Тоомас Линнупоэг

— Прошу вас, напомните мне ваше имя!

— Кюллики Саар, — ответила Кюллики и медленно поднялась с места.

Второй жертвой стал Киузалаас, третьей — Вийви, четвертой — один из новеньких учеников, фамилию которого Тоомас Линнупоэг еще не запомнил. Все они должны были перейти на первые две парты, за исключением Вийви, — она и так уже там сидела. В этой школе была такая традиция: те, кто пишет на уроке контрольную, должны находиться в поле зрения преподавателя.

Кюллики успела вырвать из учебника по английскому языку лист, но не смогла захватить его с собою. Учительница была все время начеку.

— Тоомас, перешли мне этот листок немного погодя, — шепнула Кюллики перед тем, как уйти.

Соседкой Тоомаса Линнупоэга по парте временно стала сидевшая с Вийви Вайке Коткас, которой пришлось уступить свое место Кюллики. Вайке Коткас своим орлиным глазом заметила вырванный из книги листок и предупредила:

— Не смей пересылать! — В голосе ее звучала угроза.

— Не возникай! Где была твоя принципиальность в прошлом году, когда я за тебя сочинение писал?! — отрезал Тоомас Линнупоэг и осторожно передал листок из учебника впередисидящему, а тот в свою очередь — Катрин Эхалилл. Но она проявила такую поразительную беспомощность в делах конспирации, что учительница без особого труда стала обладательницей листка.

— Откуда взялся этот листок? — спросила она. Катрин Эхалилл ничего ответить не смогла. Тоомас Линнупоэг понял, что учительница станет спрашивать дальше и непременно доберется до него, поэтому он решил опередить ее и тем самым сохранить в ее глазах свое ученическое достоинство. Тоомас Линнупоэг встал с места и признался:

— Это я послал.

— Вот уж никак не ожидала, что вы способны рвать свой учебник, — сказала учительница. — В начале урока вы произвели на меня лучшее впечатление.

— Благодарю вас, — ответил Тоомас Линнупоэг. Момент был самый подходящий, чтобы восстановить хорошее впечатление учительницы, но разве найдется хоть один ученик, в учебниках которого все страницы целы! К тому же Тоомас Линнупоэг действовал в соответствии с самым главным законом школьников — выручал попавшего в беду.

— Что же вы можете сказать по поводу своего поступка? — требовательно спросила учительница.

— Ничего, — ответил Тоомас Линнупоэг. Но, взглянув на лицо учительницы, понял, что ему все же следовало ответить как-нибудь иначе и хотя бы немного сгладить конфликт, поэтому он поспешно добавил:

— У Кюллики вчера были затруднения с приготовлением уроков.

— Если вы об этом знали, то почему не помогли?

— Впредь я постараюсь всегда помогать, — быстро пообещал Тоомас Линнупоэг, и учительница, видя такую готовность помочь, посчитала инцидент исчерпанным. Но едва Тоомас Линнупоэг сел на место, как понял, что «сгладил конфликт» слишком дорогой ценой, и тихонько начал себя ругать.

«Ты, Тоомас Линнупоэг, жалкий болтун, — сказал он себе, — только сегодня утром ты принял твердое решение поменьше дел иметь с Кюллики, а уже в начале второго урока дошел до того, что открыто, перед всем классом, даешь обещание учить вместе с нею английский язык. Ты неисправимый осел! Если бы от тебя этого требовали, то тебя еще можно было бы как-то извинить, но ты сам, добровольно, предлагаешь себя, словно жареного индюка на блюде, в помощники!»

До конца урока Тоомас Линнупоэг сидел мрачный.

— Тоомас Линнупоэг, — Тойво Кяреда похлопал его по плечу, — ты у нас герой, ты заслонил своим тщедушным телом раненого льва! Если бы меня на уроке английского языка вызвали, я был бы теперь мертв, поэтому мы с Пеэтером великодушно забудем, что ты не пришел к нему вчера вечером. Но ты придешь сегодня! Ждем тебя в то же время и на том же месте.

Тоомас Линнупоэг сосредотачивается

Хотя с начала учебного года прошла едва лишь неделя, Тоомас Линнупоэг решил начать заниматься всерьез. Надо создать о себе хорошее впечатление у преподавателей новой школы. Если это удастся, выигрыш будет стократный — на этом хорошем впечатлении можно будет потом ехать полгода. Прием, уже не раз испробованный наиболее сообразительными школьниками, надо было взять на вооружение — какая же польза от опыта, если его не использовать.

Однако едва Тоомас Линнупоэг пришел домой, как понял, что на сегодняшний день условия для учебы были далеко не блестящие. Протон и его подружка Анне завладели большой комнатой и играли там в плотогонов. Стулья были перевернуты, диванные подушки — на полу, а сами они со счастливым видом размахивали палкой от швабры. Тоомас Линнупоэг подумал, что Протон совсем отбился от рук, и виданное ли это дело, чтобы бабушка позволяла возить по полу диванные подушки?! Тоомас Линнупоэг решил взять бабушкины обязанности на свои плечи и гаркнул:

— Мигом приведите в порядок комнату и отправляйтесь играть во двор! Мне надо заниматься.

— Мигом не выйдет, — возразил Протон. — Мы еще находимся в открытом море, нам надо сначала добраться до берега.

— Не то мы утонем, — добавила Анне.

— Бог с вами! — сказал Тоомас Линнупоэг, смягчившись. — Так и быть, добирайтесь до берега. Только гребите побыстрее.

«Что же это со мною происходит», — подумал Тоомас Линнупоэг, усаживаясь за письменный стол. Опять он уступил. Он уступает даже Протону! Но он не стал утверждать свой авторитет в глазах малышей. Долго ли они проплавают! Известное дело, дети. Сейчас увлечены игрой, а через пять минут она им надоест до смерти.

Тоомас Линнупоэг старался сосредоточиться. Ведь он принял решение блестяще выучить уроки к завтрашнему дню. А если Тоомас Линнупоэг к чему-нибудь очень стремился, то по большей части это ему и удавалось. Так же случилось и на этот раз. Вскоре он тоже греб веслами далеко в открытом море, только это было не игрушечное море Протона, а огромный океан знаний. Остров Химия остался уже позади, а вскоре и маяк История и низменность Ботаника, но вблизи рифов Алгебры Тоомас Линнупоэг вновь услышал голоса, которые мешали ему. Что? Эти «протоны» так и не убрались во двор?!

— Решено! — сказал Протон.

— Решено! — отозвалась Анне.

— Что такое у вас решено? — спросил Тоомас Линнупоэг недовольно, потому что рифы Алгебры требовали особого внимания.

Протон обрадовался, что старший брат проявил интерес к его и Анне делам, и торопливо начал объяснять:

— Анне ради меня бросит специальность художника и тоже станет изобретателем, как я. Только мы еще не знаем, что будем изобретать: машины или очень большие телевизоры. И тогда мы купим себе по синему автомобилю и станем вместе ездить на работу, и если кто-нибудь спросит, где мы познакомились, мы скажем, что это было давно, еще в детстве.

— А-га, — кисло произнес Тоомас Линнупоэг и стал соображать, вышвырнуть ли этих «протонов» из дому силой или избрать более мирный способ. А может быть, прибегнуть к хитрости? Хитрость всегда давала самый высокий коэффициент полезного действия, и Тоомас Линнупоэг спросил, по его мнению внушительно:

— Анне, а твоя мама знает, что ты тут?

— Конечно, знает, — ответила Анне. — Я еще утром хотела прийти к Протону, но она не разрешила. Она сказала, что без приглашения идти нельзя. Когда мама послала меня играть во двор, я схитрила. Я крикнула голосом Протона: «Анне, иди к нам!» Потом крикнула в ответ своим голосом: «Сейчас приду!» А потом крикнула маме: «Протон позвал меня к себе!» И тогда мама разрешила.

Тоомас Линнупоэг был уязвлен. Он считал себя смекалистым парнем, но из слов Анне стало ясно, что подрастающее поколение еще смекалистее. Так как Тоомас Линнупоэг в этот момент имел дело с алгеброй, он начал вычислять, какими хитрыми станут ребятишки через тысячу лет. Результат получился удручающим. Расчет показал, что даже грудные дети к тому времени превзойдут его, Тоомаса Линнупоэга, уровень.

Несмотря на опасно отвлекающие помехи в лице Протона и Анне, Тоомас Линнупоэг выполнил план приготовления домашних заданий на сто семь процентов. Семь процентов составили расчеты смекалистости последующих поколений. Конечно, результаты этих расчетов ни в прямом, ни в переносном смысле не могли понадобиться в школе, но они все же обогатили общие знания Тоомаса Линнупоэга, дали ему четкую картину его возможностей.