Страница 12 из 15
— Правильно, Лаврентий! Но решать эту задачу требуется аккуратно. Надеюсь, тебе не надо объяснять деликатность положения?
— Я все понимаю, Иосиф Виссарионович.
— Сегодня американцы хоть хреновые, но союзники.
— Союзники до тех пор, пока Гитлер не подохнет!
— Потерпим их до его похорон, — процедил Сталин и тоном, не терпящим возражения, распорядился:
— За операцию головой отвечаешь! Подбери самых надежных. О конечной цели они не должны знать. Работу начнешь одновременно через американцев и японцев. Операцию завершить к концу года. Ты меня понял, Лаврентий?
— В Японии выполнить эту задачу в указанные сроки очень сложно. Там нет агентов такого уровня. В Америке такие возможности… — и Берия осекся под взглядом Сталина.
— Стареешь, Лаврентий, теряешь хватку, — холодно произнес он.
— Я выполню Вашу задачу, Иосиф Виссарионович! Я кину на это все силы НКВД! Я… — принялся заверять он.
— Не суетись, Лаврентий. Сам знаешь, она нужна при ловле блох. На Рузвельта необходимо найти выход по нетрадиционному каналу, через людей которым он абсолютно доверяет, «ушей» НКВД там близко не должно быть.
— Найдем, товарищ Сталин! Найдем, и к весне задачу выполним.
— Поздно. Гитлеру, как воздух, нужна крупная победа, чтобы поднять дух армии и союзников. Поэтому надо торопиться, особенно тебе, Лаврентий. Чекист не может плохо работать, у него есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму.
Берия переменился в лице. Это не укрылось от внимания Сталина, и он с сарказмом произнес:
— Говорят, у тебя с местами стало плоховато, но одно-то найдется?
— Товарищ Сталин, для чекиста не существует невыполнимых задач. Если потребуется, я готов отдать за Вас жизнь! — поклялся Берия.
— Вы что, сговорились? Вчера то же самое говорил Устинов. А кто работать будет? — с иронией произнес Сталин.
— Иосиф Виссарионович, я готов сражаться, где Вы прикажите.
— Оставь это, Лаврентий. Лучше думай, как выполнить задачу. Мне кажется, надо использовать старые коминтерновские связи. Среди них полно евреев, хватает их и в окружении Рузвельта.
— Проработаем, товарищ Сталин! — заверил Берия и, помявшись, спросил:
— Решение Политбюро по данному вопросу будет?
— Зачем? Партия тебе и так доверяет. Желаю успеха, — закончил беседу Сталин.
Берия суетливо сложил документы в папку и направился к выходу. Вслед, как плеткой, хлестануло:
— Партия доверяет, Лаврентий, но и строго спросит!
Он, как ошпаренный, выскочил в приемную, столкнулся с перепачканным кирпичной пылью Власиком — одна из бомб угодила в здание арсенала, молча сунул руку ему и поспешил к машине. Саркисов, адъютант, предупредительно распахнул дверцу, Берия плюхнулся на заднее сиденье и сквозь зубы процедил:
— К себе!
По дороге в наркомат из головы не выходили последние фразы Сталина: «Партия тебе доверяет! Какая, к е… матери, партия! — задохнулся Берия от возмущения. — Сказка для дураков! За ее доверие Ягода и Ежов поплатились своими шкурами! Теперь меня решил на крючок взять? Дьявол Сухорукий опять всех перехитрил!».
У Берии не возникало и тени сомнений в том, что в случае провала операции он окажется на месте своих предшественников. Они, сыграв отведенные им роли в грандиозном спектакле Сталина под названием «враги партии и социализма», вскоре отправились вслед за своими жертвами Зиновьевым, Бухариным, Рыковым…
«И упаси бог попасть в лапы Абакумова! — поежился Берия при одной мысли о нем. — Вспомнишь даже то, чего не было! И тогда эта трусливая свора прихлебателей из Политбюро зальется в восторженном лае. Сволочи! У самих руки по локоть в крови. Под расстрельными списками стоит не только моя подпись, но и ваши! Холуи сраные! Слава богу, на дворе не 37-й, а 41-й. Гитлер в двух шагах от Москвы, а на востоке самурай вот-вот на спину прыгнет. И кто тогда прикроет жопу Хозяина? Мерецков с Рокоссовским? Молокососы! Жуков, план которого вы похерили в мае, а к октябрю просрали пол-России? Нет, только я и НКВД сможем защитить Хозяина, если Гитлер займет Кремль!»
Это успокоило разгулявшиеся нервы, и Берия сосредоточился над поручением Сталина. Из того, что приходило на ум, наиболее приемлемым казался вариант «свой-чужой». Эта схема не раз обкатывалась им еще во времена работы в Закавказской ЧК и отменно себя зарекомендовала.
«Да, надо идти по ней, — укреплялся он в своей мысли. — В случае успеха лавры достанутся мне, а если провал, то его можно свалить на „стрелочника“. В итоге все закончится очередным разоблачением крупного японского агента, пробравшегося в органы. Вопрос заключается в том, на кого сделать ставку? Рядовому оперу и среднему начальнику такое дело не поручишь, не тот уровень. Кобулов? А может, Гоглидзе? Он возглавляет целое управление и под боком у японцев. Оба преданы, как псы. Нет, не годятся. Слишком много знают.
А если Фитин? — всплыла другая фамилия. — Почему бы и нет! Молод, в интригах не искушен и всего полгода руководит управлением. С высшим образованием, не то что костоломы Кольки Ежова с пятью классами и коридором — годятся только на то, чтобы хребты ломать и пятки дубьем чесать. А этот головастый и язык за зубами держать умеет, за все время ни разу не попал под прослушку. Пожалуй, слишком умен и может раньше времени догадаться. Ну, тогда сам себе подпишет приговор», — остановил Берия свой выбор.
К себе он возвратился в твердой уверенности поручить это архитонкое и архиважное дело именно Фитину. Несмотря на поздний час, работа в наркомате не останавливалась. Войдя в приемную, Берия распорядился:
— Дело Фитина — на стол, а самого — на связь! — на ходу бросил Саркисову: — Ужин — в комнату отдыха!
Швырнув китель на стул, он долго плескался в душе, смывая вместе с потом остатки страха. В кабинете зазвонил телефон, и в дверях появилась плотоядно-пресыщенная физиономия Саркисова.
— Ужин готов, Лаврентий Павлович! Звонит Фитин, — доложил он.
Нарком бросил полотенце на спинку стула, подошел к телефону и дружески поздоровался:
— Здравствуй, Павел Михайлович!
Из трубки доносилось учащенное дыхание. Молодой начальник управления смутился — подобное обращение наркома было непривычно — и строго по уставу ответил:
— Здравия желаю, товарищ народный комиссар внутренних дел!
— Павел Михайлович, подготовь доклад по нашим перспективным оперативным возможностям в США, имеющим выход на самый верх. Я имею в виду ближайшее окружение президента Рузвельта.
— В письменной или устной форме? — уточнил Фитин.
— В устной. Часа тебе, надеюсь, хватит?
— М-да!
— Договорились. Заходи без звонка, — закончил разговор Берия, положил трубку и развернулся к столу.
На накрахмаленных салфетках в хрустальной вазе высилась горка из винограда и гранатов. В пузатом графине искрилось красное вино. На фарфоровом блюде лоснились жирные, аппетитно подрумяненные куски мяса. Сочная зелень из кинзы и петрушки напоминала о лете и теплом море. Саркисов угадал желание наркома и до краев наполнил бокал. Берия, смакуя каждый глоток, выпил до дна — нервные спазмы ослабли, в горле прошла сухость, и глаза от истомы закрылись сами. Осторожно опустив бутылку на стол, Саркисов скользнул в приемную и плотно прикрыл дверь.
Какое-то время в кабинете царила благостная тишина, обрюзгшее тело расплылось по спинке кресла, и блаженная улыбка загуляла по лицу Берии. В животе громко заурчало, он встрепенулся, открыл глаза и, пробежавшись по блюдам, нацелился на мясо. Крепкие, острые зубы впивались в сочную мякоть, жир потек по губам и подбородку, пучки зелени приятно щекотали губы. И когда этот пир желудка закончился, короткий, заплывший жирком палец наркома надавил на кнопку звонка. Не успела стихнуть его трель, как в дверях возник дежурный и принялся за уборку стола.
Берия поднялся с кресла и, разминая затекшие члены, прошелся по кабинету, готовясь к предстоящему разговору с Фитиным. Его непривычно тонкое личное дело лежало на столе.