Тоомас Линнупоэг

Киузалаас получил назад свой карманный фонарик и попробовал его включить.

— Ты почти начисто пережег мои батарейки.

— Но, дорогой мой, не забывай, что фонарик был некоторое время моей собственностью, — возразил Тоомас Линнупоэг.

— Да, но я рассчитывал, что батарейки сохранились лучше. Тебе придется доплатить мне за них еще десять копеек.

— Киузалаас, что вы тут делаете? Почему вы еще не дома? — послышался голос учительницы Кивимаа, которая незаметно вошла в лабораторию.

— Мой карманный фонарик был у Тоомаса Линнупоэга, — объяснил Киузалаас и мигом исчез.

— Тоомас Линнупоэг, нам тоже пора кончать, на сегодня хватит, — сказала учительница Кивимаа. — Приведите в порядок стол.

Тоомас Линнупоэг с сожалением поставил в шкаф спиртовку, штатив, колбы и пробирки. Ему не терпелось немедленно, уже сегодня, приступить к изготовлению веселящего газа, но Тоомас Линнупоэг знал, что учительница Кивимаа ни в коем случае не позволит ему остаться одному в лаборатории. Тоомас Линнупоэг был даже настолько умен, что не задал учительнице Кивимаа ни одного вопроса по поводу деталей изготовления веселящего газа, а доверился своим собственным силам. Если бы он стал задавать вопросы, учительница Кивимаа, чего доброго, заподозрила бы неладное и запретила бы ему вообще всякие опыты. Мнение учительницы могло быть только однозначным: веселящий газ в руках школьника — источник беспорядка и всяких проделок. Поэтому Тоомасу Линнупоэгу не оставалось ничего другого, как подождать удобного момента.

Тоомас Линнупоэг достигает своей цели

Тоомас Линнупоэг лежал на диване, правая рука его была забинтована. Тоомас Линнупоэг считал, что вполне мог бы уже пойти в школу, держать авторучку ему, конечно, было бы еще трудновато, зато слух восстановился полностью. Но врач предписал Тоомасу Линнупоэгу еще два-три денька посидеть дома.

Виною всему был этот проклятый веселящий газ, приготовить который — как думалось! — ничего не стоило. Вообще-то это и впрямь была не ахти какая сложность, но Тоомас Линнупоэг не располагал резервами времени, приходилось спешить, чтобы закончить изготовление газа до возвращения учительницы Кивимаа. В результате спешки химическая реакция протекала слишком бурно, баллон для сбора газа не выдержал сверхнормативного давления и взорвался с оглушительным грохотом. Вообще-то сам по себе грохот был бы небольшой бедой, но Тоомас Линнупоэг как раз перед взрывом хотел отодвинуть колбу подальше от спиртовки — теперь он не мог даже точно вспомнить, каким образом колба лопнула и горячая смесь пролилась ему на руку.

В лаборатории мгновенно появилась учительница Кивимаа. Губы ее шевелились, словно она что-то говорила Тоомасу Линнупоэгу, но голоса не было слышно. Тоомас Линнупоэг подумал — учительница до того испугалась, что даже лишилась дара речи, но тут же понял — это он сам лишился слуха.

Насмерть перепуганная учительница Кивимаа повела Тоомаса Линнупоэга, словно маленького, за руку в травматологический пункт, где ему наложили повязку. Когда Тоомас Линнупоэг пришел домой, он уже чувствовал себя вполне здоровым, настолько здоровым, что оказался в состоянии успокоить разохавшихся маму и бабушку. Тоомас Линнупоэг даже разыграл перед ними роль мученика. Он сказал:

— Наука требует жертв во имя блага человечества.

Только что проведать Тоомаса Линнупоэга приходила Вайке Коткас и очень его удивила необычным поведением. На этот раз она вполне соответствовала своему имени Вайке — разговаривала так ласково и тихо, словно она к орлам не имела ни малейшего отношения. Вайке Коткас принесла Тоомасу Линнупоэгу два яблока, два больших красных яблока — больной должен набираться сил! Потом она поведала ему, какие жуткие слухи ходили по классу: говорили, будто Тоомас Линнупоэг начисто оглох, будто лицо его сожжено, а Киузалаасу было известно из достоверных источников, что взрыв чуть ли не пополам разорвал Тоомаса Линнупоэга, Тоомас Линнупоэг лежит весь забинтованный и даже врачи не знают, будет он жить или нет. Когда же стало известно, что Тоомас Линнупоэг находится вовсе не в больнице, а дома, все поняли, что Киузалаас немного преувеличивает.

Пеэтер и Тойво тоже навестили Тоомаса Линнупоэга, они заявились как раз в тот момент, когда Протон делал ему «уколы». Протон сиял от счастья — наконец-то на его попечении находился настоящий больной, и еще какой больной! Пациент безропотно переносил любые процедуры и не убегал.

— Ты чертовски быстро поправился, — сказал Пеэтер Мяги, окидывая взглядом Тоомаса Линнупоэга.

— Ну… отчего же не поправиться, если врач всегда под рукой и каждые пять минут делает укол. — Тойво Кяреда засмеялся.

Приятели Тоомаса Линнупоэга поговорили немножко о школьных новостях, рассказали, как перед началом урока Пеэтер обучал Тойво приемам каратэ и как раз в тот момент, когда ударял в прыжке ногами врага, то есть дверь, учительница Кивимаа открыла эту дверь с другой стороны и спросила: «Что тут происходит?» Пеэтер ей ответил: «Я споткнулся и ударился об дверь». Но учительница Кивимаа проявила недоверие и заметила: «Подозрительно крепко ударились».

Вскоре мальчики собрались уходить, Тойво Кяреда уже в дверях обернулся и сказал с пафосом:

— Не падай духом, старик! В трудный час твои верные друзья всегда будут рядом с тобой!

Тоомас Линнупоэг вновь остался один, то есть не так-то уж один — он был во власти Протона. Тоомасу Линнупоэгу без конца делались уколы, измерялась температура, выслушивались легкие… Когда же Протон отправился звать на подмогу еще и Анне, Тоомас Линнупоэг сказал себе: «Стоп! В эту игру мы больше не играем!»

Тоомас Линнупоэг посмотрел на два красных яблока и подумал, что был несправедлив к той, которая их принесла. Вайке Коткас оказалась все же лучше, чем он считал. Тоомас Линнупоэг хотел было, выполняя желание Вайке Коткас, съесть их — чтобы набраться сил, но этим двум яблокам была предопределена более высокая миссия.

Дверной звонок вновь зазвонил. Тоомас Линнупоэг подумал, что это Протон привел Анне, и продолжал спокойно лежать на диване — небось, бабушка в конце концов услышит. Бабушка, разумеется, услышала и пошла открывать. И тут из прихожей до слуха Тоомаса Линнупоэга донесся подозрительно знакомый голос, пульс Тоомаса Линнупоэга забился с удвоенной быстротой, и температура поднялась сразу на три деления. Тоомас Линнупоэг вскочил с дивана, но не успел он дойти до двери, как она открылась и на пороге появилась Майя с тремя гвоздиками в руке.

Майя тоже растерялась, она была уверена, что застанет Тоомаса Линнупоэга в постели, с забинтованными руками и головой. Во всяком случае, именно такие сведения дошли до нее через Вийви. Майя сделала неопределенное движение, словно натолкнулась на ловушку и должна повернуть назад, но бабушка, стоявшая за спиной Майи, сказала ей ободряюще:

— Проходи, проходи, деточка!

Затем бабушка обратилась к Тоомасу Линнупоэгу, и в ее голосе зазвучали более строгие нотки:

— Вот видишь, Тоомас, какое ты всем доставил беспокойство. Сколько человек к тебе сегодня уже наведывались. А все твои дурацкие проделки! Если ты их не бросишь, так скоро и без головы останешься.

Тоомас Линнупоэг сидел на краю дивана, а Майя — в кресле напротив, она все еще держала цветы в руке. Тоомас Линнупоэг не знал, что ему сказать, но, похоже, Майя и не ждала, чтобы он заговорил. Вот тут-то и настала очередь яблок выполнить предназначенную им высокую миссию.

— Не хочешь ли попробовать, — прервал наконец молчание Тоомас Линнупоэг, и протянул одно из них Майе. — Мне кажется, яблоки сладкие.

Майя взяла яблоко и откусила. Тоомас Линнупоэг вонзил зубы во второе яблоко. Тоомас Линнупоэг и Майя ели яблоки и время от времени поглядывали друг на друга. Чувство неловкости постепенно оставило Майю, Тоомас Линнупоэг тоже становился все естественнее, казалось, они заодно с яблоками проглотили и возникшее между ними отчуждение.

— Ой, цветы надо поставить в воду! — воскликнула Майя. — Где мне взять вазу?