Страница 4 из 221
Вернёмся, однако же, к Панку. На плюху поскупились… Невиданное дело! Генерал опустил руки. В кантине было до отвращения светло и чисто, а народу — трое невзрачных гзуров за дальним столиком.
Генерал скрипнул зубами. На него снизошло озарение, подобное тому могучему удару тридцатифунтовым мушкелем, которым угостил Панка озверелый берсерк в памятной битве у Девяти Скал. Из своих шести с малым десятков Панк лет сорок пять не проходил мимо пивной, и редко в какой из них не было следов другого гоблина — осколков посуды, битых вышибал или, например, самого другого гоблина. А тут же вроде как гоблинское поселение!
Тут генерал вдруг припомнил до кучи ещё парочку безобидных вроде бы фактов, приобретших в новом свете мрачную окраску:
1) Стражи со стены ничем в него не кинули и даже ничего оскорбительного ему не крикнули — какие же это гоблины?
2) Пока Панк вслепую скакал по улицам, конь (вроде бы) никого не стоптал, а ведь любой растяпа-гоблин, случившийся на пути, небось не преминул бы угодить под копыта.
А вот так уж вовсе нехорошо… Сердце генерала зашлось, ну прямо как во время памятного второго боевого вылета. Тогда зелёный новобранец Панк углядел с драконьей спины далеко внизу немыслимо громадное вражье войско, занимавшее многомильную низину от края до края. Это живое море бурлило так грозно, что молодой гоблин слабо воззвал к Занги и начал уже прощаться с жизнью, но, к счастью, головной их экипажа присмотрелся книзу через хитроумно обточенный кристалл, приближающий то, на что смотришь, и пояснил, что это никакое не войско, а просто местные пастухи гонят свои отары подальше от места грядущей битвы. Штаны свои Панк со временем кое-как отстирал, а вот память заботливо сохранила воспоминания о диковинном чувстве…
Генерал собрал тренированную волю в кулак. Тяжёлым маршевым шагом миновал столик гзуров. Приблизился к стойке, удавьим взглядом пригвоздил к месту щуплого курносого корчмаря из хумансов и осведомился ледяным тоном:
— Это Хундертауэр, милейший?
Обращение «милейший» Панк подцепил у кого-то из соседских демократов-баронов, оно как нельзя лучше подходило для обслуги и иной шушеры. Корчмарь отреагировал адекватно — вытянулся во фрунт и ответствовал так:
— Да-с, почтенный воитель, Хундертауэр, кантина Ордена Гулга, регистрационный номер 458. Я здешний управляющий, Джон, к вашим услугам. Вот наша лицензия, вот книга жалоб, вот перечень подаваемых напитков…
За нос водит, смекнул опытный генерал. Он перегнулся через стойку к самому лицу Джона и спросил сипло и страшно:
— Куды гоблины делись?!
— А не… — начал Джон развязно, но тут его голос дрогнул. — Ай… я тут уже, пожалуй, лет семь, и ни разу… а вы, господин, часом не гоблин?
— Каким часом? Это у вас, хумансов, всё по часам! А я — я всегда гоблин, был и буду, и цыц, здесь не тут!
Генерал перевел дух, критически оглядел побледневшего корчмаря и представился:
— Панк из рода Драго, сиречь горный гоблин. Генерал-драконарий. Барон и, как его… типа сокрушитель всего и всех. Понял, нет?
— Понял, ваше сиятельство! — Джон попятился, прижался спиной к полкам с блестящими бутылями, ликом посерел, голос сорвался на писк. — Не желаете ли того… Горло промочить за счет заведения?
— Выпить? — Панк облизнулся. — Волоки, чего ж не это… Чем, гришь, богат?
— Есть отменное домиторское! Семнадцатилетней выдержки!
От стола гзуров донёсся завистливый вздох в три глотки.
— Волоки, — согласился Панк исключительно из желания поиздеваться над гзурами, так как сам вина не любил. — А уж коли мы на родине нашего знатного эля — давай сюда жбанчик, только чтоб заклятый и наговорённый по полной!
Джон скис, как молоко в жаркий день. Ответ его был тих и неразборчив. Панк навострил уши. Он узнал, что Джон извиняется… и сам любит заклятый эль… но… Джон опять извиняется… городское правление не позволяет и впрямую не велит… Джон извиняется за городское управление… За вычетом извинений из пяти минут бессвязного лепета Панк понял одну простую, но вместе с тем странную вещь — «ПИВА НЕТ».
— Не-эт? — переспросил Панк тоном, катастрофически близким к известному всему миру гоблинскому «Та-ак», и брови его поползли вверх, а на шее начали вздуваться толстенные жилы. — Почему — нет?
— Есть, есть, семь сортов, по различным рецептам, но только незаклятое…
— Эт почему же? Трудно, что ли?
— Никак не могу знать, любезный сэр! Нашему роду оно недоступно, а так вышло, что этих… которые умеют… и нету никого… Вот оно как, ваше высочество…
На высочество туповатый генерал не купился.
— Да это ж любой гоблин могёт! — изумился он от души. — Кто как, всяк в меру сил, но могёт любой — это ж не портки штопать! Даже я, уж на что герой войн и рыцарь, а коли возьмусь — наложу наговор и не упрею! Ну разве малость самую, с непривыку оно завсегда того…
— Да я ж и говорю — нету никого из этих самых…
— Чееего? Гоблинов никого нету, хошь сказать?
— Ну, вроде как, ваше…
— А куды ж они делись? Я, кажись, уже вопрошал, да ты от ответа аки эльф-свистун легко уклонился! — Обуздывая преждевременно нахлынувшее боевое бешенство, генерал заскрежетал зубами и перекосил рожу до невозможности. — Ну, щас я тебе враз укажу, каково оно — шутки шутить со мной, натуральным гоблином и победителем в ста семнадцати поединках!!
С шипением покинул ножны меч. Клинок его не был безудержно длинным, как у вошедших в моду в последние годы фламбергов, в длину он не дотягивал и до трёх футов, зато был шириной в ладонь и толщиной в палец. Матово-чёрное лезвие сильно сбегалось к острию, позволяя колоть не хуже, чем копьём, рукоять была длиной в фут, намотная, с широко распяленным перекрестьем и массивным навершьем. Генерал обнажил оружие одной рукой, рукав камзола жалобно захрустел, распираемый вздувшимися мышцами, — для одной руки, даже для гоблинской лапищи, двуручник тяжеловат. Джон обнаружил острие у самого своего носа, крупно затрясся и попытался упасть в обморок.
Не тут-то было.
— Зарублю! — пообещал Панк очень честным голосом. — Вот только соври, голову смахну и к вывеске приколочу! А ну — где гоблины? Поминают старейшину? В набег ушли? А где тогда гоблинши, гоблинёнки и прочие гоблинята? Отвечай, булаву гзурскую тебе в задницу!
— Пи, — ответил несчастный Джон, глядя мимо Панка. Явственно запахло отхожим местом.
Генерал на секунду призадумался, обернулся назад. Худосочные гзуры, каждый ему по плечо, следили за ним с явным любопытством.
— Не такую гзурскую, — машинально поправился Панк, — а, знаешь, большую такую. Гзурусскую. У этих недомерков что за булавы?
— Эй! — возмутились за столом недомерки. — Тряси себе корчмарей сколь угодно, а нас почто уделал, гоблюк паршивый?!
Паршивого гоблюка свирепый генерал никак не потерпел, развернулся к гзурам (Джон счастливо ахнул и мешком повалился под стойку), перехватил меч обеими руками и люто заревел, нагнетая ярость и силу:
— Мой дед с гор спускался! Вашим дедам в кепки навалил!
Гзуры — а особенно слабосильные гзуроды, к коим относились Панковы оппоненты — народ скорее торговый, нежели драчливый, но генерал намеренно прошёлся по святому. Кепки дедов взывали к отмщению, и стол с грохотом улетел в глубь зала. Двое вытащили из ножен длинные сабли, третий левой рукой достал короткий меч-акинак, правой — кистень. Переглянулись, обменялись сложной системой кивков и подмигиваний и двинулись на обидчика, грозно пиная стулья и помахивая клинками.
Генерал нагло ухмылялся. Нарочно, чтоб успокоить нервы, перевел разбирательство на рубку — уж тут-то он в своей тарелке, уверенности не занимать. С гзурами биться ему было куда как не впервой. Это великан-гзурус в двойном доспехе чего-то стоит в рукопашной, гзурод же будет опасен разве что верхом, с луком или арканом, да и то… Эти же — с саблями, смеху-то, и без лат, даже без шлемов… Он, правда, тоже, но его меч — не их прутики, отобьёт хоть булаву, а гзурские сабли на нём бессильно иззубрятся. Трое — чуть больше возни, чем с одним, но случалось генералу биться и против большего числа, а успей он выпить, так и со всей Гзурией задраться не побоялся бы.