Страница 20 из 295
– Антея-эль, простите-пожалуйста-я-вовсе-не-это-имел-в виду!
Опытным взглядом оцениваю ситуацию. Если продолжить наступление, имею все шансы оказаться в одеяле. Пожалуй, отступление предпочтительнее. Но только в случае, если может быть сохранено чувство собственного достоинства.
Гордо опускаюсь на прежнее место.
– Я бы попросила вас, дарай-князь, впредь внимательнее следить за своим языком.
Склоняет повинную голову:
– Как вам будет угодно, эль-леди.
Тоже садится на место. Но одеяло не убирает. На лице подходящая случаю раскаивающаяся мина, но чувствуется, что бедняга изо всех сил сдерживает смех. Я, впрочем, тоже.
Кажется, дарай решил, что лучшее средство от любой хандры – небольшой допрос. Ну вот опять.
– Сколько же сейчас эль-ин в вашей генетической линии?
Вопрос резанул по самым глубоким ранам. Сжимаюсь в болезненный комок. Кажется, Аррек и сам не рад, что задал его, но теперь уже ничего не поделаешь. Попросить меня не отвечать – значит признать, что заметил болезненную реакцию, а этого я никогда не прощу. Проигнорировать вопрос я тоже не могу после того, что он для меня сделал.
Внимательно разглядываю жилки на стене.
– Мы никогда не были особенно широкой линией. Перед Эпидемией, так великодушно подброшенной нам оливулцами, нас было около двух сотен. Теперь осталось чуть больше десятка. И только трое – женщины.
Все так же пристально рассматриваю стену. Не хочу сейчас видеть его лицо. Не хочу думать, что именно дарай-князь арр-Вуэйн Аррек открыл порталы, впустившие к нам флот имперцев.
– Почему? – Его голос тих и совершенно безжизнен. Никаких эмоций.
Резко дергаю ушами. Почему?
– Потому что мы – Теи, вот почему.
Даже для меня это прозвучало горько.
– Потому что Теи всегда первые встречают Ауте. Они – щит эль-ин.
– И первые умирают?
Бросаю в его сторону испепеляющий взгляд. И тут же снова отворачиваюсь, чтобы не видеть этой отстраненной непроницаемости.
– В данном случае это не имело особого значения. Вирус был специально создан против эль-ин, он бил в самое уязвимое место – в способность адаптироваться. Погибли многие, но прежде всего те, кто был наиболее изменяем. С самого начала несколько вене специально заразили себя, чтобы попробовать выработать иммунитет к болезни, а затем передать его другим. Это обычная практика, но на этот раз все было по-другому.
– Они погибли.
– Они погибли. Все. Вирус распространялся с фантастической скоростью. Успели только изолировать детей и беременных женщин, а остальные… Когда решение было найдено, половина населения Эль-онн была уничтожена. На всю планету вряд ли осталась дюжина вене. А над нашими домами летали штурмовые корабли оливулцев.
– И вы вышвырнули их вон.
Вышвырнула вон – это очень мягкое описание того, что я тогда сделала. Но вдаваться в подробности мне не хочется. Тем более что за пять лет воспоминания совсем не стерлись, не потускнели.
– Это ведь были вы, Антея-эль. Вы нашли лекарство от вируса.
Он не спрашивает. Утверждает все так же спокойно, между делом.
Стыд, боль, вина, отчаяние так свежи, словно и не было этих безумных лет. Да, это я нашла лекарство. Мой позор, который никогда не может быть прощен.
– Нашла? Д-да. Можно и так сказать. Возлюбленная дочь Ауте, лучшая танцовщица Эль-онн, я нашла его. Слишком поздно. Если бы хоть на час раньше…
Боль, тоска, вина. Напрасно, все напрасно. Его больше нет, нет навсегда. Нет его рук, чтобы поддержать тебя, нет тела – согреть тебя. Его нет, некому больше охранять твои сны.
– Вы потеряли мужа?
Ничего: ни сочувствия, ни даже равнодушия. Ни следа эмоций. Будто его здесь нет, будто я разговариваю сама с собой.
– Я потеряла вторую половину своей души. Хотя, помимо всего прочего, он еще был и моим мужем.
Не знаю, почему я говорю. Все это уже не имеет никакого отношения к князю, по всем законам я давно имела право послать его в Ауте вместе с его вопросами. Я бы так и сделала, заметь хоть тень понимания, хоть след сочувствия. Заподозри я его хоть на мгновение в жалости, и дуэли не миновать. Но нет ни понимания, ни сочувствия, ни жалости. Холодные, точно дыхание смерти, щиты отсекают все знакомое, что могло быть в этом странном существе. Просто явление природы, пара ушей, которые слышат, губы, задающие вопросы, и ничего живого за ними.
И, как ни странно, это хорошо. Я могу сказать все, что угодно, и знать, что не встречу жалости. Жалости, которая для меня хуже всего остального. И я говорю.
– Я была беременна, дочь уже начала проявлять признаки сознания. Первые уроки изменения должны даваться еще до рождения и требуют уединения. Нас отправили наверх, на уровни, где обучали детей, когда все это началось. Естественно, детские уровни тут же запечатали. Не могло быть и речи о том, чтобы я принимала участие в танце. Несколько дней благовоспитанно не волновалась, чтобы не повредить ребенку. Потом… Потом узнала, что в нашем клане не осталось ни одного здорового эль-ин. Ни одного.
Я считала себя лучшей. Не без оснований, но… Я решила, что могу распоряжаться своей жизнью и жизнью дочери как считаю нужным. Без него моя жизнь все равно не имела бы смысла, а дочь… Я ускользнула из-под охраны, прилетела домой и начала танцевать. Наверное, это был великий танец, не знаю, там не было никого, чтобы оценить. Мы танцевали, нерожденный, но уже мыслящий ребенок, и я, танцевали, как никогда раньше. Мы опоздали всего на час. Он умер, и уже ничего нельзя было сделать. Хотя мы все-таки успели помочь моим родителям и многим другим.
Молчу.
Внутри пустота, выжженная пустыня. Горечь, вина – все, что преследовало меня эти годы, куда-то исчезает, вымытое потоком слов. Так пусто. Ничего не осталось. И я наконец смогла произнести слово «умер». Примирилась? Нет, никогда.
Только сейчас замечаю, что все это время я лежала, свернувшись в жалкий комочек. Неприкрытая боль. Эль-ин не скрывают своих чувств, не умеют. Если они не желают их показывать, то просто не чувствуют. Аррек был первым созданием, рядом с которым я позволила себе расслабиться и быть тем, что я есть. Чистой болью.
Впиваюсь пальцами в ладонь.
Боль.
– А ваша дочь?
– Моя дочь была убита моей глупостью еще до своего рождения.
Вот так. То, что я есть. Неприкрытая правда.
Больше он ни о чем не спрашивает. Наверное, всему есть предел. И правде, которую можно вынести за один раз, тоже. Не знаю. Я чувствую только опустошение.
Потом Аррек заговорил сам:
– Младший сын такого влиятельного дома, как арр-Вуэйн, – этот титул предполагает мало власти, но много… обязательств. Честь твоего дома – это оправдывает все. Даже потерю твоей собственной чести. Все эти государства и политические группировки Ойкумены… Наш постоянный нейтралитет – более реальная гарантия нашей безопасности, чем наша незаменимость для них. Но иногда его сохранение требует отказа от себя.
Около пятидесяти лет назад у меня была жена, из одного из диких миров. Целительница. Богиня местного кочевого племени или что-то вроде этого. Потом ее племя столкнулось с более развитой религией, борющейся с… «демонами». Их перебили. Туорри поймали, пытали, должны были принести в жертву. Я вытащил ее практически из-под ножа, до сих пор не знаю почему. Обычно мы в таких случаях не вмешиваемся. Она… Она была намного слабее меня, но… Туорри научила меня всему, во что я верю, открыла, что жизнь не ограничивается твоим Домом и его проклятой Честью. Она заставила меня развивать свой собственный дар Целителя, заставила поверить в себя. Она для меня была… всем.
Туорри любила долгие странствия без цели и причины, любила смотреть, как один пейзаж сменяет другой. И никогда не вспоминала ни свой мир, ни те шрамы, которые он на ней оставил. Но когда это отвратительное место оказалось примерно в той же ситуации, что и ваш Эль-онн, она… не могла не вмешаться. Ее честь, ее долг богини, или кем она там была, требовали от нее заботы о собственных палачах. Туорри не стала даже просить меня о помощи, хотя, употреби я свое влияние арр-Вуэй-на, может быть… Но я не стал бы этого делать, не стал бы вмешивать свою личную жизнь в высокую политику и ставить под угрозу Дом Вуэйн.