Страница 274 из 365
- Надевай-надевай, - улыбнулся Жариков. - Это мой спортивный костюм. Сейчас я носки ещё найду.
Андрей чуть ниже и намного тоньше, костюм был ему заметно велик, но это волновало Жарикова меньше всего.
- А теперь садись и ноги себе водкой разотри, ступни, пальцы. Вот так. И носки надевай, - он дал Андрею толстые шерстяные носки, быстро разобрал постель. - И ложись теперь. Я сейчас чайник поставлю, попьёшь горячего, прогреешься изнутри.
Андрей послушно лёг, Жариков накрыл его одеялом, подоткнул со всех сторон. И, взяв чайник, ушёл за водой.
Когда хлопнула дверь, Андрей осторожно огляделся. Он впервые был в комнате врача. Шкаф у стены... как у них... стол у окна, такой называется письменным - он знает - книги на столе, стопками и россыпью.... Ещё стол посередине, стулья... на стене над письменным столом картина, нет, вроде фотография... или картина? И над кроватью, так, чтобы лёжа видеть, тоже... Это уже картина. Женщина с ребёнком на руках идёт по облакам... совсем маленький ребёнок... и одежда странная... Кожа горит, будто опять визажисты обработали, и жарко... Андрей стал выпутываться из-под одеяла, и за этим занятием его застал Жариков.
- Э-э, нет, - весело сказал он, ставя и включая чайник. - Лежи и грейся!
- Горит всё, - робко возразил Андрей.
- Так и надо, - улыбнулся Жариков и присел на край кровати. - Ты промёрз сильно и промок. Тебе надо прогреться, иначе заболеешь. Ты же всё это уже знаешь, на курсах же объясняли.
Андрей неуверенно кивнул.
- Это называется простуда, да?
- Правильно, - кивнул Жариков. - Так что лежи и грейся.
- Мне... - Андрей, не договорив, вздрогнул, передёрнул плечами в ознобе.
Жариков поправил ему одеяло.
- Ничего, всё в порядке.
- Да, - Андрей, лёжа на спине, смотрел на него. - Он... он мёртв? Вы не отдадите меня ему?
И замер, ожидая ответа.
- Он мёртв, - спокойно сказал Жариков, игнорируя второй вопрос. - Скоро год, как его убили.
- Это хорошо, - ответил Андрей, закрывая глаза.
Жариков молча посидел возле него, пока не закипел чайник. Когда забилась, застучала крышка, он встал, и веки Андрея остались неподвижными. Жариков заварил умеренно крепко - к "настоящей" заварке парни ёщё не привыкли - и достал банку с малиной. Спиртного, пожалуй, лучше не давать - реакция непредсказуема. И аспирина не надо - реакция на таблетку предсказуема, но не желательна. А у парня не только переохлаждение, и таблетка потянет ненужную цепь переживаний. Он налил чай в большую фарфоровую кружку. Крепкий сладкий чай с малиной - домашнее средство - и прогреет парня изнутри, и никаких нежелательных ассоциаций.
- Андрей, - Жариков снова сел на край кровати, через одеяло нащупал плечо Андрея, мягко пожал.
Андрей открыл глаза, заморгал, явно вспоминая, где он и что с ним. Слабо улыбнулся.
- Ну, вот и молодец, - ответно улыбнулся Жариков. - Теперь выпей. Это чай с малиновым вареньем.
Андрей медленно сел и протянул руку за кружкой.
- Осторожно, он горячий.
Андрей кивнул и взял кружку двумя руками. Отпил. Поднял на Жарикова одновременно затуманенные и блестящие глаза.
- Спасибо, Иван Дормидонтович, вы так возитесь со мной, мне неловко...
Жариков улыбнулся.
- Есть такая фраза. Неловко надевать штаны через голову, сидя под столом. Понял?
Андрей свёл брови, сосредоточенно сделал ещё два глотка и пожал плечами.
- Но штаны не надевают через голову. Я... я не так понял?
- Ты понял всё правильно, - засмеялся Жариков.
Андрей кивнул. Он пил маленькими медленными глотками, полуприкрыв глаза. Допив, отдал кружку Жарикову.
- Ну вот, а теперь ложись и спи.
Молчаливая послушность Андрея, тут же сползшего под одеяло, насторожила Жарикова. Неужели всё-таки срыв? Но Андрей, уже лёжа, вдруг позвал его:
- Иван Дормидонтович.
- Что, Андрей?
- Я... я виноват, я знаю, но... но я не смог.
- Ты ни в чём не виноват, - твёрдо ответил Жариков.
- Нет, я знаю. Я... я ведь мог убить его и... и не сделал... этого.
- Что?! - не сдержал удивления Жариков. - Кого?!
- Большого Дока, - Андрей говорил, не открывая глаз и начиная перемешивая русские и английские слова. - Это его фотографию Чаку показывали. Я... я расскажу вам...
- Может, потом? - осторожно предложил Жариков, опасаясь бреда.
- Нет! - почти крикнул Андрей. - Потом не смогу. Только... вы только... только возьмите меня за руку.
Андрей высвободил из-под одеяла правую руку и, когда Жариков накрыл его узкую изящную кисть своей широкой ладонью, ловко переплёл свои пальцы с пальцами Жарикова, блеснул из-под ресниц быстрым взглядом.
- Мы... мы так делаем, когда... когда вместе, когда заодно, ну...
- Я понял, - тихо ответил Жариков. - Спасибо, Андрей.
- Да... - Андрей сглотнул. - Я... я ведь, как по-русски, нет, не могу, нет этого в русском, - и перешёл уже полностью на английский, - Ну, когда сортировали на элов и джи, он, нет, ещё раньше. Он отобрал тогда меня и ещё, нас десять всего было, на эксперимент, как раз перед тем, как семя убить, я не знаю, что за... эксперимент, но он сказал, чтобы из нас делали джи, на всякий случай, вдруг, он сказал, вдруг не так получится, и потом меня... меня исследовали... это очень больно... и потом, ну, когда он приезжал, нас, кого он отобрал, нас всё меньше было, трое сразу умерли, и потом умирали, нас брали... на исследование. Положат, привяжут и колют, я только сейчас, здесь уже понял, почему так больно было. Не вкалывали, а... а выкачивали. Воткнут и поршень тянут, - Андрей открыл глаза, посмотрел на Жарикова и сказал по-русски: - Ну, как из ампулы, когда инъекции готовишь, - Жариков кивнул, и Андрей продолжил снова по-английски, закрыв глаза и морщась, будто и сейчас испытывая боль. - Называли... проба, взять пробу, это очень больно, от боли и умирали, заходились, - и снова по-русски: - болевой шок, правильно? - и опять по-английски: - Остальное всё, как у всех, и картинки туманные, и вся обработка, и учёба, и работа. А когда, ну, на последнюю сортировку он приехал, и опять всё это, а потом день, да, день дали отлежаться, и опять привели к нему, нас уже... очень мало осталось. Он сам осмотрел нас и... и взял меня... на проверку, на ночь, я всю ночь у него был, мне... у меня болело так, а он... он работать мне велел, а утром сказал, что я обычный джи... и чтоб меня и остальных, кто выжил, я запомнил, сняли с контроля и реализовали в общем порядке...
Жариков чувствовал, как по спине ползёт холодок, но заставлял себя сидеть неподвижно, а Андрей всё говорил:
- Ночью когда он отвалился от меня, заснул, было так больно, и... я лежал, рядом лежал и... я не накрыл его подушкой, он крепко спал, я бы смог, я хорошо это умел, ну, как все наши, но... я боялся его, его все боялись, и врачи, и надзиратели, они все по его слову всё делали, будто рабы его... я же мог убить его, и... я же... я не нужен ему был, ну, я же работал уже, в учебке, меня часто брали... и заказывали, и... ну, я... ну, чувствуешь, как с тобой, я для него как кукла был, он больно делал просто так, даже не для удовольствия... есть такие, я знаю теперь, - и по-русски: - садисты, - и снова английский: - щипали, царапали, кусали, бьют иногда, но это очень дорого стоит, и для таких специальные Паласы были, а в обычном тройная цена, а он... нет, он мне руку завернул, чуть не сломал и... и даже не заметил... ему не я был нужен, он даже удовольствия не хотел... - Андрей вдруг раскрыл глаза, недоумевающие, страдальчески блестящие, и продолжал уже по-русски: - Он, я понял, он и там эксперимент ставил. Иван Дормидонтович, он... его тоже врачом называли, как он мог, как?! Он - человек? Я... я тогда лежал рядом, смотрел... старый, в морщинах, и... и с виду человек, я... я не смог... я... - на глазах Андрея выступили слёзы. - Я не смог, а он... он же и дальше мучил, других, о нём, я такое слышал, говорили... Один врач сказал, они при нас многое говорили, будто мы... неживые, что он, Большой Учёный, что он ради науки, ради... ради идеи даже жену не пожалел, даже сына, а другой говорит, что его сын жив, и этот ответил, что лучше быть по-настоящему мёртвым, чем так, и засмеялись оба... Они, ну, ладно, они... Они, как все, но он... Я теперь знаю: учёный - это не ругательство, нам на курсах рассказывали, а он, разве он - человек? И... и я не смог, - Андрей всхлипнул. - Я не смог его убить. Почему? Ну...