумывает о независимости.
– Ах-ха, – Она знакомым жестом откинула голову, обнажив длинную красивую шею. Улыбнулась, блеснув кончиками клыков. Несколько зловещий и весьма прозрачный намек. – А сам-то он догадывается о той роли, к которой ты его готовишь?
– Он же не идиот.
– Спорное утверждение.
– Нет. Не спорное.
А потом мама тихо, на этот раз очень серьезно произнесла: