Холодная ярость

Марина еще не знала, что развязка действительно наступит завтра, однако предвидеть развитие событий она не могла. Наверное, йоги смогли бы, но она ведь всего лишь старший лейтенант милиции…

На обыск Марину не взяли.

– Там могут быть эксцессы, – заметил Вербин. – Ни к чему тебе туда соваться. И вообще: посиди вечером хоть раз дома, а то сын у тебя все один да один. Порадуй ребенка, а пока без тебя разберемся.

Он взял с собой Виталика и Иннокентия, а еще по пути прихватили участкового лейтенанта, очень недовольного тем, что придется работать полночи.

– Сегодня матч по телевизору, – бурчал он, усаживаясь в машину. – Раз в кои-то веки соберешься отдохнуть, а тут опять… Да и не найдете вы в той квартире ничего, нормальные «азеры» там живут. Дети у них в школу ходят, я проверял. Они на гражданство подали, справку показывали. Дело их рассматривают.

– Пускай не торопятся, – жестко усмехнулся Вербин. – В тюрьму их и без гражданства посадят.

Он подозревал, что недовольство участкового связано с тем, что этих людей тот лично опекает за деньги. Они ему платят, и он молчит, прикрывает все их «художества». А сейчас, конечно, боится, что кавказцев поймают на чем-то действительно серьезном, и тогда уж заодно выяснится, что он брал с них деньги…

Машину оставили через дорогу от дома, на автозаправочной станции, сбоку.

Часы показывали десять вечера. К этому времени, особенно осенью, все восточные люди уже собираются дома.

– Пошли, – скомандовал майор, и вчетвером они перебежали через дорогу.

Тихо поднялись на третий этаж, постояли у двери.

– Давайте уж скорее, – вздохнул участковый нетерпеливо. – Что тут топтаться?

– Молчать, – негромко сказал Иннокентий, который в такие минуты весь подбирался и, вспомнив свое «убойное» прошлое, становился очень серьезен. – Не тявкай. Развел у себя на участке черт знает что, так теперь не выступай.

За дверью была тишина. Затем послышался телефонный звонок и громкий разговор на горском наречии.

Вербин решительно нажал на звонок. Потом еще раз и еще. Звонил нетерпеливо, коротко и резко, чтобы с самого начала настроить обитателей квартиры на серьезный лад. Чтобы не думали, что с ними пришли шутки шутить.

– Открывай, милиция! – рявкнул Иннокентий, как только за дверью послышались аккуратные шаги.

– Какой милиция? – спросил кавказец из-за двери, но голос его заметно дрогнул.

– Русская милиция, какая еще! – взревел Иннокентий, поддав дверь плечом. – Открывай, кому сказано!

Дверь распахнулась, и уже знакомый Вербину волосатый человек в майке возник на пороге. На этот раз он был куда любезнее, чем тогда, когда видел перед собой не четверых сильных представителей власти, а одного скромного «журналиста».

– В чем дело, товарищ начальник? – улыбаясь весьма радушно, обратился он к Иннокентию. – Проходите, пожалуйста. Только у нас тесно тут, Дети спят маленькие. Из школа пришли, каша поел и спать легла все, – затараторил он, отступая назад в прихожую и вопросительно, ищуще скользя масленым взглядом по лицу участкового, с которым, несомненно, имел какие-то отношения…

Мужчина, конечно, был встревожен таким визитом, но Вербин отметил, что говорил тот намеренно громко, даже визгливо, явно давая знать другим обитателям квартиры об опасности.

Обитатели и не замедлили тут же появиться, высыпали все в коридор, который уже в следующую минуту заполнился гомоном, смуглыми лицами и курчавыми черными, как смоль, волосами. Тут была жена хозяина с распущенными волосами в неряшливо распахнутом на груди халате, двое молодых людей – его сыновья с глазами некормленых волчат, а также двое малышей, вовсе не думавших спать.

Вербин выступил вперед, и только теперь кавказец узнал в нем давешнего «журналиста», с которым обошелся так неласково в прошлый раз.

Представившись, майор показал ордер на обыск из прокуратуры, приказал всем присутствующим собраться в одной из комнат и никуда оттуда не, выходить.

– А ты приведи понятых, – повернулся он к безучастно стоявшему рядом участковому. – Только быстро, понял? Давай организуй.

Пока проверялись документы всех находившихся в квартире, Вербин обошел все три комнаты и, окинув их беглым взглядом, понял, что работы предстоит немало.

Много мебели, много всякого хлама. Чего стоят одни только громадные коробки со всяким барахлом, которыми буквально забита квартира…

Никто здесь не имел российских паспортов. Никто не имел даже временной прописки. Со стонами и жалостливым плачем демонстрировались помятые документы на азербайджанском языке, какие-то справки. И каждая подобная невразумительная бумажка сопровождалась выталкиванием вперед немытых чумазых детишек.

– Посмотри, начальник, – вопила женщина. – Маленький дети у меня!

Четверо дети, два совсем маленький! Как жить? Тут ютимся, без угла своего, без двора! Хлеба простой нету, понимаешь, как дети кормить?

Детишки как по команде принимались орать, размазывая слезы по грязным щекам, а женщина от этого переходила на визг. Создавалось впечатление, что это не импровизация, а неоднократно повторяемая тщательно выверенная процедура.

Появился участковый, который мрачно ввел в квартиру двух парнишек лет восемнадцати в перемазанных комбинезонах. Это были парни-заправщики с находившейся напротив бензоколонки: участковый привел их оттуда, попросив быть понятыми при обыске.

– А что соседку не привел со второго этажа? – механически поинтересовался Вербин, подумав, что при ее взглядах на национальный вопрос Маргарита Васильевна наверняка бы не отказалась поучаствовать в акции.

– Закрыто там, никто не отпирает, – пояснил лейтенант.

«Странно, – подумал майор. Он прекрасно помнил, что, когда они десять минут назад подходили к дому со стороны шоссе, окна старушки были ярко освещены. Неужели ушла куда-то на ночь глядя? – Наверное, она просто боится открывать в вечернее время», – догадался он.

Многие старики боятся…

Начался обыск. Иннокентий осматривал одну комнату, Виталик – вторую, а третьей занялся сам Вербин. Орущее семейство усадили на кухне, и с ними оставили для присмотра участкового, которому Вербин все равно с самого начала не доверял.

Проводить обыск – противное дело. И вовсе не такое легкое, как кажется на первый взгляд. Вербин искал прежде всего порнографию и все, что связано с ее производством: видеокассеты, видеокамеру.

«Должно быть, ищи, – говорил себе майор, с отвращением заглядывая в шкафы и вываливая оттуда на пол горы тряпья. – Не случайно же именно возле этого дома Поликарпов часто видел того, кто продал ему видеокассеты. Если этот тип бывает здесь, то, скорее всего, не напрасно».

Он перевернул вверх дном всю комнату и даже походил медленно по полу, прислушиваясь к скрипу старых рассохшихся половиц. Потом заглянул за шкафы и под них, чихая от поднявшейся пыли.

Нет, ничего, никаких следов.

В этот момент из соседней комнаты послышался крик Виталика. Он стоял на коленях перед картонной коробкой, из которой вынимал один за другим какие-то тяжелые свертки.

– Володя, посмотри, – позвал он Вербина, взвешивая увесистые штуки в обеих руках. – Вес мне что-то напоминает…

– Понятые, сюда, – скомандовал майор и, убедившись в том, что парнишки явились и уставились туда, куда было им велено, первым развернул один из свертков.

Так и есть – оружие. Чувство веса не обмануло Виталика. Пистолет системы Макарова в заводском масле, новенький, прямо с конвейера.

Всего свертков было три – три пистолета.

– А ну-ка, хозяина сюда, – скомандовал Вербин. – Подайте сюда этого почтенного отца семейства.

Приведенный в комнату хозяин несколько секунд молча пялился на выложенное перед ним найденное оружие, после чего заявил, что никогда его не видел и ничего не знает. То же самое повторили его старшие сыновья, когда и их, в свою очередь, привели сюда. Все трое так яростно трясли головами и таращили «честные» глаза, что неподготовленный человек мог бы даже поверить.