Страница 114 из 125
Они откликнулись.
Их политическая карьера обещала быть нестандартной.
К сожалению, внезапный военный переворот привел к гибели африканского попечителя молодых социологов и весьма изменил политический курс страны. Никто больше никогда не слышал о Джеке Фостере и Дике Рэнде. Только однажды английский журналист Бертон, вернувшийся из джунглей Центральной Африки, рассказал Куртису о двух чудаковатых бородачах, подсевших за его столик в каком–то заброшенном тропическом аэропорту. Бородачи говорили на нескольких языках, один сильно косил. Оба были при оружии и чувствовали себя уверенно. Но что с ними сталось дальше, Бертон не мог сказать. Они даже записку не успели с ним передать. Неожиданная стрельба спугнула странных бородачей и они исчезли, бросив на прощание два непонятных слова.
Взгляд изнутри!
Найти и вернуть Рэнда и Фостера.
Уже ради одного этого стоило пойти навстречу Камиллу.
4
Норман Ликуори
Маленького математика Куртис выделил в особую группу.
Норман Ликуори весьма отвечал распространенному представлению о типичном математике. Узкие плечи, пепельные волосы, рассеянный близорукий взгляд, отсвечивающий просветленной оптикой очков.
Но тщедушный юнец, смахивающий на очкастую мышь, рос настоящим бойцом.
Славу очкастой мыши принесли глубокие работы, связанные с теорией чисел. Дискутируя с коллегами, узкоплечий юнец не употреблял всяких там уклончивых выражений типа спорная формулировка или неудачный подход . Нет, он всегда выражался ясно. Безграмотная формулировка! Невежественный подход! Надо признать, что кое–кто из коллег с нескрываемым облегчением воспринял неожиданный отъезд Нормана Ликуори в один из научных центров Австралии.
«Заниматься математикой можно и в стране сумчатых, – сказал Ликуори в одном из своих последних интервью. – Думаю, там спокойнее. Да и чистых математиков меньше. – И грозно блеснул очками: – Когда на тебя лает свора шавок, слишком велик соблазн ввязаться в драку».
5
Говард Ф. Барлоу
Ну, Говард и сейчас на слуху.
Он давно покинул Бэрдокк, но его помнят.
Знаменитый зоопарк Бэрдокка – детище Говарда. Издательский центр Джинтано – тоже его работа. Причудливый талант Говарда Ф.Барлоу породил целую библиотеку, востребованную уже много лет. Джералд Даррелл приглашал его в Британскую Гвиану. «Область крайних болот, тростниковый уют, – в огуречном рассоле и вспышках метана с незапамятных лет там лежат и гниют плавники баснословного левиафана… » Возможно, баснословный – не тот эпитет, который сразу царапает сердце, но это останавливает внимание. Книги Барлоу, посвященные «великим бессловесным» – зверям, птицам, рыбам, насекомым разошлись по всему миру. При этом никто не мог назвать Говарда писателем–анималистом. Рыхлый, но сильный человек, все движения которого сразу обрастали слухами.
Слухи часто обгоняли Барлоу.
Он приезжал куда–то, а его встречали совсем не так, как он ожидал.
Рыхлый сильный человек с мясистым носом доброго господина. Нет, даже не просто человек, а обитатель планеты. Всей планеты! В Бэрдокке Говарду было тесно. Он нуждался в пространствах. «Где саргассы развертываются, храня сотни мощных каркасов в глубинах бесовских, как любимую женщину, брали меня воспаленные травы в когтях и в присосках… »
Воспаленные травы…
Что делать Говарду Ф. Барлоу в Бэрдокке?
6
Дональд Реви
Пауль Херст
Сам доктор Гренвилл утверждал, что Дон Реви научился лечить людей, по крайней мере, понимать многие их мучительные недуги, раньше, чем родился. С непостижимым упорством Дон Реви штудировал труды разных медицинских школ, постигал йогу, выведывал секреты у колдунов и шаманов. Но объектом приложения своих недюжинных сил он все–таки выбрал психологию. Практику не вел, ограничиваясь консультациями, но приемная доктора Дональда Реви всегда казалась тесной от несчастных, жаждущих излечения. А Институт социальных проблем, основанный Дональдом, превратился в Мекку для страждущих.
«Если бы мне предоставили возможность провести повсеместную медицинскую курацию всей страны, – сказал однажды Дон Реви, – я начал бы с тех людей, кого называют практически здоровыми. Меньше всего меня интересуют состоявшиеся болезни. Я хочу видеть даже не зарождение болезней, я хочу предчувствовать их. Идеал, к которому должен стремиться медик – диагностика, указывающая возможность того или иного телесного или душевного поражения».
А Пауль…
Куртис улыбнулся.
Пауль Херст не блистал красотой.
Тигриное лицо. Короткие ноги. Всегда на лбу – полосатая бандана. На плечах мятая куртка. Драные джинсы. Не слишком уточенные, мягко говоря, манеры. («Меня простят!»). «Тигр, о тигр, светло горящий в глубине полночной чащи… » Уильям Блейк не думал, конечно, что пишет портрет Херста. Но так часто случается.
Газетчики любили дразнить Херста.
Он отвечал им тем же. А после травли, направленной против Дэйва Килби, во всеуслышание заявил: «Я за жестокое обращение с газетчиками!» В огромной мастерской, где постоянно звучал чудовищный хор учеников и поклонников, никогда больше не бывала камера журналистов.
7
Дэвид Килби
Уильям Фрост
Анри Лаваль
Инга Альбуди
Мученики.
Так для себя определил эту группу Куртис.
И сразу увидел перед собой неулыбчивое лицо Килби.
«Дэйв, тебе не кажется, что мир можно не только перестраивать, но и просто жить в нем?»
Дэйв не отвечал.
Он не опускался до таких проблем.
Он знал, что мир неуютен. Потому и хотел пересоздать сущее. Тень Большого старика его нисколько не пугала. Он готов был и Большого старика потаскать за бороду, почему нет? А уж дать пару советов…
Гебдомада.
В «Союз семи», организованный Дэвом, вошли (кроме него, Инги, Анри и Билла) Пауль Херст, Дон Реви и Куртис. Первая встреча состоялась на вилле Инги. Куртис только что вернулся из Индии, нищее величие которой несколько отрезвило его. Коринфская невеста тоже испугала его. «Она больна?» – шепнул он Реви. – «Как все мы», – загадочно ответил Дон. Но рядом с цветущим Дэйвом Инга действительно выглядела ужасно.
«Он – дитя языческого дома, а они – недавно крещены».
Странная паутина на лице Коринфской невесты проявились еще отчетливее, когда Фрост принес свечи.
…Чем больше шелухи способен отсеять наш мозг, чем плотнее он уминает рыхлую мешанину разнообразных фактов, чем целостнее воспринимает множество относящихся и не относящихся к проблеме фактов (в их взаимосвязи), тем сложнее задачи, которые он способен решать.
Молчаливость Дона Реви,
холодная сосредоточенность Дэйва,
сдержанность Фроста,
изысканность Лаваля,
яростное нетерпение Херста,
отсутствующий взгляд Коринфской невесты пока Куртис отсутствовал, с членами гебдомады явно что–то произошло.
Как на поверхности лазурного пруда, в душевной глубине мы видим иногда и небо, полное блистательных сокровищ…
Правда, о рое чудовищ никто в тот вечер не думал.
Когда Фрост заявил, что примет участие в концерте Альбуди, удивился только Куртис. Наверное, решил он, они уже проделывали что–то такое. «Жалко мучить мне тебя, но, ах, моего когда коснешься тела, неземной тебя охватит страх… » Он с изумлением смотрел на Ингу. Он уже знал к тому вечеру продолжение. «Не согреюсь я в твоих руках… »
– Вы будете играть в четыре руки?
– Нет, за инструментом будет только Инга, – Фрост не торопился с объяснениями. От него остро тянуло кислотами. – Но я буду рядом. Вы все увидите и поймете сами. Ваше дело – сосредоточиться и думать.
– О чем?
– О главном.
– Никогда не слышал фортепьяно в химическом сопровождении, – нетерпеливо и яростно рыкнул Херст. – Что это, Билл? Новая форма герметического искусства?
Фрост отмахнулся.
Он выставил на стол изящную кипарисовую шкатулку.
На крышку шкатулки водрузил высокую чащу из красной яшмы.
Голубоватые свечи уже стояли перед каждым членом гебдомады . Ноздри Инги вдруг дрогнули, будто она уловила знакомый запах, но лица это не оживило. И тут же погас свет.