Тень мессии

— И почему моя трансформация была ошибочной? — Вопрос вышел каким-то пришибленным.

— Борьба с жизнеформой признана нецелесообразной, — охотно пояснил Наблюдатель. — В твоем существовании больше нет необходимости.

— Необходимости?! — Вьющаяся вокруг меня Тень встрепенулась, ожидая приказа, но я сдержался. — А просто вернуть домой нельзя было?! Не забрасывать на эту чертову планету, не травить элианскими псами, а просто перенести на Землю и оставить в покое?!

Еще не закончив фразу, я почувствовал, что попал в точку. В контексте событий, предшествовавших переброске меня на Гарт, слова робота выглядели лишенными логики. Не могли Наблюдатели вот так просто взять — и передумать!

Ухватившись за крошечную зацепку, мысль понеслась дальше. Допустим, Наблюдатели и впрямь решили от меня избавиться. Но в чем тогда роль элиан? Все их потуги, включая белые щупальца паразитки, выглядели смешными в сравнении с той силой, что демонстрировал нынешний противник. Да со способностью манипулировать Тенями он мог убить меня в любой момент! Пока я сплю… да просто пока смотрю в другую сторону! Неужели и впрямь не сумел обнаружить? Чушь! Элианам понадобилось несколько дней, чтобы сесть мне на хвост, а Наблюдатели им не уступают ни в мыслительных способностях, ни в технике. Но тогда как объяснить всю эту кутерьму?

— Ты там не уснул часом? — ехидно осведомился я, когда пауза начала затягиваться. Молчание. Почему же этот засранец не отвечает? Никогда не поверю в наличие у него стыда и совести.

Еще несколько песчинок упали на дно стеклянной колбы. Время, время!

— Скажи хоть, почему вы решили сдаться на милость Паразиту.

Ответа вновь не последовало, зато ощущение дисгармонии в поведении Наблюдателя усилилось. Будь в запасе вечность, возможно, мне удалось бы докопаться до истины. Но ни вечности, ни даже полвечности не было. А значит, надо прорываться. Сквозь холод и сквозь водоворот. Вернуться в тело, а там будь что будет. Альтернативы все равно нет.

Я начал перестраивать огненную сферу, готовясь к спринтерскому рывку. И вдруг почувствовал чувствительный укол. Ментальный библиотекарь не оставил меня и в верхних слоях пси-поля? Нет, прилетевшая подсказка отличалась от тех, что подкидывал советчик-всезнайка. Понять бы еще, что колючая невнятица значит. Еще один тычок.

Возвращаться в тело рано? Альтернатива есть? Я мысленно зашипел. Ощущение — как если бы на тело выплеснули ведро расплавленного воска. И самое гнусное, ожог следовало понимать как согласие. Что же меня ожидает, если ошибусь…

«Договориться? Спросить? О чем?» Я попытался сузить область поиска. Никакой реакции. «Надавить, отогнать, уничтожить?» Касание раскаленного клейма… неуверенное. И не понять — то ли прав лишь отчасти, то ли неверно расставляю акценты.

Я постарался расслабиться, если это понятие вообще было применимо к нынешнему состоянию. Раствориться. Стать частью Гарта. Частью пси-поля. Как учил Олег… Пам-там. Меня передернуло. Проклятые барабаны никуда не делись. Лишь поутихли, стали едва слышными. Ненавижу… На этот раз кипяток плеснули прямо в лицо. Я едва не заорал от боли, спасло отсутствие рта. Барабаны? Они тут при чем?

Преодолевая отвращение, я попытался вслушаться в ритм. Пам-там. Там-пам. На этот раз звук был куда громче Терпи, терпи…

Пам-там. Там-пам. Мне показалось, или хаотичные удары обрели ритм? Жесткий, энергичный, не имеющий ничего общего с тем, что уводил в болото сна.

Пам-там. Там-пам. Совсем рядом. Громко. Четко. В последовательности есть логика. Чужая. Непонятная и вместе с тем такая близкая. Еще чуть-чуть. Еще удар или два — и я смогу прочитать мелодию. Заставлю барабаны сыграть нужную мне.

Пам — кусочки мозаики встали на свои места. Там — закорючки нот облепили нотный стан. Пам. Ритм!

Я понял, почувствовал, осознал, увидел… Не подобрать понятия — все время выходит лживо. Все аналогии лживы. Слово изреченное есть ложь. Ложь. Не дожить, а дожить. Положено — ешь… Тень!

На этот раз я не дал себе рассыпаться на бессвязные мыслеформы. Я стал частью ритма. Изменил себя, изменив тем самым гармоники барабанной дроби. А затем вывернулся наизнанку, исторгая звуки вовне.

Смерч получился худеньким, почти безобидным. Больше всего он походил на стройную статуэтку, выточенную из цельного куска оникса. Изящная фигурка, перетянутая в талии серебряным ремешком, с ожерельем жемчужных бус. Там, где он касался заиндевевшего тумана, податливая субстанция рассыпалась, оставляя после себя отливающие перламутром облачка.

Достигнув барьера, и без того тоненький столбик вытянулся еще больше, заключил Наблюдателя в кольцо. Хлипкое — коснешься, и двухцветная змейка разорвется, осыплется дождем фольги и сажи.

На мои действия Наблюдатель никак не отреагировал. Окружавший его щит также не претерпел изменений. Я потянул за хвост вихря-змейки, заставил ее сжаться.

Тьма коснулась тьмы. Как и в прошлый раз, Тени слились, утонув друг в друге. Затем пришел черед серебра.

Судорога Наблюдателя была столь сильной, что даже я почувствовал отголосок чужой боли. Там, где серебряные нити коснулись барьера, монолитная антрацитовая поверхность покрылась сморщенными серыми чешуйками, словно обычная стена, едва прикрытая высохшей, облупившейся краской.

Пам-там! Там-пам! Я заставил барабаны звучать громче. Теперь это был не просто военный марш — боевой клич, способный обратить противникам бегство.

Нити стали толще. Закружили быстрее. И с каждым новым витком циркулярная пила все глубже входила в казавшийся неразрушимым щит. Возник и улегся снегопад пепла: вальсирующая с белыми нитями Тень, учуяв доступную добычу, не жуя, глотала серые хлопья.

— Олег был прав. — Несмотря на все новые волны боли, голос Наблюдателя не изменился ни на йоту. — Ты действительно уникум. Удержать в себе два противоречащих принципа… Жаль, это ничего не изменит.

Я не ответил, продолжая затягивать удавку.

— Ты не успеешь, Геннадий. — В механическом скрежете мне почудилась снисходительная жалость. — Совсем немного. Будь Тень одна, ей понадобились бы месяцы. Теперь, после того как трансформация вступила в активную фазу, хватит и дней.

— Хватит на что?! — Вступать в дискуссию было глупо, но я не сдержался.

— На поглощение. — Сочувственные интонации были невыносимы, главным образом потому, что я верил в их искренность. — Нельзя прикоснуться к тьме и остаться незапятнанным. Тем более что ты проецировал Тень в десятки раз чаще, чем того требовали обстоятельства. Ты уже не в состоянии ее контролировать.

Землянин, когда ты последний раз по-настоящему чувствовал, по-настоящему жил? Не ненавидел, не злился… испытывал эмоции, не связанные с разрушением? Когда? Не вспомнишь — осталась только пустота. Будь время, Тень выжгла бы тебя изнутри. День за днем. Кусочек за кусочком.

Уже сейчас из твоих поступков уходит логика. С каждым днем поведение становится все более хаотичным. Нет последовательности, нет морали, нет страха и жалости. Кукла которую дергают за нити случайные прохожие. И это только начало. Вслед за целостностью и чувствами ушли бы мысли, стерлись привычки, растаяли воспоминания. Последним сгорело бы тело — исход один.

Впрочем, это не важно. От нескольких месяцев агонии ты отказался, инициировав активную трансформацию. Живший в тебе зародыш скоро окрепнет, и тогда…

— С каких пор во мне живет зародыш?!. — Вопрос вырвался сам, и внезапно я понял, что знаю ответ. Правду, выбивающую из-под ног последнюю опору. — Кия…

— Нет. — Теперь в голосе Наблюдателя была усталость. — Раньше. Станция на Ааре — огненный зал с мечущимися огнями. Позже, на Эроне в лабораториях Дзорта, произошло закрепление. Там ты впервые встретился с жизнеформой лицом к лицу. Там брошенное в тебя семя получило подпитку. Остальное — Кия, Аури, элианка Айя — лишь подстегивало развитие эмбриона. Последний шаг…

Договорить он не успел. Серебряная змейка совершила еще один оборот, и скрывавшая Наблюдателя скорлупа беззвучно раскололась. Тень, заметившая брешь в обороне противника, метнулась вперед, втянулась в образовавшуюся трещину. А затем одна из узловых точек психополя Гарта, только что бывшая вместилищем сознания Наблюдателя, взорвалась.