Страница 58 из 88
Темная ночь на воле показалась затворникам чуть ли не светлым днем. Утром княжич получил первую еду — отвар из каких-то кореньев, горький и противный, показавшийся княжичу с голодухи сладким как мед. Глаза прикрыли повязкой, в первый день не выходили из палат. На следующий день уже ели кашу, но — жи-идкую…
Надежды Младояра, что Веяма объявится — хоть из пещеры, или так, откуда-то еще, не оправдались. Время шло, а о старом мудреце не приходило никаких известей. Пропал…
Кольчужка
— А ты совсем не красив, не пригож! — заявила Сойка.
Младояру проведенная с девчушкой ночь на сеновале показалась медовой. Пятнадцатая весна приносит с собой столько удивительных ощущений! Как будто ты уже другой, по иному чувствуешь — и цвета ярче, и прикосновения — острей, а запахи… Запахи пробуждают внутри что-то мощное, некую звериную силу! Они лежали, совершенно голые, прижимались друг к дружке, ласкались. Девичья кожа нежна, запах Сойкиного тела пьянил… Бабье лето! И кто такое название только придумал? Так хорошо, тепло и уютно… Княжич не напрашивался на сокровенное, ожидая, что Сойка скажет сама. Но не сказала! Более того, с первыми проблесками света Сойка уселась, ее глаза критично осмотрели паренька с ног до головы, а язык высказался так, что весь настрой Младояра испортил.
— Отчего же некрасив? Смотри — вот раны боевые! — начал было, словно приятелю-отроку, показывать Младояр, но девица даже носа не поворотила. Как оказалось, девочку в четырнадцать лет интересует не это.
— Руки у тебя совсем не толстые, и грудь не широка… Я думала — ты сильней. Да и ростом не вышел, — она еще и губки поджала.
Опасаясь, что сейчас начнется разборка достоинств других мест, княжич присел, колени прижались к животу. Ответить в духе — «на себя посмотри, ни груди, ни зада, все плоское» — не приходило в голову.
— Я еще вырасту. И стану сильней, увидишь…
— И другие вырастут! Тоже мне, богатырь. Все ловкостью берешь, да словами лживыми.
— Почему лживыми? — обиделся юноша.
— Потому как мать мне говорила, все парни — только брешут, и верить им нельзя! — объяснила девочка, — Не нравишься ты мне, у других парней шерсть на груди нарядная, а ты — гол, что поросенок!
— Это я — поросенок?! — делано рассердился Младояр. Паренек вскочил, повалил Сойку, они пару раз перевернулись на сене, хихикая, при этом ручонки вновь полезли — каждая к тому, чего у самого нет… В итоге подросток оказался наверху, держа руки девчушки в запястьях, тела соприкоснулись самым сокровенным образом, Младояр наклонился, коснулся губами алого рта Сойки, та — с удовольствием подставилась под поцелуй. Несколько сладчайших мгновений, как-то само получилось, чуть проникнув вовнутрь…
— Нет, я не хочу этого! — девочка отстранилась.
— Но почему? — удивился княжич, — Мы же любим друг друга?
— До свадьбы — нет.
— Какая разница?
— А вдруг ребеночек получится? — определенно, в четырнадцать девчонки умнее мальчишек. Младояру такое и в голову не приходило.
— Не получится, я посчитал, — тут же нашелся паренек.
— Что посчитал?
— Ну, крови у тебя шли пятого дня, так что пока ты — свободна!
— А что, если крови недавно прошли — так не будет? Точно, пятого дня было… — удивилась Сойка, тут же спохватившись, — А откуда ты знаешь, когда у меня крови шли?!
— Так луна… — хотел было объяснить Младояр, но умолк, сброшенный, как кутенок с колен. Сойка вскочила, руки в боки:
— Так ты — ведун!? А говорил — из дружины!
— Ну, я немного знаю-ведаю… — подросток еще не понял причин гнева.
— Ты обманул меня, ты — ведун, все мужи — лгуны!
— А что, кабы ведун? — Младояр все никак не мог взять в толк.
— Ведуну или волхву я любовь не подарю! — заявила Сойка, отбрасывая протянутую руку паренька, — И не смей ко мне даже прикасаться. Одевайся и убирайся отсюда! Глаза мои чтобы больше тебя не видели…
Младояр начал торопливо одеваться, кольчужку — Игга подарок — хотел набросить поверх зеленого кафтана, да не натянул. Оно понятно — сам растешь вверх, а грудь — вширь. Скоро на голое тело не натянешь, придется расставаться с непробиваемой… Бросил на плечо, что рубаху в зной, не велика тяжесть! Ничего, лучше думать о кольчуге. Главное — слезу не пустить — позор…
Младояру хотелось то заплакать, то подраться. Да никто на пути не попадался, не задирать же ему, княжичу, мальчишек, что встали ни свет, ни заря, а теперь вот шмыгают перед носом. Собаки… Тоже противные создания — все издали заливаются, а что б поближе, так чтобы ногой пнуть можно — не подходят. Гуси га-га-га! Дело знают… Все умные — один Младояр дурак! Эх, вдарить бы, полегчает. Да и чего драться — сам виноват! Возвращался тогда, гордый, с головой Белого Ведуна у седла, народ смотрел — дивился, а он все рылом вертел — искал Сойку, так хотелось, чтоб девчонка его увидела. Таким! Но не было Сойки в городе, взял ее отец-купчина с собой за море. Тогда решил княжич — мол, и к лучшему, пусть думает моя зазноба, что я простой дружинный отрок. Вот и результат — девка на дверь показала. Княжича, небось, не прогнала бы!
Навстречу — двое, купцы. Одного Млад знал — Сойкин тятя, Хугинсон, гоняет пять ладей по морю короткой дорогой данам да свенам, туда-сюда, что челнок. А одет — будто горшечник какой! Плащ не то что бы с расшивкой, не то что не крашен, даже не выбелен. Серый! И Сойку не приоденет, терем выстроил в три этажа, а тонкого полотна да красного шиться дочери пожалел. Оно понятно — свен он, свен и есть, сын земли крутенской так не жил! То ли дело рядом с Хугинсон — Крышата, известный богач, летом две шубы одевает, зимой — в шелка, что из далекого Востока везут, поверх одежды рядится. Дракончики расшитые алые языки друг дружке кажут — вот это наряд! Наш-то все с киянами да элласами торгует, заправила! Хотя, слышал Млад, говаривал отец ключнику, что б денег Крышате без залога не давал, мол, все богатство купца — одна показуха, а заместо золота — долги! Как может быть богатство показухой? И как человек, имеющий одни долги, может заправлять половиной южной торговли?
— Поздорову ль живешь, что рано встаешь, княжич? — первым поздоровался Крышата. Все-то он знает, во все дырки влез…
— И тебе бог в помощь, добрый человек, — откликнулся княжич.
— Знаком ли ты, достойный Хугинсон с княжичем Младояром? — спросил Крышата спутника.
— Так ты княжий сын? — удивился Хугинсон.
— А что? — насупился Младояр.
— Да ничего… Здоров будешь, княжич!
На лице скупидома отражалось недоумение. Еще бы — видел дочь с парнем, даже прогнать хотел по первому разу — но поостерегся, хоть и мал паренек, да акинак на боку. А теперь оказывается — княжий сын к дочери хаживал, а он, простофиля, такие возможности упускал!
— И тебе удачи, купец, — буркнул княжич, пытаясь пройти мимо. Да не тут-то было, свен вдруг вцепился в Младояров рукав. Этого еще не хватало! Руки купца сами ощупали свисавшую с плеча юноши кольчугу. Брови Хугинсона так и взметнулись вверх. Приподнял край, ошеломленно разглядывая невиданное плетение. Крышата — рядом, тоже залапал Иггов подарок, повалял краешек, прикидывая вес, даже принюхался.
— Ай да кольчужка на тебе, княжич! — воскликнул купец, — Никогда такой не видывал… Продай!
— Тебе мала будет, — огрызнулся паренек.
— Ничего, вон — Сойку приодену, а то море, лихие дела…
Младояр чуть было не сказанул — мол, Сойке и так подарю, да вдруг злостью взыграл. Еще чего — она на дверь указывать, а он — сокровенные подарки дарить?
— Подарки не продают!
— Сотню драхм, чистым серебром? Хугини, княжич, деньги…
«Чего это скупец вдруг так расщедрился?» — подивился Младояр.
— Ты совсем стыд да совесть потерял, Хугинсон, — вдруг влез Крышата, — кольчужка работы тонкой, даю за нее две сотни!
— Три! — тут же выкрикнул Хугинсон.
— Златом!
— Даю вдвойне!
— Эх, не отступлюсь, даю, княжич, — глаза богача сверкнули, — столько злата, сколько она весит!