Страница 7 из 73
— А как дела с овражской ведьмой? — поинтересовался отец Люцер.
Петр покачал головой.
— Ничего нового. Упрямая, стерва — молчит. Или в припадках трясется.
— И что думаешь дальше делать?
— А что делать? Испытание водой она не прошла, этого уже достаточно для публичной казни. Завтра торговый день — народу будет много…
— Ну что ж, — отец Люцер поднялся, — если так, то, с благословением божьим, действуйте. А поскольку сообщников ведьма не выдала… — отец Люцер сделал многозначительную паузу, — поглядывайте во время Церемонии по сторонам…
Петр кивнул и вышел из кельи.
День обещал быть удачным. Безмятежно чистое небо, ветра нет. Вот только очень уж жара допекает.
— Дождя не будет, — сказал Иоанн.
Они стояли на площади, в тени городской ратуши. Эшафот был готов — на помосте возвышался обитый медью столб, снабженный цепями. Цепями этими ведьму приковывали к столбу — веревки не годились, потому как быстро перегорали. На помосте суетились монахи, настилая на доски листы железа. Рядом стояли два воза с дровами, готовые к разгрузке. Толпа уже собралась. Поглядывали на эшафот, на небо, глухо галдели. У многих еще стоял в ушах визг вампира на последней Церемонии. В тот раз произошла неприятная история. Начиналось все хорошо, достали даже омелу для костра, но как только вампир стал поджариваться, внезапно хлынул ливень. Костер быстро затух, а обожженный вампир принялся дико вопить. Напрасно монахи силились распалить костер снова, дрова уже были мокрыми. А вампир все орал. Тогда не выдержавшие клерики наспех закололи его серебряными кинжалами. Церемония была нарушена. Для ее завершения пришлось поливать дрова жидким Огнем, только тогда пламя разгорелось вновь.
— Нет, сегодня дождя не будет, — повторил Иоанн.
— На все воля божья! — Лука вздохнул.
— Вы лучше за толпой поглядывайте, — напомнил Петр.
— А что там можно разглядеть в такой толчее? На агентов только и надежда.
Агенты, переодетые в горожан (а некоторые и в монашеском одеянии) были методично распределены в толпе. В задачи их входило наблюдение за возможными сообщниками ведьмы и не слишком лояльными зрителями. Как-то булыжник, запущенный из толпы по ведьме, угодил почему-то в клерика, идущего рядом. Дело так и не окончилось бы ничем, не будь рядом с кинувшим камень агент Ордена. При доследовании оказалось, что кидал камень помощник ведьмы, ловко улизнувший при ее, ведьмы, поимке…
— На агентов надейся, но и сам не плошай, — изрек Иоанн. — А что это братия задерживаются? Пора бы уже начинать.
К ним подошел королевский глашатай. Переводя бойкие глаза от одного к другому, он спросил:
— Кто из вас отец Петр?
— Я.
Глашатай повернулся к Петру.
— Скажите, отче, Церемония скоро начнется? Вы здесь командуете?
— Вам, я вижу, не терпится покончить с делом?
— Да, сегодня мне предстоит еще немало побегать по городу. И по королевским делам, и по делам Святого Ордена тоже.
Петр задумчиво посмотрел на королевский герб, вышитый на кафтане посла.
— Интересная у вас профессия, сударь, — проговорил он. — Прочитал, значит, бумажку, и человека нет, читай следующую. Ваше слово можно принять за саму смерть.
— Ну, положим, слово мое немного значит, — насмешливо ответил глашатай. Ежели я от своего имени говорить начну, так и вообще никакого весу иметь не будет. А вот что истинно воплощение смерти, так это ваши приговоры, отцы.
Глашатай потряс указом.
— Вот, вот она, смерть-то — ваша бумажка! А слово вообще мало значит, даже королевское. Ему, слову, почему-то никто не верит — всем бумажки подавай. Скоро, наверное, и совсем говорить перестанем, будем на бумажках слова писать да друг другу передавать. Для надежности. Один вот мой знакомый зашел недавно к приятелю поболтать о том, о сем… А потом возьми, да и ляпни: хорошо бы, говорит, систему правления поменять, а то где это видано — один человек страною правит! Долго ли ошибиться? Пускай лучше соберутся мудрецы со всего Королевства и на каждый вопрос совет держат. Приятель тогда ему и говорит: это ты, брат, здорово придумал! Возьми-ка ты бумагу, да чернил добрых, да все это на ней изложи. Для ясности, мол…
Глашатай нахмурился.
— А сегодня вот, после вашей Церемонии, поеду я на Цветочную площадь, другой указ читать. Будут по тому указу знакомому моему бумажки его на спине сжигать…
Петр промолчал. Иоанн хмыкнул, но тоже предпочел не ввязываться в скользкий разговор.
— Глядите, — указал Лука, — никак, везут?
В конце улицы показалась черная масса. Толпа, сдерживаемая цепью гвардейцев, загомонила, зашевелилась. Шествие приближалось. Впереди шли монахи в черных рясах с горящими факелами в руках. Сзади тоже. А в центре медленно катилась телега, запряженная парой лошадей. На телеге стояла железная клетка с ведьмой. Клетка была низкой и не позволяла стоять, поэтому ведьма сидела, ухватившись руками за прутья. На ней было надето грубое серое рубище, светлые, нечесаные волосы торчали во все стороны. Ведьма жмурилась и закрывалась рукой от яркого солнечного света. Толпа быстро расступилась, пропуская шествие, послышались крики.
— Ведьма!
— Колдунью везут!
— Ведьма! Проклятая!
— Младенцев живьем варила!
— Боже праведный! Что делается на свете!
— Из самого Оврага везут. Тамошняя. — Нечистые там места, я всегда это знал…
— И когда их уже изведут, проклятых?
— Ведьма!
— Сейчас получишь свое, стерва!
— От них, от них все беды! И Красная Напасть от них!
— Я всегда это знал…
— Ведьма!
— Поглядите, глаза-то краснющие, чисто упырь!
— А морду от солнца, вишь, воротит — не выносит свету божьего. Истинно, ведьма!
— Испытания водой, говорят, не выдержала.
— Говорят! Сам вчера видел, на речке. Как вкинули ее в реку, а она не тонет! Тут я сразу и понял — ведьма. Ведьма, она в воде никогда не потонет, ей сам Сатана помогает!
— Я всегда это знал…
— Теперь ей уже никто не поможет.
— Не говорите, коли не знаете. Еще всяко может статься! Вон, прошлый раз упыря казнили, так он, стервец, дождь призвал. Такой ливень грянул, что и костер погас!
— Вот те на! Чего только не придумают, дьяволы!
— У-у-у, ведьма!
— Сейчас сжигать начнут.
— Не, сначала указ зачитают, а после уж казнить начнут.
Шествие остановилось. Монахи с факелами обступили эшафот. Двое клериков вывели ведьму из клетки, затянули на эшафот и, прислонив к столбу, обмотали цепями. Ведьма не сопротивлялась. Она почти не держалась на ногах. Ей трое суток не давали есть, поспать удавалось только в перерывах между допросами. Яркое солнце жгло кожу, от криков толпы кружилась голова. Ведьма прислонилась к столбу. Медная обшивка столба, нагревшаяся на солнце, была приятно теплой. Из толпы вылетел камень и больно ударил по щеке. Заныла задетая кость, ведьма почувствовала, как выступила кровь. Она посмотрела в толпу. Стоявшие в первых рядах испуганно попятились.
На помост поднялся глашатай и развернул бумагу.
— Тихо! Слушайте указ! — прокричал он.
На площади воцарилась тишина. Слышно было, как фыркают и изредка стучат копытом по булыжнику лошади.
— Исходя из результатов следствия и решения суда, обвиняемая, овражская селянка Маричка, дочь Саналия, за колдовство и ересь, а также другие преступления злостные против народа и Святого Ордена, приговаривается к смертной казни через сожжение.
Глашатай перевел дух.
— Подпись: его преосвященство архиепископ Эвиденский Валериан Светлый.
Глашатай свернул указ и спустился с помоста. Внизу его ждал оседланный жеребец и двое гвардейцев. Указ был зачитан и он покинул площадь.
К Петру подошел один из клериков.
— Прикажете начинать?
Петр кивнул. Клерик подбежал к подводам и принялся командовать. Монахи сгружали дрова, заносили их на эшафот и обкладывали столб. Через несколько минут все было готово. К эшафоту подошел седой монах и открыл книгу. Клерик махнул рукой, монахи с факелами зажгли костер одновременно с нескольких сторон. Седой монах принялся читать экзорцизмы, но гнусавый голос его потонул в реве толпы.