Страница 6 из 19
— Ну, паршивцы! Ну, волчата! Показал бы я вам, как дерутся на Корсике, да лень. А ты, сопливец, гляди у меня: вякнешь на отца — линьком выдеру. И ты, племяш: сунешься еще раз к моему сыну…
Карлуччи выдержал многозначительную паузу, после чего утратил всякий интерес к молодым людям. Сел к котлу, обжигаясь и чертыхаясь, стал жадно есть похлебку. У Андреа от обиды слезы на глаза навернулись: это он-то «сунулся» к Роберто?! Спас брата от отцова гнева, получил за это тумаков — а теперь еще и виноват?! Врезать бы поленом по затылку старому борову! Ничего, он им обоим это припомнит: и гаду-дядюшке, и мерзавцу Роберто! Он им устроит…
— О, мы как раз к ужину!
Едва отзвучал насмешливый голос, как в круг света, отбрасываемый костром, вступили трое. Блики пламени танцевали на лице человека, шедшего первым, превращая лицо в маску уроженца геенны. Узкая бородка клинышком усиливала сходство с дьяволом, каким его изображают комедианты. Имелись ли у пришельца рога, оставалось тайной: голову венчала шляпа с высокой тульей и пряжкой из серебра. Густые черные локоны падали на плечи, шевелясь от ветра. Одевался незнакомец богато, но без излишеств; на боку — короткая шпага. Его спутники разительно отличались от предводителя. Хмурые лица, сальные кудри, грубость черт лица. Сходство выдавало в них братьев. Одежда обоих была в грязи и заляпана строительным раствором. Словно в подтверждение догадок, один тащил кирку, а другой — заступ.
Никакого груза с пришельцами не оказалось.
— Добрый вечер, синьоры, — засмеялся предводитель. — Весьма любезно с вашей стороны, что вы озаботились ужином для нас. Признаться, мы изрядно голодны.
— Это вас надо доставить… э-э-э…
Карлуччи Сфорца с намеком уставился на троицу.
— В Неаполь, — понимающе кивнул насмешливый «дьявол».
— Вот и доставим. А об ужине уговора не было, — хрипло каркнул дядюшка Карло. — Ничего, пост душу спасает.
«Дьявол» сдвинул брови, а братья перехватили инструменты поудобнее.
— Мне не по душе ваш тон, любезный. Не забывайтесь.
В ответ дядюшка хмыкнул, молча переложив мушкет себе на колени. Правильно! Сфорца-старший, конечно, скотина еще та, и Андреа ему все припомнит при случае, но сейчас грех не одернуть зарвавшегося наглеца! Если что — справимся! У дяди мушкет… Парни бочком-бочком, как бы невзначай, придвинулись к родичу. Роберто не замедлил воспользоваться выгодами новой позиции, запустив ложку в котел. Угрюмо косясь на пришельцев, Андреа последовал примеру кузена.
— У нас на Корсике, синьор, с манерами плохо! А с дармовщинкой и того хуже!..
— Ловите! — Незнакомец брезгливо швырнул монету, которую моряк не погнушался поймать на лету. — Думаю, с вас хватит.
Жестом приглашая гостей к котлу, Карлуччи весь кипел. Ему не нравился хлыщ в шляпе, ему не нравилась эта затея, ему не нравился остров. Ему вообще ничего не нравилось. Ладно, синьор насмешник, поглядим, кто будет смеяться последним!..
— Эй, бездельники! Хватит набивать брюхо! Живо в трюм за харчами — тут шестерым на один зуб…
Молодежь без радости убрала ложки, исполняя приказ. Ох, дядя! Деньги увидел — наизнанку вывернется, лишь бы угодить…
Вскоре братья вернулись мокрые и злые, как черти. Дядюшка Карло почесал затылок.
— Прошу прощения, синьоры, но ужин откладывается. Если мы сейчас не вытащим тартану на берег, утром нам не на чем будет уплыть с острова.
— Утром? Мы договаривались отплыть ночью! Или вы трусите?!
— Шторм любит храбрецов. На дне много таких смелых людей, как вы. Говорю, отправимся утром. А покамест займемся тартаной.
И усмехнулся. Покорячьтесь-ка, синьоры, по пояс в водичке, охладите спесь!
Как ни странно, обладатель шляпы и шпаги, успевший представиться синьором Алонсо — испанец?! — раздумал кочевряжиться. Впрочем, в воду не полез: скрестив руки на груди, молча наблюдал с берега, как пятеро людей, выбиваясь из сил и бранясь на чем свет стоит, возятся с судном. Позже, в злой тишине, изредка обмениваясь скупыми репликами, поужинали всухомятку: ветер опрокинул стойки, похлебка из котла залила огонь, костер пришлось разводить по новой… Удалясь от ревущего прибоя шагов на сто, начали устраиваться на ночлег. Небо заволокло тучами: ни луны, ни звезд. Подсвечивали себе головнями, взятыми из костра. Ветер остервенел: тушил головни, швырял в лица песок. От мокрой одежды тело закоченело. Не сговариваясь, люди сбились по трое: моряки отдельно, наниматели отдельно.
Дядюшка Карло вдруг без объяснений двинул куда-то в темноту.
— Куда вы, любезный?!
Слова прозвучали как окрик. Вслед за таким обычно гремит мушкетный выстрел. Вот только мушкет сейчас был у Карлуччи Сфорца, а не у надменного испанца.
— Нужду желаю справить, синьор. Большую. Хотите сопроводить?!
Мужчины замерли, сверля взглядами друг друга. Наконец испанец плюнул и отвернулся, а контрабандист сгинул в миртовых зарослях. По возвращении он поманил к себе Роберто и Андреа.
— Сдается, наши красавчики в скалах клад зарыли! — горячо зашептал дядюшка Карло. — И вот что я думаю: отвезем их в Неаполь, а на обратном пути вернемся сюда, поищем. Присматривайте за мерзавцами! Как бы они не сочли нас лишними…
Роберто ощерился крысой:
— Еще увидим, кто здесь лишний!
— Верно мыслишь, сынок! Значит, спим вполглаза… Ножи держите под рукой!
Стоит ли говорить, что сон отныне бежал Андреа?! Какое там вполглаза, хоть бы в четверть глаза задремать! В вое ветра чудились неясные шорохи, крадущиеся шаги, далекий (детский?!) шепот… Мучил озноб, сырая одежда была тому виной или дурная погода, а вернее всего, крайнее напряжение сил души. Юноша ворочался, проверял, сумеет ли быстро выпростать наружу руку с ножом, и в конце концов не выдержал.
Поднялся и, настороженно озираясь, побрел по берегу к скалам.
До измученного рассудка не сразу дошло, что ветер, всю ночь завывавший стаей диких псов, стихает. Тьму проредили серые мазки. Хвала Господу: никто не напал на молодого корсиканца, пока он лежал! У этих головорезов такие рожи… Следовало бы напасть первым: первому легче. Еще не поздно: утренний сон самый крепкий. Если тихо подобраться… Расквитаться за липкий страх, трясущиеся поджилки, за презрение в глазах испанца…
Словно в ответ, за спиной всхлипнул дремотный шепот Алонсо: «Монсиньор Спада, клянусь!., в задержке нет моей вины!., эти дерзкие плебеи…» Даже во сне, отчитываясь перед неведомым монсиньором, Алонсо бредил гордыней.
— Куда собрался, щенок?!
Сейчас Андреа был подобен заряженной аркебузе. Достаточно искры, чтобы порох на полке вспыхнул. Окрик одного из звероподобных «каменщиков» спустил курок.
— Тебя забыл спросить, собака! — рявкнул юноша, выхватывая нож.
К счастью, удар заступом пришелся плашмя. По уху. Он всего лишь швырнул корсиканца на камни, а не отсек голову. Затылок взорвался петардой, зрение рухнуло в дьявольский костер: сполохи, языки пламени… Брызнуло горячим, красным, жгучий вкус соли течет по губам… Кровь? Море?! В мозгу агонизировала пасхальным звоном колокольня Святого Павла, сознание мутилось, и Андреа не знал, что новый грохот раздался отнюдь не в его многострадальной голове. Это выпалил дядин мушкет! «Каменщик» с заступом стоял, изумленно глядя, как из страшной дыры в груди хлещет живое кьянти. Пуля пробила тело навылет.
Вскоре ноги его подкосились, и мертвец ничком упал в песок.
Дальнейшее запомнилось смутно. Вопли ярости, чей-то хрип, глухой лязг металла, проклятия и над всем этим непотребством — далекие детские голоса на утесах. Словно ангелы спустились с небес, в ужасе и изумлении глядя на бессмыслицу кровопролития. Словно бесы выбрались из пекла, дразнясь раздвоенными язычками. Трижды Андреа пытался встать, но под островом, очевидно, пробудился спавший доселе дракон. Клочок суши ходил ходуном, всякий раз опрокидывая жалкого, смешного муравьишку. Правда, муравей оказался упрямцем: встал. Шатаясь, сделал несколько шагов, споткнулся о Роберто. Лицо двоюродного брата хранило следы безумия; живот был распорот. Такие раны оставляет матросский тесак. Хороший добрый тесак.