Тоомас Линнупоэг

— О’кей! — сказал Тоомас Линнупоэг и положил трубку. До сих пор он сам подтрунивал над Пеэтером, а не наоборот. Но, как видно, Пеэтер в дни летнего заработка прошел курс подзуживания. Намек на Майю был чересчур прозрачен.

Тоомас Линнупоэг вовсе не имел намерения звонить Майе, но его рука сама собой подняла трубку и начала набирать номер. Уязвленное самолюбие подсказало Тоомасу Линнупоэгу даже вызывающие слова, которые он произнесет, когда Майя подойдет к телефону: «Алло, Майя, как ты жила эти дни? Прости, что я в последний раз не пришел, видишь ли, я вместе с Пеэтером и Тойво отправился копать канавы. Понимаешь, надо было немножко поправить свои финансовые дела. Надеюсь, ты без меня не очень скучала?» — Но и на этот раз к телефону никто не подошел. То ли аппарат был испорчен, то ли и впрямь у Майи по целым дням никого не было дома.

Тоомас Линнупоэг проявляет доброжелательность к Протону

Бабушка и Протон пришли, наконец, домой. Будь Тоомас Линнупоэг в обычном состоянии, он тотчас ринулся бы на кухню посмотреть, нет ли у бабушки в хозяйственной сумке чего-нибудь вкусненького, — надо сказать, что потребность Тоомаса Линнупоэга в сладком увеличивалась в обратной пропорции к замедлившемуся темпу его роста. Но сегодня он прилип к креслу, словно почтовая марка к конверту. Окружающее не имело в его глазах ни малейшей ценности. Тоомас Линнупоэг сидел в кресле и ругал сам себя: «Ты простофиля, ты последний дурак, ты поступаешь, словно дошкольник. Скоро даже Протон станет над тобой смеяться. Ты в самом деле глуп!»

— А я в самом деле глуп? — раздался вдруг за спиной Тоомаса Линнупоэга знакомый голос.

— Что? Кто глуп? — Тоомас Линнупоэг оторопело обернулся.

— Я — глуп? — снова спросил Протон.

— Нет-нет, — протянул Тоомас Линнупоэг, с трудом приходя в себя. Его ошеломило, что они, двое братьев такого разного возраста, одновременно думали об одном и том же. — Ты-то нет. — Тоомас Линнупоэг чуть не добавил: «Скорее я», — но вовремя прикусил язык и вместо этого спросил:

— Чего это тебе взбрело в голову?

— Бабушка сказала.

После ответа Протона было бы самое умное промолчать или произнести скупое «ааа…» Но Тоомас Линнупоэг искренне удивился:

— Бабушка?!

И в результате попал…

…в ловушку к Протону. Протон чутьем уловил, что Тоомас Линнупоэг потерял бдительность, а стало быть, его можно поэксплуатировать, и начал длинно объяснять, то есть поступил точно так же, как незадолго перед тем лучший друг Тоомаса Линнупоэга Пеэтер Мяги.

— Да, да, после рынка мы пошли к тете Тильде, и тетя Тильда угостила меня печеньем. Вначале тетя сказала «бери», и я взял одну печенюшку, мне больше и не хотелось. Но потом тетя сказала «возьми еще», и я взял, и тут мне печенье стало очень нравиться. Тетя Тильда завела разговор с бабушкой и не могла больше угощать меня, тогда я взял сам. Сразу две штуки. А когда мы ушли, бабушка сказала мне, что я глупый мальчик.

— Жизнь чертовски сложная штука, — начал философствовать Тоомас Линнупоэг, что было непедагогично.

— Видишь ли, на стол перед тобой ставят печенье, чтобы ты ел, а ты его есть не имеешь права. И имей в виду, чем старше ты будешь, тем меньше у тебя останется прав, потому что в конце концов ты еще и сам начнешь себе все запрещать.

Протон ничего не понял из этого разговора. Ему было ясно лишь одно: теперь самое время заявить о своем желании.

— Тоомас, давай поиграем в школу! — предложил он. Тоомас Линнупоэг мгновенно понял, какая над ним нависла беда. Самое простое средство отвести ее — оставить просьбу Протона без внимания. Тоомас Линнупоэг так и поступил. Но для Протона уловка брата была не в новинку, и он продолжал настаивать.

Протон за последнее лето стал невозможно упрямым. Он непременно хотел получить все, что ему вздумается, а если не получал, начинал так орать, что небо становилось черным. И Тоомас Линнупоэг вынужден был пустить в ход встречные меры. Он составил недавно руководство к противодействию из десяти пунктов, назначение которых — уменьшить чрезмерную активность Протона.

Чтобы иметь сегодня еще хоть чуточку покоя, Тоомас Линнупоэг решил прибегнуть к пункту седьмому — НУ (небольшая уступка).

Тоомас Линнупоэг взял карандаш и бумагу и написал на ней столбиком цифры для сложения.

— Сейчас будет урок арифметики, — сказал он и протянул бумажку Протону.

Две минуты в комнате стояло молчание, затем Протон произнес:

— Я не знаю, сколько будет семь плюс семь. У меня не хватает на руках пальцев.

— Посчитай пальцы и на ногах.

— Не могу. Ботинки мешают.

— Ну, тогда пуговицы на рубашке.

В комнате три минуты царила тишина. После чего Протон заявил:

— Я не знаю, сколько будет ноль плюс ноль. То ли два ноля, то ли ничего?

— Если ты хочешь играть в школу, — рассердился Тоомас Линнупоэг, — не задавай без конца вопросы. Школьники никогда ничего не спрашивают, они должны все делать сами. Потом учитель только проверяет их. Дошло?

— Дошло, — ответил Протон, — но как я могу делать сам, если я не знаю, сколько будет ноль плюс ноль?

Тоомас Линнупоэг понял, что седьмой пункт руководства к противодействию начинает его подводить, и без промедления перешел к третьему — МХ (маленькая хитрость).

— Знаешь, Протон, сказал Тоомас Линнупоэг, — тебе пора спать, настал твой «мертвый» час.

— Нет, — возразил Протон.

— Как это нет! Твой сон-старик сидит уже на краю трубы, дрожит от холода, и живот ему во-от как подвело. Тебе что, не жалко его?

На этот раз чутье не обмануло Тоомаса Линнупоэга. Протон вскочил из-за стола и быстро начал крошить булку для сон-старика. Хотя Протону исполнилось уже шесть лет, он все еще оставался круглым дурачком. Тоомас Линнупоэг не в состоянии был понять, как может братишка в таком возрасте все еще верить в сон-старика, но Протон — мог. Протон был уверен, что сон-старик каждый день появляется на краю трубы, сидит там, подогнув ноги, и дожидается, когда Протон заснет, чтобы принести ему сновидения и слопать накрошенную булку. И только один Протон точно знал, как выглядит сон-старик. Его сон-старик был таким же толстым, как Карлсон, только симпатичнее, с пухлыми розовыми щеками, и принимался плакать каждый раз, когда Протон не засыпал.

Через некоторое время пришла бабушка и сказала:

— В кои-то веки и от тебя польза, уложил спать братишку.

Тоомас Линнупоэг только плечами пожал, ничего другого такая похвала и не заслуживала. Несравненно больше его обрадовала возможность снова спокойно развалиться в кресле.

Тоомас Линнупоэг — ученик девятого класса

Когда Тоомас Линнупоэг добрался до своей новой школы, звонок еще не прозвенел. И хотя Тоомас Линнупоэг суеверием не отличался, такое предзнаменование было для него все же приятным — может быть, в новом учебном году он избавится наконец от титула короля опаздывающих.

Но когда он вошел в класс, там его ждало предзнаменование совсем иного рода и далеко не столь приятное. На первой парте сидела Вайке Коткас, она встретила Тоомаса Линнупоэга такой обворожительной улыбкой, словно между ними и не было девяностодевятилетней войны. Почему Вайке Коткас тут сидит? Что это значит? Она ведь собиралась пойти в школу с языковым уклоном. А рядом с Вайке Коткас расположилась Вийви, верная Вийви, она тоже улыбалась, правда, не столь вызывающе-демонстративно, зато с почти материнской нежностью и заботливостью, так что невольно вспоминалась манная каша. От этих глупых улыбок у Тоомаса Линнупоэга вдруг возникло предчувствие, что ему предстоит тяжелый, очень тяжелый год.

Майя еще не пришла, зато были на месте лучший друг Тоомаса Линнупоэга Пеэтер Мяги и сидевший позади него Тойво Кяреда.

— Чего ты думаешь, старик? Занимай свое прежнее место, — Пеэтер Мяги сделал приглашающий жест.

Тоомас Линнупоэг сел рядом с Пеэтером. Тойво Кяреда похлопал Тоомаса Линнупоэга по плечу и сказал: