Страница 45 из 50
— Убрать.
Те еще попереминались, потом трое самых смелых нерешительно подошли к телу, ухватили его за руки и за ноги, и через несколько минут вся компания исчезла в темноте. Грон отшвырнул палку и повернулся к Комару.
— Сходили на вечеринку. — Он шагнул к Улмиру. — Пошли пока отнесем его ко мне, а там посмотрим.
Через неделю студенты разъехались на каникулы. Работы стало мало, и Грон с жаром принялся за учебу. Он ясно осознавал, что не сможет постичь ничего нового в области точных наук, биологии и всего того, с чем он по роду своей работы сталкивался в прошлой жизни, но география, литература, философия… Этот мир оказался вовсе не так плох, как ему представлялось вначале.
Наконец прошло и лето. Осенью, когда начались занятия, Грона вызвал приор. Грон вошел в его комнату и сразу почувствовал, что что-то случилось. Приор был не один. Рядом с ним, по-хозяйски развалившись, сидел крупный краснорожий мужчина, чем-то явно напоминающий Ульсиноя. Сам Ульсиной тоже был здесь.
— Этот? — презрительно спросил мужчина.
Ульсиной угрюмо кивнул. Мужчина повернулся к приору:
— Если вы, достойнейший, не можете приструнить своих рабов, то я это сделаю за вас. — Он повернулся и кивнул кому-то в комнате. С обеих сторон двери появились трое таких же краснорожих. Одетые в грубые солдатские хитоны, они были вооружены палками.
Грон сделал шаг назад и поднял руку:
— Во-первых, я не раб, во-вторых, я уже не слуга. — Он коротко поклонился приору. — Сегодня утром я получил указание вашего Исидория покинуть гимнасиум, а в ответ на просьбу заплатить он послал меня к вам или к Отцу-луне. — Грон возмущенно фыркнул: — Так-то вы обходитесь с теми, кто прилежно служил вам почти целый год.
Это была ложь от начала и до конца, и приор это знал. Но он все понял. Так Грон пытался отвести от приора и гимнасиума месть могущественного стратигария.
— Так тебе и надо, щенок, — прорычал тот, — как ты смел поднять руку на сына Всадника?
— Он первый начал, — ответил Грон, — и тоже, кстати, поднял руку на сына Всадника.
— Так ему и надо, раз не может за себя постоять, — с полнейшим презрением к логике заявил стратигарий.
Грон усмехнулся и указал в сторону Ульсиноя:
— Так ЕМУ и надо, раз не может за себя постоять.
Приор едва сдержал улыбку, а стратигарий побагровел и заорал на своих слуг:
— Ну что стоите, крысиный помет, я же приказал проучить его.
Грон выскочил из покоев приора. Слуги стратигария бежали за ним, громыхая калигами. Грон увел их подальше, почти к воротам своей риги, и там остановился. Первый из бежавших замедлил бег, поджидая остальных. Грон насмешливо произнес:
— Что, уже хитон мокрый?
Мордастый зарычал и бросился вперед. Грон примерился и прыгнул, выбросив ногу ему в лоб. Мужик рухнул, выпустив палку. Грон быстро поднял ее и прикинул вес. Тяжела. Остальные двое приближались с разных сторон, отведя палки в замахе. Он посмотрел на левого и внезапно метнул палку, как биту в городках, примерившись, чтобы она ударила сильно вращающимся концом в коленную чашечку, и в то же мгновение прыгнул на второго. Тот поспешно взмахнул палкой, но Грон был уже слишком близко. Через несколько минут Грон вышел из риги со своей котомкой. Один еще валялся колодой на земле, второй уже начал шевелиться. А третий все так же корчился и подвывал, держась за разбитую коленную чашечку. Грон окинул их насмешливым взглядом и вздохнул:
— Жаль, что с вами не было стратигария, его бы я уважил в более интимное место.
Вечером он выбрался из знакомой забегаловки и двинулся вниз по улице. Он слегка набрался, заливая злость на судьбу. Ему было хорошо в гимнасиуме. Но делать было нечего. Если стратигарий прикатил сюда только для того, чтобы примерно наказать обидчика сына, то он не успокоится, пока этого не сделает. Поутру надо было линять из Роула. Вообще-то, возможно, линять надо было уже этой ночью, но Грон был не в настроении и надеялся, что местный систрарх не раскачается на ночь глядя. Он шел, погруженный в свои мысли, как вдруг услышал знакомый голос:
— Да это же тот парень!
Грон замер, потом медленно оглянулся. Перед ним стоял паланкин, и из него вылезал тот самый караванщик, которому он помог с его повозкой прошлой весной. С трудом перевалившись через край, караванщик опустил ноги на мостовую и подошел к нему:
— Вот уж не думал, что встречу тебя здесь, парень.
Грон улыбнулся и молча пожал плечами. Караванщик окинул Грона заинтересованным взглядом, и его лицо приняло хитрое выражение.
— Давно ты в городе?
— Порядочно, — ответил Грон, — но точно могу сказать, что завтра меня здесь уже не будет.
Тот довольно потер руки.
— Прекрасно, — хлопнул он Грона по плечу. — Слушай, я завтра ухожу с караваном в Домеру, и в связи с этим у меня к тебе предложение. — Он повернулся и со словами: «Давай, за мной» — полез в паланкин.
Грон хмыкнул — похоже, этот переулок для него счастливый, вполне возможно, что на этом месте он опять поймал удачу за хвост.
Маленький человечек спешил на восток, яростно нахлестывая своего осла. Целый год он ничего не предпринимал, просто наблюдая за Измененным. Сказать по правде, тот стал ему даже немного нравиться. Но сегодня он увидел, как тот вновь воспользовался своим нечестивым умением. Нет, он не остановится, заражая мир своим грязным знанием, если не положить этому конец. Человечек глянул на небо — собирался дождь. Осень, что поделаешь. Он снова хлестнул своего осла. Эти двое собираются двинуться в Домеру, что ж, он постарается устроить им достойную встречу.
— Ну что вы, баши Имогор, никогда кони майоранской породы не стоили в восточном пределе так дешево.
— Клянусь бородой Фазара, это истинная правда!
Грон негромко рассмеялся:
— Не стоит, баши Имогор, а то остаток жизни вам придется потратить на то, чтобы уговорить бога пожертвовать своей бородой. — Грон негромко рассмеялся и достал из-за пояса навощенную табличку. — Майоранцы на рынках Куниса идут не менее чем по сорок золотых, серки по двадцать пять, алисанцы доходят до пятидесяти. — Он спрятал табличку и поднял глаза на купца. Вообще-то он знал все эти цифры наизусть, но так было солиднее.
Купец озадаченно следил за его рукой, потом поднял глаза:
— Откуда у вас эти сведения, уважаемый Грон?
Грон снова рассмеялся. Вряд ли в этом мире находился еще один специалист по агентурной разведке.
— У каждого есть свои секреты, не правда ли?
Купец задумчиво чесал бороду. Грон понимал его замешательство. Обычно торговля осуществлялась так: продавец называл свою цену и клялся всеми своими богами, что дела его плохи, он весь в долгах, как в шелках, и потратил последние деньги на покупку товара и что если он сбавит хотя бы медяк, то пустит по миру семью и ему придется продавать в рабство дочерей, а самому идти гребцом на галеры, чтобы отдать долги. Покупатель, в свою очередь, призывал в свидетели всех известных богов, что его дела еще хуже и что именно он на грани разорения, а конънюктура плоха и торговля не идет, потому если он набавит хоть медяк, то вся его семья пойдет в рабство, а ему самому ростовщики выпустят кишки и развесят их на ближайших деревьях. Оба знали, что оба врут, и под причитания попеременно один сбавлял, другой набавлял, пока наконец под горькие крики о том, что барыша хватит только на хлеб и воду, оба не приходили к согласию. То же, что делал Грон, никак не походило на обычную практику. Он просто называл цену и, когда покупатель начинал обычную волынку, давал ему полный расклад по расходам на перегон, ценам в месте предполагаемой продажи, своим затратам и на что он потратит прибыль. После этого говорил, что это последняя цена, и замолкал.
— Знаете, уважаемый Грон, мне кажется, вы можете выжать воду из камня.
Грон улыбнулся, разводя руками:
— Разве эти кони не стоят таких денег?
Купец разочарованно кивнул: