Страница 11 из 28
Горожанин попросил вызвать Трояна.
—-Вот что, товарищ дорогой, — сказал он Сашке. — Надо поехать в Большую Корениху. Там живет Андрей Дахно, двоюродный брат бывшего управляющего базой. Узнайте о нем как можно больше, но стороной, не обращаясь в сельсовет, не будьте и настырным. Переодеться вам, конечно, придется. — Увидев на лице Трояна некоторую растерянность, Валерий Михайлович посоветовал: — Вы пойдите, подумайте, как лучше это сделать. Потом обсудим. Но выехать надо поскорее: сегодня вечером или завтра утром. Ясно? И еще, Троян. Сегодня вы, как и обещали, наведайтесь в аптекарский склад и побеседуйте с Исаем Ароновичем. И обязательно посмотрите, куда сегодня после работы пойдет «глухой» фармацевт.
Сашка Троян часа через четыре ворвался в кабинет Горожанина и доложил, что «глухой» фармацевт уволился с аптекарского склада, сказав, будто уезжает к родным в деревню. Но пока вроде и не собирается уезжать из Николаева. Он лишь переселился на другой конец города. Вот и его новый адрес.
— Благодарю вас, Троян. Мы за ним присмотрим. А вы готовьтесь серьезно и тщательно к поездке в Большую Корениху.
5. САШКИНА МИССИЯ
Удрать Матвею из госпиталя не пришлось. Горожанин поговорил по телефону с начальником, и Бойченко отпустили долечиваться в «домашних» условиях. Его устроили по-царски, на колченогом диване, а Валя Пройда приняла на себя обязанности сестры милосердия.
Она появлялась перед вечером, сразу после работы и делала перевязку. В это время и остальные обитатели квартиры бывали на местах. Касьяненко устраивался на полу, на старом матраце. Закинув ногу за ногу и нежно прижимая к груди гитару с пышным голубым бантом, он перебирал струны, небрежно переходил от одной мелодии к другой. Получалась, как он говорил, «солянка». Решетняк использовал для лежания рояль цвета слоновой кости, постелив на него хилый матрасик. Костя устраивался на рояле в позе мадам Рекамье, какой она была изображена на знаменитой картине, и штудировал «Капитал». Городской комитет партии открыл первые партийные курсы, обязательные для всех коммунистов и актива комсомольцев. Учебников, кроме первоисточников, книг Маркса, Энгельса и Ленина, не было.
Валя почему-то задерживалась, а когда появилась, Матвей встретил ее ворчанием:
— В госпитале все делали вовремя...
Став на колени около дивана, чтобы удобнее было делать перевязку, Валя быстро затараторила:
— А ты поговори, поговори. Для него стараются, а он еще и выговаривает. Может, я задержалась потому, что бинт новый у нашего фельдшера выпрашивала.
Стараясь не смотреть на свое плечо, Матвей только постанывал когда Валя отдирала слой марли от запекшейся раны. Но тут Валя с силой отдернула присохшую подушечку.
— Ой! — вскричал Бойченко. — Не можешь, не берись, гидра ты пятнистая!
Зыркнув на Матвея зеленым глазом, Валя рассердилась:
— Чего тебе мои веснушки дались? Неженка! О-ой! Еще чекист, комсомолец называется! Кочубей ты патлатый, вот кто.
Бросив играть, Касьяненко от души захохотал. Не остался в стороне и Костя Решетняк. Потом он сел, свесив ноги с рояля, и отложил толстый том:
— Ну как тут серьезные вещи учить? Послезавтра занятия на курсах, а вы тут лаетесь, Касьяненко из гитары душу мотает... А тема — прибавочная стоимость! Самая сложная.
— Чего страшного? — постарался удивиться Матвей. — Пришел мастеровой к хозяину-сапожнику: «Дай работы». Договорились — плата рубль в день. Проработал — получил.
— Больно много, рубль, — заметил Костя. — Если, конечно, по царским временам судить.
— Я для примера. Рабочий сшил сапоги за шесть часов. За вычетом стоимости сырья, инструмента, стоимость труда составит рубль, входящий в стоимость товара. Но мастеровой до конца рабочего дня сошьет еще одни сапоги. Однако хозяин второго заработанного рубля сапожнику не отдает. Договорился — рубль в день и все. Так же платил наш завод «Наваль», предположим, за половину работы, сделанной любым рабочим. Деньги, полученные от прибавочного труда, являются прибавочной стоимостью. Ведь продаются сапоги по стоимости, будто и за вторую пару рабочему заплачено, а прибыль-то за неоплаченный труд останется у хозяина в кармане.
Гитарным аккордом Касьяненко словно подвел черту.
— Голова у тебя хорошо пришвартована. А у меня вся эта наука никак в фарватер не входит, рыскаю от банки к банке... Деньги большие — у буржуев. Деньги маленькие —у рабочих. Чтоб у буржуев больших денег не было, я беру свой «Капитал», — тут Касьяненко выразительно похлопал по деревянной коробке маузера, — уничтожаю всю эту мировую буржуазию с ее большими деньгами... Ведь при коммунизме денег не будет. Так? И никакие деньги нам не потребны. Так! Призрак бродит по Европе. И заметь, братва, призрак-то в тельняшке.
Тут спор перешел в другое русло и все заспорили ожесточенно. Матвей волновался больше всех, пока не заметил, что в комнату тихо вошел Троян и сел на подоконник, не вступая в перепалку. Это Троян-то! Бойченко потихоньку поднялся с дивана и подошел к нему.
— Что у тебя такая задуренная физиономия? Случилось что?
Сашка рассказал о задании Горожанина.
— Знакомых у тебя в Большой Коренихе нет? — спросил Матвей.
— Нет.
— А у меня есть! — Матвей был рад помочь товарищу. — Сын дьячка, Николай. Мы с ним в вечерней художественной школе занимались. Сначала его на богомаза учили, он. в школу «Верещагина» подался. Парень хороший. В бога не верит, деникинцев не любит. Еще при немцах, а потом и при деникинцах прятались у него в доме наши ребята. И сам я три дня там отсиживался. Скажешь ему, что от меня. Родители его знают, что он со мной вместе рисованием занимался. Он для тебя все узнает. Ясно? Если понадобится что передать — пришли его. Нужный парень.
— Вот спасибо, Матвей! А то у меня, словно у Касьяненко, мысли никак в фарватер не входили.
Саша отправился в Большую Корениху в тот же вечер. Впрочем, куда он исчез, знал лишь Матвей. В комнате никто об этом и не спрашивал. Такой уж был порядок. Бойченко волновался за товарища; не напутал бы чего Сашка, не полез бы с вопросами к другим.
А утром пришел к ним дворник. Он частенько наведывался к «чека». Кресло плетеное приволок, потом табуретку. Подлаживался. И на этот раз приволок какую-то скамеечку.
— Вот тебе пока, товарищ матрос.
Обращался дворник только к Касьяненко, комсомольцев будто и не замечал.
— Спасибо... Только ведь у нас и водочки нет, чтоб угостить тебя, — сказал Касьяненко.
— Откуда она у вас, — расплылся в улыбке дворник и хитро мигнул в сторону ребят.
— Ишь ты, — засмеялся Касьяненко и, видимо, решил пойти навстречу настойчивому желанию дворника познакомиться поближе. — Как же тебя звать-то?
— Окрестили Ферапонтом. А по-уличному — Филя.
— Филя? Может, Филей за филерничество прозвали. Филерничал, поди, по долгу службы?
Дворник сокрушенно развел руками:
— Шутишь, товарищ матрос. По филеру как мне работать? Безграмотный.
— Какая тут грамота? Глаз хороший нужен.
— Хлопчика, видишь, поранило? — поинтересовался Ферапонт, поглаживая, бороду.
— Бревном придавило, — буркнул Матвей.
— В городе? Аль где? А, може, не бревном? Ай-яй-яй... Крепко тебя зацепило, раз валяешься целыми днями. Провианту, опять побольше нужно. Вы, ребятки, кожу-то с дивана остальную ободрали бы и на базар. А то и я могу подсобить. Ведь меблю все одно стопить придется. Не годящая.,.
Дворнику никто не ответил, Он попятился к двери, раскланялся и ушел.
— Ну и зануда этот тип, — сказал Костя с высоты своего лежбища.
— Чистая контра. Душой чую, — озлобился Касьяненко.
— Присматривает он за нами... — заметил Бойченко.
— Я ж говорю: контра!
А Сашка Троян тем временем побывал в Большой Коренихе. Во второй половине дня он уже докладывал Горожанину о поездке. Рассказал, что по совету Матвея Бойченко связался с Николаем. Тот сообщил о родиче бывшего управляющего аптекарским складом много интересного. Числился Андрей Дахно середняком, а вообще барышник, спекулянт. Скупает у селян продукты, возит в Николаев или в Одессу на базар. Не так давно один знакомый немецкий колонист Шульц проговорился Николаю, что купил у этого Андрея Дахно шесть совершенно новеньких покрышек для своего «Индиана» — мотоцикла с коляской. А когда Николай заинтересовался и мотоциклом и покрышками, Дахно наведался к нему и, словно невзначай, сказал, что, мол, знает человека, который хочет продать мотоцикл, правда, подержанный, нуждающийся в небольшом ремонте.