Страница 314 из 365
- Ты видел, чтоб беляк цветному слово держал? - презрительно посмотрел на него Чолли. - Долг на мне остался, пахал я по-прежнему. Но у меня дом был, семья. Весной ещё ничего, а летом... Найси родила уже, кормила. Доить не ходила. А я как приду, так мою уже выдоили. И забрать не моги. В контракте не оговорено. Бери его молоко, а оно в счёт идёт. И всё круче, да круче. Приедет когда... дети от него под кровать прятались. А осенью... приехали к нему. Охотники все, дружки его. Пили, ели, веселились... Мне их веселье по хрену, я своё сделал, лошадей им к ночной охоте, любили они по ночам охотиться, подготовил и домой. А тут он, посмотрел так и говорит... говорит, что раз я двоих тогда из питомника привёз, то этот и следующий, кто родится, его. Я стою, смотрю на него. И эти кругом... рожи беляцкие. Ржут. Я смолчал. И домой. Тогда обошлось. Ну, думаю, перепились и старое вспомнили. Не чухнулся, дурак старый.
- Не такой уж ты старый. Седой только, - усмехнулся Тим. - Сколько тебе?
Усмехнулся и Чолли.
- Я без номера. Врач сказал, что тридцать. Я и не спорил. А седеть я ещё на тех ножницах стал. Ну, питомник добавил. И Хэллоуин.
- А в Хэллоуин что?
- А всё то же. Приехала опять вся кодла, чтоб им... И меня опять из конюшни. - Чтоб им всем... - Чолли длинно выругался. - И он мне говорит, что всё кончилось и чтоб сука со щенками завтра же в бараке были. Я только рот открыл, мне врезали. Как тогда. И опять меня сапогом за челюсть поддел. "Ты что, - говорит, - Бычок, про ножницы забыл? А раз ты так разлуки боишься, то и клейма недолго сделать. Будшь с рабами в бараке."
- Ни хрена себе! - выдохнул Эркин.
У Тима еле заметно напряглось лицо.
- И что ты? - тихо спросил Тим.
- А ничего. Дети на мне. Смолчал. Побили они меня. Немного. Хозяин сказал им, чтоб без увечий. И говорит: "Иди, трахнись напоследок". Я, как положено, поблагодарил его...
- На колени встал? - хрипло от перехватившей горло судороги спросил Эркин.
- И встал, и сапоги ему поцеловал. Я б и не то сделал. Чтоб до дома дойти. Дошёл и... словом, в чём были, ушли. Через парк к дороге. Стёпка - дурак, сволочь. Я через парк шёл, нёс их обоих, Найси следом с мальцом на руках. Они ж, сволочи, чуть не настигли нас, домик мой подожгли, думал, нагонят, листвы-то ж уже нет, от пожара светло.
- Не нагнали?
- Раз я здесь, значит, не нагнали.
Чолли достал из кармана сигаретную пачку, заглянул в неё и удивлённо выругался.
- Кончились. Чёрт, я только... только вчера выкупил.
Эркин молча протянул ему сигарету. Чолли кивком поблагодарил и взял, закурил.
- Дальше что, дальше просто. На дороге русского грузовика дождались и до комендатуры. И стал я визу клянчить. Пока выпросил, пока ждал... как мы с голоду в этом чёртовом городе не подохли, сам не знаю. Это здесь... отъедаемся. Ладно. Это всё по фигу.
- А что? - спросил Эркин. - Тебя в промежуточный лагерь не отправили?
- Не пустили, - поправил его Чолли. - Я ... сам не русский, ни жена, ни дети... и не хлопотал за меня никто. Ну ладно, тех восемнадцать моих и четверо Найси, их мне не спасти, ничего не знаю даже, но меня ж... меня ж как раба, а он свободный! - выкрикнул Чолли...
...Эркин вздохнул, словно просыпаясь. Невесомая тяжесть головы Алисы на его плече, мягкое теплое тельце, запах от её головки... Женя улыбнулась.
- Ты что, Эркин?
- Так, ничего. На обед скоро идти. Я думаю, Женя, я тогда в баню после обеда схожу, а как маршрутку получим, вещи заберём. А то после ужина можем и не успеть.
Женя кивнула.
- Хорошо. Сделаем так.
Алиса вздохнула.
- Эрик, а дождь когда кончится?
- Не знаю, - пожал он осторожно плечами. - Этого никто не знает.
- А почему?
- Началось, - рассмеялась Женя. - Потому что дождь от людей не зависит.
- А почему? - повторила Алиса с упрямо-лукавым выражением.
- Дождь из тучки идёт, - объяснила Женя, оглядывая рубашку Эркина. - Ну вот. Какая ткань хорошая. Ни сносу ей, ни чего ещё. Эркин, тут вот какое дело.
Она слегка понизила голос, и Эркин, не выпуская Алисы, подался к ней.
- Алиса растёт. Я все её вещи взяла. Я думаю, что получше, а её уже мало, я отдам Зине для Кати. Ты как? Не будешь против?
- Нет, конечно, - кивнул Эркин. - И... и если так, то, может, Найси, ну, жене Чолли, у ней совсем ничего нет.
- Женя кивнула.
- Да, я уже думала. У нас простыня есть, она стираная, мягкая, как раз на пелёнки малышу. И не Найси она, - улыбнулась Женя, - а Настя. Анастасия. Правда, красивое имя?
Эркин подумал и согласился.
- Да, красиво.
Алиса, не слушая их, держала двумя руками ладонь Эркина, перебирала его пальцы, что-то шёпотом приговаривая. Играла.
- Ну, - Женя посмотрела на свои часики. - Десять минут до обеда. Давай собираться. Алиса, одевайся.
Алиса нехотя слезла с колен Эркина и, сопя, стала натягивать ботики, шапочку, пальто. Женя помогла ей справиться с самыми трудными пуговицами, получше натянула шапочку, закрывая лоб и уши.
- А теперь иди и подождёшь у двери, на двор без нас не выходи. Поняла?
Алиса кивнула. Когда она вышла, Женя быстро пригладила волосы, надела пальто и повязала шаль. Эркин взял свою куртку и вышел следом за ней, одеваясь на ходу.
Оставшись одна, Нюся вылезла из-под одеяла и натянула платье. Спрыгнула вниз, обулась. И вместо того, чтобы надеть пальто, взяла с тумбочки маленькое круглое зеркальце. Тётя Женя добрая, разрешила ей брать его смотреться, даже специально на виду оставляет. Нюся придирчиво рассматривала себя в зеркальце. Конечно, тётя Женя красивая. Эрик недаром глаз с неё не сводит. А вот она... она некрасивая. И никому не нравится. И худая. Мощи, как её в бане назвали. Одни кости торчат, а женщина должна быть пухленькой. Нюся вздохнула и положила зеркальце на место. Взяла яблоко. Бананы свои - пять штук - она съела сразу в первый же день, как выдали. И апельсины за два дня, их тоже пять штук было. А яблоки ещё есть. Но это все так, в два дня всё съели. И по всем казармам теперь сушат апельсиновые корки. Для запаха и в вещи положить, чтоб не заводилась моль. И она сушит, хотя вещей у неё нет. Нюся поправила разложенные на тумбочке корки, переложила высохшие на свою подушку. Пусть подушка пахнет апельсинами.
На дворе холодный порывистый ветер, ледяная крупа и холодный дождь. Низкие серые тучи плотно затягивали небо. Всё мокрое, скользкое, холодное.
У входа в столовую Эркин увидел Тима.
- Привет, ну как?
Тим озабоченно кивнул.
- Привет. Врач был, говорит, что уже не страшно. Но ещё два дня чтоб не выходили.
Женя сочувственно вздохнула.
- Ну, ничего. Как это они ухитрились?
- Лужу измеряли, - хмуро ответил Тим и не выдержал, улыбнулся. - До колена там или нет.
- Дети, что с них возьмёшь? - сказала Женя и строго посмотрела на Алису.
- Я не мерила, - сразу сказала Алиса. - И там до колена нигде нет.
- А ты откуда знаешь? - подозрительно спросила Женя.
- Ну, я ж видела, там дядя Антон прошёл, а его сапоги ниже коленки, а он не зачерпнул.
- Мой бы так соображал, - пробурчал Тим.
- Так Димка и спорил, что там неглубоко.
- Вы ещё и спорили? - удивился Эркин.
- Ага. Димка две конфеты выиграл, - Алиса, считая инцидент исчерпанным, побежала занимать место.
Тим и Эркин переглянулись и засмеялись уже оба. Так, смеясь, и вошли в столовую.
Женя за обедом особенно строго делала Алисе замечания, хотя о споре не вспоминала. Алиса, изредка поглядывая на Эркина, мужественно терпела воспитание.
С обеда пошли в барак. И пока Женя укладывала Алису, Эркин взял чистую смену и банный узелок. Алисе хотелось попросить его посидеть с ней, но, когда мама сердится, то лучше перетерпеть.