Юрьев день

– Мы Леху в психу не отдадим, – сказал один из механиков, они все-таки спустились в машинный зал. – Леха теперь светлый. Причастился к высшему.

– А вы что о высшем знаете? – с большим уважением спросил Алекс.

Механики посопели и отвечать на этот вопрос не стали. В машинном зале было влажно, лучилась лампочка Ильича – в углу, сама по себе, под ноги подтекала темная вода. Леха сидел на деревянном стуле. На бедрах плавки с кудрявыми вязочками (подарок какой-то девушки), голова наголо выбрита, плечи в лиловых татуировках. Леха мелко дрожал.

– Давно это с ним?

– Да уже часа два, не меньше.

– «Скорую» вызывали?

– Ему этого не надо.

– Почему?

– Если «скорая» приедет, его посадят.

– Как это посадят? За что? За просветление?

– Да нет… Тут ведь как… – мялись механики. – Мы Лехе доверяем… Когда приходят туристы, особенно девушки, позволяем водить одиночек в машинный зал… Не разрешается, но с Лехой можно… И шумно тут, хоть как кричи, – зачем-то добавил старший механик и отвел глаза в сторону.

Мы с Алексом переглянулись. Черный шкив, серебристые барабаны, чугунная литая станина, цветные провода, рев падающей воды, облупившиеся рамы, сладкий запах мазута – в такой обстановке от небритых щек Лехи туристки должны балдеть. «Г-2 включен». Красная кнопка, белый рубильник поднят. Наверное, Леха любил командовать. «Т-2». Белый рубильник в жестяном кожухе опущен. «Опасное электрическое поле. Без средств защиты проход воспрещен». Под взглядами Иосифа Сталина, Серго Орджоникидзе и Михаила Калинина девушки чувствовали себя беззащитными, особенно в литых калошах и резиновых перчатках. Может, все это действовало как противозачаточное? «К Лехе и сегодня одна туристка сюда спускалась, – деликатно намекнул один из механиков. – Чай мы потом вместе пьем».

Получалось, что Леха, как всегда, предложил туристке резиновые перчатки и калоши. Сами понимаете, высокое напряжение, мало ли. Техника безопасности в машинном зале на высоте, вот только кукушка орет в лесу третьи сутки, не остановится никак, и водолазы чокнулись. Девушка в машинный зал спустилась гордая, бедра и все такое. Пушистые волосы откинула за красивые плечи, в калоши маленькими ножками вступила, сучка, а вот от перчаток отказалась. Чудесный маникюр, пальчики длинные, сказала, неудобно при маникюре. И всем животом прижалась к металлическим поручням, так приятнее. А это металл, тут воду выбивает, вон как растекается, обескураженно кивали механики. Любовь… эпителий влажный… Мы туристку больше не видели, объяснил старший механик. И Леха не видел, он только вскрикнул, как раненая птица. Мы, значит, снаружи к окошку прижались, а Леха двумя руками сжимает одно место… ну сами понимаете… А в голове у него так темно, что он подумал – лампочка перегорела… Одно только спрашивал: «Где девушка? Где?» Он имя не успел спросить. А где девушка? Выпрыгнула из калош, может, в Катунь снесло.

– Ударило Леху, что ли?

– Еще как! Запомнит теперь.

– А нам один человек говорил, что после сильного удара током некоторые люди научаются быстро и точно считать.

– Эй, Леха, – обрадовался старший. – Мы тебя кассиром устроим. Хочешь?

Продолжая дрожать, Леха кивнул согласно.

– Сколько будет дважды два?

– Не знаю, – пошевелил Леха перчатками.

– Ну вот, – огорчились механики. – А вы говорите…

– Надо подождать. Может, другие таланты проявятся.

Оба механика посмотрели на плотно сжатые ноги Лехи:

– Был у него талант, а теперь уж и не знаем.

И указали на груду битых бутылок в углу:

– Видите?

– А что это?

– Это я преобразился, – произнес Леха.

То ли приходил в себя, то ли ему совсем плохо стало.

– А в том ящике, – указал Леха, – лифчики. Их много. Теперь все надо вернуть людям. Теперь только так.

– Ну совсем поехал, – осуждающе сказал старший механик, открывая деревянный облупившийся ящик. – Тут штук десять, не меньше. Ты как это мыслишь? Повесить объявление на щите? «Девки, забирайте своё!» А если мужья приедут, а, Леха? Чего дрожишь? Напортачил, отвечай. – И с сожалением посмотрел на груду стекла: – Ты правда все бутылки разбил?

– Правда.

– Чего вы все-таки «скорую» не вызовете?

– Нам лишних людей сейчас не надо. У нас на ГЭС энергии теперь на всё хватит.

– Это почему? – не поверил Алекс.

– А нам спяченный так сказал. Ну тот, который гулял по берегу в шортах. Может, теперь Леха станет таким. Спяченный с нами чай пил, спрашивал, где мы мед покупаем – в Монжероке или в Сростках? Мы говорим, мудак ты, лучший мед у нас, в Чемале. Ты помнишь, Леха, как он говорил? – Механик напряженно свел брови. – Будто теперь к нашей ГЭС подключат все регионы. Я спрашиваю: «Сростки, что ли? Белокуриху?» А он: «И Сростки. И Белокуриху. И Красноярск. И Омск. И Тюмень, там у Лехи родственники. А потом все дальше, по всей России». Я спяченному говорю: ты, добрый человек, путаешь. У нас маленькая ГЭС, мы только туберкулезному диспансеру даем энергию, где же нас хватит на всю Россию? А он говорит, вы же видели ролик по телику? Там штуковина меньше спичечного коробка крутит мощные турбины. Я раньше думал, что это просто вечный двигатель, и теперь думаю так же, но уже с другим акцентом. И радуется, хлопает себе в ладошки. Дескать, можно в специальной трубе сталкивать очень мелкие частицы и получать очень большую энергию, слышали о таком? Я говорю, куда нам, Леху вообще выперли из восьмого. Спяченный обрадовался. Раз выперли из восьмого, значит, проходил физику. Разгоняете два пучка очень мелких частиц, как два паровоза нос в нос, – своими словами передал механик слова доктора Вальковича. – От мощного встречного удара частицы, даже самые маленькие, разваливаются, превращаются в совсем мелкие. Так что есть в природе сила, которая даст нам энергию, – механик умно посмотрел на нас. – У нас сейчас и воздух и вода напитаны энергией. Одна наша Чемальская ГЭС обслужит теперь все страны мира! – Механик немножко отвел глаза, видимо, в этом месте себе не верил. – У спяченного особенная баночка была, он даже сам не знает, что в ней такого, уронил ее в воду. Леха, как он назвал свою новую частицу? Ну эту, которая большую энергию даст?

– Эквидистон.

– Во, блин, память! – восхитился механик. – Только пить уже не придется.

– А это почему?

– Окончательно запретят.

– Так энергии же будет много.

– Потому и запретят, – убежденно заявил механик. – Зачем пить, если энергии много и она бесплатная? Вот увидите, скоро границы откроют, а все правительства побоку! Насосались нашей с Лехой крови. Больше не надо жечь нефть и уголь. И бросить атомную бомбу на Чемальскую ГЭС нельзя. Спяченный так и сказал: бросишь бомбу, мессия не придет. Не знаю, что хотел сказать этим. Лежит, дескать, в водохранилище одна баночка. К ней теперь не подступишься, но она мир меняет. Раньше он не знал, что с этой баночкой делать, но природа сама всем, как надо, распорядилась. Алтай всегда был сердцем мира, только об этом не все знали, а теперь будут знать. А сердцем Алтая будет наша Чемальская ГЭС. Леха, дурачок, девок сюда водил, – обвел механик взглядом машинный зал, – но теперь все. Про эквидистон даже спяченный ничего толком не знает. Одно ему известно: сила такая, что Луну можно спихнуть с орбиты. Так что пора строить линии и подавать энергию с Чемальской ГЭС в Индию, в Америку, в Китай, кто больше даст. Туберкулезную больницу мы давно энергией питаем, осталось только границы открыть. Спяченый так и говорил, что их, может, уже завтра откроют. Помните, про Юрьев день в школе учили? Помещики разрешали своим крепостным в специальный день раз в году переходить к другому хозяину. Каждый надеялся, что уйдут только лентяи. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Увидите, – убежденно закончил механик, – не завтра, так послезавтра откроют все границы. Пусть уходят все, кто работать не хочет. Мы с Лехой останемся. И второй механик сказал: откроют границы.

– Да почему откроют-то? – не верил Алекс.

– А все к тому идет, все к тому движется, – уклончиво пояснил механик. – Видели, в Чемале под крутым поворотом стоит деревянная изба без крыши? Там старик Супоков ловит падающие с дороги машины. Раньше хозяйство держал, теперь торгует автозапчастями. Там не все вписываются в поворот. Раньше шла мелочевка всякая: «копейки», «семерки», а в последнюю неделю пара «хаммеров» свалилась. Чуете?