Грон. Трилогия

Но Грон поймал неприязненный взгляд худого приказчика — он с первого же мгновения взял Грона под «опеку» и активно наушничал среди попутчиков, призывая не доверять столь подозрительной личности, — и отрицательно покачал головой:

— Нет, господин, я уж останусь в Дожирской долине.

Через три дня они вошли в Дожирскую долину и Грон покинул караван. В первой же деревне, стоило ему приблизиться к трактиру, его окликнуло несколько голосов:

— Эй, парень, будешь наниматься?

Грон обвел взглядом несколько молодух, сидевших на лавке у трактира и напряженно смотревших на него, и кивнул. Женщины тут же вскочили и подбежали к нему. Грон был буквально сметен натиском и бесцеремонностью. Женщины щупали его мышцы, оттягивали веки и раздвигали губы, а одна даже сунула руку в низ живота. В чем тут же, со смехом, была уличена.

— Эй, Серма, что, уже мужа не хватает?

— Да она по другому делу работника ищет…

— По ночному…

— Да она любого мужика в гроб загонит своей мохнаткой…

— Да не одного, а троих…

— Сразу…

По-видимому, Грон произвел хорошее впечатление, поскольку его тут же начали тянуть во все стороны, наперебой предлагая условия, которые, однако, были довольно однообразны. Стол, ночлег и до двадцати пяти медяков за сезон. Все это сопровождалось активной перебранкой, во время которой он заметил, что самая смелая, та, что наиболее полно исследовала его достоинства, потихоньку перетягивает его в свою сторону. Грон повнимательнее осмотрел ее. Она была, что называется, в самом соку. Рослая, статная, с длинными черными волосами, туго скрученными в тяжелый узел на затылке, жаркими черными глазами и высокой, крепкой грудью. Кожа гладкая, а губки полные, сладкие, как вишня. Черт его знает, чего она от него хотела. Такая где угодно и какого угодно мужика найдет. Но вишь ты, вцепилась в него. Грон усмехнулся про себя, здраво рассудив, что там, где расположение хозяйки будет самым большим, там и жизнь будет лучше, и, решительно развернувшись, пошел за ней. Женщины провожали их еще более скабрезными шуточками, но в их голосах сквозило разочарование.

Они шли около получаса. Сначала улицей, потом виноградниками. Наконец вышли к небольшому домику, рядом с которым бугром торчала из земли крыша винного погреба. Серма, не оглядываясь, вошла в дом и исчезла за дверью. Грон задержался на пороге — наемные рабочие, как он полагал, должны обитать отдельно от хозяев. Спустя несколько минут дверь отворилась, и на пороге появилась Серма. Она была голой и сердитой. Уперев руку в бок, она раздраженно произнесла:

— Ну, тебя долго ждать? Или ты думал, что я щупала тебя из простого любопытства.

С этими словами она повернулась и, сверкнув белыми ягодицами, прошлепала в дом.

Грон ухмыльнулся. Он не успел ни умыться, ни перекусить, ни даже узнать место ночлега, как его тут же припахали. Впрочем, вполне возможно, с последним его Серма сейчас и познакомит.

Вечером появились мужчины. К тому моменту Грон уже трижды окучил, как видно, давно не вспаханное поле Сермы, и та просто сияла от удовольствия. Мужем Сермы оказался худой мужик лет сорока с небольшим, с болезненной желтушной кожей и страдальческим выражением на лице — явно не пара для столь ненасытной бабенки, и он, по-видимому, понимал это сам. Во всяком случае, когда он увидел Грона, то лишь слегка поморщился, а потом его лицо вновь приняло привычное страдальческое выражение. Двое других, помоложе, оказались братьями Сермы и встретили появление Грона только громким похахатыванием и звонкими шлепками по сестриному заду. К исходу дня Грон уже ясно представлял расстановку сил. Муженек Сермы был владельцем фермы, бывший вдовец и, по общему мнению деревенской общественности, не жилец. Братья выдали сестренку с прицелом на наследство, и им было наплевать, с кем она спит, лишь бы не подобрала себе нового мужа. С этой точки зрения чужаки, нанимающиеся на сезон, были идеальным выходом. Так что, когда Серма решительно заявила, что ей завтра требуется помощь по дому, Грона без особых проблем порешили оставить дома.

Уже засыпая на сеновале, Грон внезапно почувствовал, как под бок к нему ужом ввинтилось чье-то горячее тело. Он восхищенно цокнул языком:

— Ну ты даешь, женщина!

— А ты что думал? — отозвалась Серма, отрываясь от усиленной работы языком. — Задарма будешь денежки получать? — Она помогла ему руками и, резво прыгнув сверху и начав, постанывая, раскачиваться, закончила мысль: — Тебе, милый, достался самый обильный виноградник.

К исходу первой четверти Грону стало ясно, что даже его молодое тело может не выдержать подобных нагрузок и надо принимать меры. Вечером он поймал старшего из братьев и намекнул на возникшие затруднения.

Тот расхохотался:

— Да ты у нас орел. В прошлый сезон никто больше двух дней не выдерживал. Просились на виноградники или сбегали. — Он окинул его веселым взглядом. — Ладно, поговорю с сестрой. Сдается мне, ты ей пришелся в самый раз, пусть немного сбавит, а то сбежишь. А где я еще такого красавца найду? Так, глядишь, и по местным загуляет.

На следующий день Грон отправился вместе с мужчинами на виноградники. Теперь он оставался на хозяйстве только три дня в неделю, но в эти дни приходилось выкладываться полностью. Так прошло лето.

Когда свежее вино было разлито по бочкам и частью отправлено торговцам, а частью заложено в погреб, Грон уже был готов бросить честно заработанное и двинуть куда глаза глядят. Братья изредка проходились по поводу его нетерпения, а Серма с каждым днем становилась все мрачнее. Наконец однажды, после бурного совокупления, сопровождаемого криками и стонами, раскрасневшаяся Серма вдруг оторвалась от него и резко села рядом. Грон лениво повел глазами в ее сторону:

— Ты чего?

Она вдруг развернулась к нему и, обхватив его за шею, жарко зашептала:

— Не уходи! Хочешь, я своего постылого порешу? Синюшника ему подмешаю или подушкой удавлю. А ты со мной останешься. Мужем станешь. Ты и братцев моих сумеешь к рукам прибрать. Ты такой. Я же знаю.

Грон опешил от таких предложений.

— Да ты что?!

Серма на несколько мгновений замерла, а потом резко отпрянула и убежала в дом. Вот дура баба. Долго ли в деревне связать концы с концами. Тут же выведут на чистую воду. Даже если ненароком лишь совпадение случится, и то для нее множество проблем возникнет. Как он успел узнать за лето, на ферму мужа Сермы имелось немало охотников, поскольку тот хоть и был бездетным, но родственников имел множество. Одних родных братьев трое да двое зятьев. А главное, Грону совсем не с руки было здесь задерживаться. Грон покачал головой. Пока не случилось ничего непоправимого, надо срочно линять из этого излишне гостеприимного дома.

На следующий день на винограднике, когда они собирались полдничать, Грон отозвал старшего из братьев в сторонку и обрисовал ситуацию. Тот присвистнул.

— Да, парень, видно, очень ты сестренке запал. До того она таких глупостей не говорила. — Он задумался. — Вот что, ты с лошадьми дела не имел?

Грон расплылся в улыбке.

— Ясненько, — повеселел брат, — тогда слушай. Сына нашего Всадника собираются отправлять в Роул, в гимнасиум, и он ищет ему слугу на дорогу. Оплата небольшая, но харч и лошади. А мы тебе и от себя прибавим, — он хохотнул, — за честность. Ты как?

Грон несколько мгновений раздумывал. В общем-то идеальный вариант, за исключением того, что придется проезжать через деревню, от которой начиналась тропа к Врену-табунщику. Потом решительно кивнул. Была не была. За год он сильно подрос и еще больше раздался в плечах, а подбородок и верхняя губа покрылись густыми черными волосками. Может, никто и не узнает.

— По рукам.

Ужин прошел в молчании. Серма почуяла что-то неладное. Когда после ужина брат засобирался к Всаднику, она бросила на Грона отчаянный взгляд и убежала из комнаты. Ночью, на сеновале, она с отчаянной решимостью начинала снова и снова, к утру доведя Грона буквально до полного изнеможения. Впрочем, и сама она ушла, держась за стенку. Когда рассвело, на сеновал поднялся старший брат. Постояв минуту над спящим Гроном, он тихонько пнул его ногой, а когда тот поднял на него мутный взгляд, покачал головой: