Полыновский улей

А часы неуклонно отсчитывали время. Они били каждые пятнадцать минут и напоминали Ане, что скоро будет девять и вся эта веселая компания нагрянет к ней. Ее чуточку смущало, что после блестящего приема у Ромоданова ее угощение может показаться слишком скромным. Но опытным хозяйским глазом она подметила, что на столе у Вольта были одни холодные блюда. «Ничего! — успокоила она себя. — Прогуляются по морозу и с удовольствием съедят горячую картошечку с сардельками».

Подумав о морозе, Аня посмотрела в окно. На улице началась метель. Снег сердито бился в стекла. Завывание ветра доносилось даже сквозь заклеенные на зиму рамы.

— Смотрите, какая вьюга поднялась! — воскликнула Аня.

За столом притихли. Повернулись в сторону окна.

— Ну и что из этого! Пусть вьюга! — крикнул Вольт. — Нам тепло! Давайте танцевать!

— Танцевать! Танцевать! — подхватили остальные.

Мальчики и девочки выскочили из-за стола. Снова заиграла радиола. Аня прошлась два-три круга в медленном вальсе, потом выскользнула в прихожую. И здесь, и в столовой не было ни души. Она нашла клочок бумаги, написала: «Жду вас всех в 9», положила записку на нетронутый крендель в центре стола, оделась и потихоньку вышла на лестницу. Надо было проверить, все ли приготовили братья, хватит ли стульев для гостей, не переварилась ли картошка. Выйдя на улицу, девочка окунулась в снежное ревущее море и сразу же исчезла в буране.

А вечер у Вольта продолжался. Никто не заметил отсутствия Ани. Было весело и шумно. Танец следовал за танцем. Подбор пластинок у Ромодановых был удивительный. Свежо поблескивал паркетный пол. Ноги скользили, подхваченные легкой волнующей музыкой. Время исчезло. И только часы по-прежнему отбивали свои удары.

Двадцать одна тарелка с дымящейся картошкой и сардельками тесно сгрудились на круглом столе.

— Остынет, Аня! — говорила мама. — Подожди, когда придут!

— Что ты, мамочка! Знаешь, Вольт какой точный! У него все по минутам рассчитано. Вот увидишь, он и сюда приведет всех минута в минуту!.. Только мне не понравилось, как он с подарками... Я не так: я буду сама их брать и передавать Алеше. А ты, Алеша, разворачивай и укладывай их сюда — на диван. Всем будет интересно!

Аня птичкой облетела стол, заметила потемневшую вилку.

— Вика! Почисти скорей! Наждачная бумага в левом ящике буфета!..

Вика бросился с вилкой на кухню. Волнение сестры передалось всем.

— У нас стол поскромнее! — сказала Аня. — Но дело не в этом! Важно, чтобы все было чистенько и аккуратно!.. А картошка совсем не плохая... Вот посмотрите — как придут замерзшие, так еще и похвалят!.. А как платьице, мамочка? Хорошо сидит? Там некогда было рассматривать!

— По-моему, хорошо, — ответила мама.

— Хорошо! — подтвердил Борис. — В самый раз.

— Ну и чудесно! — Аня подпрыгнула, закружилась, выбежала из комнаты: — Дверь открою! Сейчас нагрянут!..

В половине десятого Вольт заглянул в пустую столовую. «Надо попросить маму накрыть стол к чаю!» — подумал он и заметил Анину записку. Прочитав ее, он приподнял брови, прислушался к завыванию ветра за окном, поежился и скомкал бумажку.

В десять сели за чай. Даже сейчас отсутствие Ани осталось незамеченным. Вольт ничего не сказал о записке: не хотелось нарушать праздничный вечер и идти сквозь вьюгу только для того, чтобы поскучать часок-другой. Стоило ли из-за этого ломать ноги?..

Аня во всем обвинила вьюгу: «Я сама еле добралась, а они, наверно, свернули не на ту улицу!» Она хотела одеться и выйти навстречу, но Борис взял пальто из ее рук, повесил на место.

— Подогревай сардельки... Я схожу.

Снова зашипел газ, забулькала кипящая вода. Стол опустел. Пришлось мыть тарелки. Картошку сложили в кастрюлю и поставили над паром. Алеша вздремнул на диване, отведенном под витрину для подарков. Мама и Вика помогали вытирать посуду.

— Ведь придут! А? — повторяла Аня. — Не может быть!..

— Конечно, придут! — утешала ее мама. — Задержались... Когда один, — быстро! А тут сколько их! Пока все оденутся... Пока идут.

Об Ане вспомнили в двенадцатом часу, когда стали собираться домой. Для Шестеровой тоже были припасены подарки. Они лежали у одних в кармане, у других — под шапкой и невольно бросились в глаза, когда ребята начали одеваться.

Настроение резко упало.

— Когда же она ушла? — негромко спросил кто-то, стыдливо пряча подарок за спину. — Хоть бы напомнила...

— Пошли сейчас к ней!

Никто не успел поддержать или отклонить предложение, — часы пробили полночь. Их трезвон, казавшийся раньше торжественным, величаво праздничным, сейчас раздражал своей тягучей неторопливостью.

— Поздно... — произнес Олег Коротков. — Ночь... А у нее мать больна... Завтра если... Извинимся, поздравим и... подарки тоже...

— А ты сам поспи ночь оплеванный!

— Не я виноват! — нервно ответил Олег. — Все хороши!

— Не будем спорить! — решительно сказал Вольт. — Зачем искать виноватых? Есть выход!

Он, как всегда, говорил спокойно и рассудительно. Услышав его голос, все почувствовали некоторое облегчение и даже не задумались, правильно ли они поступают, когда, по совету Вольта, стали складывать в чемодан приготовленные для Ани подарки.

Вольт сходил в столовую, принес несколько пирожных, апельсинов, кулек конфет.

— У нее три брата — пусть полакомятся! — объяснил он. — А теперь остается одно — доставить посылку по адресу. Я предлагаю поручить это дело Олегу. Он живет рядом с Аней. А мы проводим его до половины дороги. Кстати, и вьюга утихла. Закончим наш праздник коротким пикником. Как, Олег?

— Приказ директора — закон! Не будет ли еще каких указаний? — Олег изогнулся вопросительным знаком.

Шутку приняли холодно, без смеха. Даже Вольт недовольно поморщился.

Олег выпрямился, покраснел и, чтобы скрыть это, нагнулся, подхватил чемодан.

— Идемте, что ли!..

На улице было тихо. Снега намело видимо-невидимо. Казалось, что дома осели, опустились в землю на целый метр. На углу ветер набросал высоченный сугроб — до окон первого этажа. Звуки тонули в пушистых снежных завалах.

— Как пойдем? — спросил Олег.

— Через карьер, — ответил Вольт. — Там ближе...

Олег свернул налево — к карьеру, откуда вывозили песок для городских строек. По карьеру вилась дорожка — самая короткая между двумя концами города, раскинувшегося широкой подковой. Дорожку занесло вьюгой, но ребята столько раз ходили по ней, что не боялись сбиться с пути. Они растянулись длинной цепочкой и зашагали по глубокому снегу, стараясь ступать в следы, оставленные Олегом.

Вольт надеялся, что на улице ребята снова развеселятся. Он попробовал затеять игру: сгреб мягкий сыпучий снег, швырнул его через голову на идущих сзади и приподнял воротник, ожидая, что в его спину ударит ответный снежок. Но никто не ответил на заигрывание. Только снег хрустел под ногами.

«Промазал... Не заметили!» — подумал Вольт и опять запустил снежком.

— Хватит! — угрюмо сказал кто-то.

Вольту стало холодно от этого недружелюбного тона. Так с ним никогда не разговаривали. Он прислушался. Ему показалось, что сзади шепчутся. И он испугался: вдруг кто-нибудь видел, как он выбросил Анину записку! Ему представилось, как эта новость пробегает по цепочке одноклассников. Он не выдержал и обернулся... Нет, никто не шептался. Ребята шли молча, глядя под ноги, подавленные неприятным происшествием.

Вольту полегчало.

— Что приуныли! — крикнул он. — Не такая уж она чувствительная натура!

Ему не ответили.

Чтобы не расплакаться дома, Аня, несмотря на уговоры огорченной матери и братьев, вышла на улицу. Сначала она бродила по сугробам вдоль темных домов, останавливалась вдали от фонарей и, закусив губы, вытирала катившиеся градом слезы. Потом, увидев какого-то запоздалого прохожего и не желая встречаться с ним, она свернула в проулок и присела на бревно, лежавшее у дороги.