Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 84 из 94



Игорь тяжело вздохнул, и в который раз начал рассказывать Нещерету об особенностях эксплуатации специальной обуви летным и техническим составами в зимний период времени.

— Так что, штурман никак не мог быть в унтах, они их не носят. Значит, остаются только техники, — завершил свою теорию Чернов.

— Теперь ясно, — признался Юрий Иванович и, немного подумав, добавил, — А может быть, все-таки есть смысл проверить, где этот Козак был в праздничные дни. Я думаю, если он охотник, то у него должны быть унты. В берцах по снегу много не выходишь.

— Для самоуспокоения, конечно, можно, но толку от этого никакого, — уверенно заявил Чернов.

— Обоснуй, — попросил начальник.

— Представьте себе картину. Штурман в выходной день идет три километра на лыжах с канистрой керосина на стоянку чужого полка. Поднимается из оврага и начинает дергать двери на всех вертолетах подряд, пока не нашел одну единственную, которую можно приоткрыть и добраться до блокирующего троса. Маловероятно. В нашем случае он точно знал, на каком борту дверь приоткрыта и точно к нему вышел. Иначе, он мог быть обнаруженным часовым. Да и, по словам матроса, дорожка следов вела только к этому вертолету. То есть, он не метался, ничего не искал, а сразу вышел туда, куда ему было нужно. — Игорь откинулся на спинку стула и добавил, — Не логично это все. С учетом того, что стоянка была под охраной караула, у поджигателя было очень мало времени, поэтому он должен был действовать наверняка и заблаговременно все предусмотреть. И канистру принести на борт незаметно, и дверь изнутри закрыть так, чтобы был люфт.

— Ну, тогда это мог сделать только старший техник вертолета, — логично констатировал Нещерет.

— Согласен, но у него полное алиби, — ответил Чернов.

— Какое?

— Седьмого ноября они отмечали праздник вместе с Игнатовым семьями, и пили до ночи. В результате чрезмерного употребления шила, восьмого ноября, Ковальчука госпитализировали с сердечным приступом. А в случае с весенним поджогом, он, вообще, был в отпуске. Так что Ковальчук отпадает, это точно.

В кабинете повисла тишина, каждый из офицеров обдумывал, что делать дальше.

— Да, ситуация патовая, — нарушил молчание Нещерет, — Кстати, пришли ответы на запросы, которые ты направлял в отношении него. Там тоже ничего интересного. Подтвердить копией актовой записи рождение Ковальчука наши коллеги на Украине не смогли, так как в райцентре, где он родился, ЗАГС сгорел. И учебу в интернате тоже не могут подтвердить, так как интернат закрыли еще в 1976 году, а архивы пропали при переезде в другой город.

Он встал с места и подошел к окну, затем, не оборачиваясь, продолжил:

— Я изначально считал, что с этими запросами — глупая затея. На Украине сейчас формируется своя Служба национальной безопасности, и ждать от них реального ответа, как при КГБ, пустое дело. Вот они и прислали отписку.

— И что теперь будем делать, — растерянно спросил Чернов.

Направляя запросы в отношении Ковальчука по месту его рождения, он не ждал чего-то сверхъестественного в ответ. Отправил скорее для порядка, чтобы предотвратить лишние вопросы со стороны руководства. Однако, с возвращением ответов, вопросительных знаков в этом деле оказалось еще больше.

— В его личном деле есть характеристика из интерната за подписью директора. Может, давайте пошлем туда телеграмму, под уголовное дело накрутим «контрразведывательные клубни», нагоним жути, вдруг что-то и ответят интересное? По большому счету, нам нужно только официальное подтверждение его места учебы и кое-какие сведения об особенностях личности, — с надеждой предложил Чернов.

— И что ты хочешь, чтобы они тебе сообщили? — с иронией в голосе спросил начальник.

— Ну, мало ли. К примеру, вдруг он с детства страдал пироманией. При этом заболевании человеку не нужен мотив для поджога. Он получает удовольствие от самого процесса.

Нещерет серьезно посмотрел на подчиненного и сказал:

— А что, может ты и прав.

Он сел за свой стол, потянулся к трубке телефона, но передумал. Затем, постучав костяшками пальцев по столу, сказал:

— В общем, так, я доложу твои версии и предложения руководству, телеграмму на родину Ковальчука направлю сам. А ты сейчас занимайся проверкой его алиби.

Он посмотрел на часы, поднял брови и удивленно произнес:

— Хотя, уже давно рабочий день закончился, и все нормальнее люди разошлись по домам.

Будем считать, что сегодня ты и так славно поработал. Иди домой отдыхать, а завтра с утра начинай копать. Ты мне здесь в отделе не нужен. Только периодически звони, чтоб я знал, где ты находишься. Ну, и соответственно, если что-то интересное накопаешь, немедленно звони.

Чернов встал с места, пожал руку начальнику и вышел из кабинета.





Следующим утром, Игорь, не дожидаясь окончания построения полка, сразу же направился в гарнизонную санчасть. Постучав в дверь, он зашел в кабинет начальника лазарета. Молодой, но уже достаточно располневший капитан медицинской службы, пил чай и рассказывал что-то веселое молоденькой медсестре. Увидев, Чернова он, продолжая улыбаться, воскликнул:

— О, контрразведка пожаловала! Какими судьбами, неужели заболели?

— Слава, богу, нет. Поговорить нужно, — ответил Чернов и еле заметно покосился на девушку.

— Шурочка, — обратился тот к медсестре, — Пройдись по палатам и передай, чтобы все оставались на местах, я скоро буду проводить обход.

Проводив ее взглядом, он поправил очки и, сделав серьезное лицо, спросил:

— Чем могу быть Вам полезен?

— Я хотел бы побеседовать с врачом, который дежурил в санчасти 8 ноября, — ответил Чернов.

— Считайте, что Вам повезло. Он перед Вами. Я всегда попадаю на дежурства в праздники.

— Я хотел бы у вас уточнить, с каким диагнозом в лазарет поступил капитан Ковальчук? — обозначил цель своего визита Чернов.

— Вообще-то, мы хоть и военные врачи, но все же врачи. У нас не принято разглашать врачебную тайну, — заявил капитан, но, заметив, как у майора заиграли желваки на скулах, смягчил выражение лица и уже доброжелательным тоном добавил:

— Но, исключительно из уважения к Вам и вашей службе.

Он открыл медицинскую книжку Ковальчука и зачитал диагноз:

— Приступ пароксизмальной тахикардии на фоне гипертонического криза.

— А можно более доходчиво? — попросил разъяснений Чернов.

Врач, не скрывая удовольствия от произведенного эффекта, улыбнулся и сказал:

— Ну, если уж совсем проще, то у него поднялось давление до 200 на 130 и пульс был 150 ударов в минуту в лежачем положении.

— И что, он сам пришел в таком состоянии? — удивился Чернов.

— Нет, конечно, — усмехнулся капитан. — Где-то в районе обеда или чуть позже, в санчасть позвонила его жена и сказала, что он задыхается, испытывает сильные боли в области грудной клетки. При таких симптомах, я, конечно же, выехал на санитарной машине к больному.

— И что вы увидели, когда приехали? — вновь спросил Чернов.

— Как что? — удивился врач, — Увидел больного, лежащего на диване со всеми явными признаками.

— А он возражал по поводу госпитализации?

— Не очень. Он сначала даже не хотел, чтобы вызывали скорую помощь. Жена пыталась подручными средствами его поставить на ноги. Но потом, по ее словам, он сам попросил вызвать врача.

— А чем жена пыталась его лечить? — продолжал опрашивать Игорь.

— Ну, известно чем. Что ему может дать не сведущий в медицине человек? Валидол и волокардин. Я там, на столе, правда, заметил пустой пузырек из-под настойки элеутерококка, но женщина заверила меня, что муж ее не принимал. Хотя, если б в том состоянии он выпил это средство, то может быть, я не успел бы его спасти, — с гордостью заявил капитан.

— А что в этой настойке такого коварного? — спросил Игорь, — Я сам периодически ее пью, когда чувствую усталость.

— Настойка элеутерококка полезна гипотоникам и здоровым людям, как общеукрепляющее средство. А при повышенном давлении в большом количестве она может спровоцировать инфаркт. — Капитан вновь взял в руки медицинскую книжку и стал ее листать. Затем, увидев то, что искал, сразу же озвучил прочитанное: